Покровитель для Ангела
Шрифт:
Если честно, мне хочется под землю от стыда провалится, когда этот бандит руки мои при всех осматривает, зачем-то задрав свитер до самых локтей. Бакиров строго так смотрит, пристально, не давая и шанса вырвать руки из его огромных лап и почему-то знатно чертыхается, когда видит мои ожоги. Его взгляд темнеет, и я сжимаюсь в тугой комок у стены, однако уйти мне никто не дает.
– Иди сюда.
Я не понимаю, что происходит, пока в одну секунду Михаил Александрович меня на руки не подхватывает, просто как пушинку! Он делает это с легкостью, тогда как я начинаю паниковать.
– Не…нет!
– Цыть. Не пищи.
Его руки словно из стали сделаны, и как я не стараюсь вырваться, Бакиров сильнее. Он держит меня, подхватив под колени и за спину, несет, прижимая к себе, точно медведь. У меня нет ни шанса, ни одного.
Невольно запах его вдыхаю, оказавшись близко к груди. Сигареты и мускус, очень приятный мужской одеколон. Хвоя и крепкий кофе. Застываю. Боже, что делать, куда он меня несет…
Звенят ключи, и вскоре дверь открывается.
Михаил Александрович меня в свой кабинет заносит. Я понимаю это сразу по стойкому запаху кофе и сигарет в этой комнате. У стены черный кожаный диван стоит, на который он меня усаживает, как куколку.
Алена следом заходит, прикрывая дверь. В ее руках какая-то коробка, а у меня слезы в глазах, хоть и я стараюсь выглядеть спокойной.
Руки невыносимо уже просто болят, и я бы разревелась в голос, если бы была одна, а так сцепляю зубы.
Терплю, не хочу, чтобы они видели мою слабость, особенно Бакиров, который и так уже похоже, едва сдерживается, чтобы меня не выкинуть отсюда.
– Ален, обработай и валите.
– Я? Вы что нет, я крови боюсь, Михаил Александрович!
– Я пойду…
Срываюсь с дивана, но тут же жалею об этом.
– Сидеть!
Нет не просьба. Приказ, заставляющий меня обратно сесть на диван и притихнуть от громового низкого баритона Михаила Александровича.
Дышу через раз, особенно когда Алена выходит, и я остаюсь наедине с этим бандитом. Тут же вспоминаю слова Вадика. Не смотреть на Бакирова, а то он взбесится, может даже ударить!
Вперяю взгляд в пол и слышу только, как мужчина стул берет, и подходит ко мне. Близко, слишком близко.
Замечаю в его руках эту самую коробку, которую он быстро открывает, а там медикаменты. Бинты, мази разные, жгуты, таблетки. О, это как раз, то что мне надо.
– Давай руки сюда.
– Зачем?
– Обработать надо, не то снова свалишься.
Поджимаю губы. Он все же думает, что я слабая, а я не слабая! Я сильная и самостоятельная уже давно!
– Не свалюсь. Я сама могу обработать! Я буду на врача учиться.
Поднимаю взгляд и сразу жалею. Бакиров смотрит прямо на меня, в упор своими карими темными глазами. От него аж валит эта сила и опасность, которая меня до жути просто пугает.
Прижимаю руки к себе. Отодвигаюсь чуть дальше на диване от него. Не хочу, чтобы касался меня, мне страшно. Он выглядит как какой-то бешеный медведь, огромный и жуткий, весь в этих своих татуировках. Ужас.
– Врач, значит. Ну-ну.
Тут же в меня летит эта самая аптечка, которую я ловлю на лету, шипя от боли в пальцах. Отлично. Мне как раз
надо практиковаться!Бакиров поднимается, идет к столу, садится за большое кресло, закуривает. Я же хватаю эту коробочку и быстро в ней шарюсь. Не аптека конечно, но мазь все же одну нужную нахожу. Противовоспалительная сильная, и должна мне помочь.
Разматываю бинты на руках, осторожно поглядывая на бандита. Он сидит напротив и курит, тогда как я начинаю кашлять. Едкий дым забивается в нос, и горло от этого жутко першит. Про проветривание комнаты, похоже, тут никто не слышал, так как окно тут всегда закрыто.
Кашлю снова и снова, машу рукой перед лицом, пытаясь высушить выступившие от дыма слезы, и тогда Михаил Александрович недовольно тушит явно недокуренную сигарету.
– Спасибо. Так гораздо лучше.
– Тебя в теплице вырастили?
Спрашивает на полном серьезе.
– Нет, просто дым очень едкий. Вы всегда только курите?
– Да.
Чеканит коротко, мрачно.
– Почему? Это же вредно для здоровья!
– Жить тоже вредно для здоровья.
Поджимаю губы, похоже, Бакирова не переспоришь, да и бесить его не хочется, судя по тому, как он смотрит на меня, я его уж больно сильно раздражаю. Я бы могла ему целую лекцию про вред курения прочитать, да вот только боюсь, этому бандиту мои доводы не полезнее подорожника ко лбу будут.
– Аай!
Шиплю от боли. Каждое движение пальцами аж в голову ударяет, и кажется, я переоценила свои силы, когда говорила, что смогу перевязать руки сама. Если бы хоть одна была повреждена, а так обе…
– Быстрее.
Чеканит Бакиров, и я теряюсь. Мазь то я нанесла, но как ни стараюсь забинтовать руки, не могу. Боль просто адская, да и неудобно.
– Сейчас…
Мучаюсь еще минуту и кажется, Михаил Александрович теряет терпение. Сжимаюсь вся, когда мужчина поднимается и молча подходит ко мне. Он не говорит. Просто берет стул и садится напротив.
– Дай сюда руки.
– Я сама могу!
– Сиди уже блядь, не дергайся.
Разрешения никто не спрашивает, и уже через минуту Михаил Александрович с легкостью забинтовывает обе мои руки, притом с ловкостью хирурга. Я же даже не двигаюсь и честно, дышу через раз.
Мельком только поглядываю на Бакирова. Он, конечно, страшный, но не урод все же. Жуткий просто какой-то, брутальный, строгий, грубый. Обласканная любовью только мамой и бабушкой, мне всегда в присутствии мужчинам страшновато и неловко, однако рядом с Михаилом Александровичем это чувство умножается раз так в сто.
Я просто не могу быть спокойной рядом с ним, у меня аж сердце замирает, когда прямо сейчас он перематывает мою небольшую ладонь, держа ее в своей огромной лапе.
У Бакирова черная рубашка на груди расстегнута на две пуговицы, и открывает вид на мощную смуглую шею. Закатанные рукава до локтей показывают сильные волосатые руки с крупными ладонями с обилием татуировок. Они начинаются на фалангах грубых пальцев, проходят по ладоням, словно ветки окутывают его крупные кисти. Что изображено на этих рисунках, не знаю. Какие-то знаки, кресты, картинки.