Покуда я тебя не обрету
Шрифт:
Папа хотел сказать «тяжеловес», понял Джек с первого же взгляда, – Гуго колдовал над черным «мерседесом», полировал значок на капоте рукавом собственной белой рубахи. Одет он был скорее как официант, чем как водитель лимузина или санитар (его подлинная должность). Но даже белая рубашка с длинными рукавами не обманула Джека – перед ним стоял бодибилдер.
Его старшая сестра Вальтраут вышла низкорослой и крепко сбитой, а вот из Гуго получился настоящий великан. Он, кроме того, старался сделаться еще огромнее – накачал себе мощные плечи и шею, толще Уильямовой талии. Завершала чудовищную картину бритая голова – впрочем, куда деваться, видимо, такая стрижка идет Гуго
– Но ты не жалей Гуго, – сказал Уильям, – потому что собака дорого заплатила за свой неуместный аппетит.
Позднее доктор Хорват рассказал Джеку, что Гуго попросту убил обнаглевшего пса.
С первого же взгляда было ясно, почему Гуго поперек горла доктору фон Pop и доктору Крауэр-Поппе. Образованные женщины с утонченной душевной организацией не выносят таких мужчин; что там – женщины вообще редко смотрят в сторону подобных типов. И правильно делают – Гуго не только выглядел как профессиональный телохранитель, но и был им по «душевной организации».
В Кильхберге молодые медсестры Уильяма выстраивались брить в очередь, а на Гуго не обращали ни малейшего внимания; медсестры постарше, включая Вальтраут, попросту им командовали – не говоря уже о врачах и начальстве. Гуго был просто здоровенный громила, он и не знал, как иначе себя вести. С другой стороны, уж Гуго-то знает, где в Цюрихе лучший спортзал, подумал Джек, да и в Уильяме, сразу видно, души не чает – тем более что благодаря ему имеет некоторый успех у некоторых женщин (ведь он сопровождает изысканного джентльмена, красавца Уильяма Бернса, к проституткам; те же, зная это, не могут его не уважать).
– Гуго! – воскликнул папа, увидев его у «мерседеса»; таким тоном говорят лишь с закадычными друзьями. – Знакомься – это мой сын Джек, der Schauspieler! [29]
Точно так же папа представлял Джека пассажирам автобуса номер 161 – он настоял, чтобы они с Джеком и доктором фон Pop отправились в Цюрих на общественном транспорте. Уильям гордился тем, как хорошо знает автобусную сеть Цюриха и окрестностей, и хотел показать Джеку, как он обычно передвигается между городом и лечебницей. И с Вальтраут, и с Гуго они ездят в город именно на автобусе, а черный «мерседес» используется только для ночных вояжей.
29
Актер (нем.).
Большинство пассажиров знали Уильяма, и он представил Джека всем.
– Я видел все ваши фильмы, – сказал Гуго Джеку. – Мы их смотрим вместе с Уильямом. Они нам никогда не надоедают! – воскликнул он и долго тряс Джеку руку.
Джек заметил, как переглянулись фон Pop и Крауэр-Поппе – возможно, «надоедают» тоже пусковой механизм в известных ситуациях. Но сейчас все прошло на ура, папа улыбался до ушей и пытался прыгать, правда, из-за таблетки это скорее выглядело как покачивание из стороны в сторону (видимо, она начала действовать).
– Я не прощаюсь с тобой, Джек, – сказал он и обнял сына за шею, положив голову ему на грудь (голова легкая, как у ребенка).
– И не надо, Уильям, – сказала доктор фон Pop. – Скажите ему просто bis morgen «до завтра», ведь завтра вы его снова увидите.
– Bis morgen,
папкин.– Bis morgen, – шепнул ему в ответ отец. – Я уже вижу, как укутываю тебя на ночь, милый мой малыш, или скорее это ты укутываешь меня.
– Боюсь, сейчас пришла пора Гуго укутать вас на ночь, Уильям, – заметила доктор Крауэр-Поппе.
– О, как я рад! – сказал Уильям, отпуская Джека.
Тот поцеловал отца в губы – не раскрывая свои, как его научила Хетер. Уильям поцеловал Джека в ответ точно так же.
– Я знаю, чем ты занимался, сынок! Ты целовался с сестрой!
Тут Джек решил рискнуть – да, это был риск, но время он выбрал, кажется, подходящее. В конце концов, рядом Гуго и врачи, если что, справятся.
– Я тебя люблю, папкин, – сказал он отцу, не думая даже, служит или нет глагол «любить» пусковым механизмом. – Я люблю тебя, и я люблю каждый дюйм твоей шкуры! Правда-правда.
Гуго едва не замахнулся на Джека; доктора фон Pop и Крауэр-Поппе пристально смотрели на Уильяма – интересно, как он сейчас отреагирует на слово «шкура»? Сработает ли пусковой механизм, который обычно нельзя остановить, или же вдруг это слово неожиданно стало приемлемым?
– Повтори, что ты сказал, Джек, – сказал отец. – Если тебе не слабо, повтори.
– Я люблю тебя, и я люблю каждый дюйм твоей шкуры! – повторил Джек.
Уильям Бернс приложил руку к сердцу и улыбнулся Гуго и докторам, не глядя Джеку в глаза.
– Отчаянный парень, а? Настоящая оторва! – обратился отец ко всем присутствующим.
– Мне сложно судить, мы еще мало знакомы, – сказала доктор фон Pop.
– А я вообще занимаюсь только таблетками, – сказала доктор Крауэр-Поппе.
Уильям чувствовал себя отлично – он держал руку у сердца для того, чтобы чувствовать, как оно бьется.
– Мой дорогой малыш, а я люблю тебя и каждый дюйм твоей шкуры! Пожалуйста, не забудь позвонить сестре.
И внезапно все заметили, как силы оставили Уильяма. Гуго помог ему сесть на заднее сиденье «мерседеса»; в машине Уильям показался совсем крошечным – словно семилетний мальчик, собирающийся в первый раз в первый класс. Бодибилдер пристегнул его ремнем и сел на свое место, но перед этим подошел к Джеку. Он пожал ему руку (Джек подумал, на сей раз он ему ее оторвет) и сказал:
– Он прав, вы совершенно отчаянный парень, реально без башни!
И они уехали.
– Bis morgen! – крикнула им вслед доктор Крауэр-Поппе.
– А теперь я ловлю такси и еду домой, – сказала доктор фон Pop Джеку. – Я живу на другом конце города.
Ближайшая стоянка такси располагалась на Бельвюплац, туда Джек и доктор Крауэр-Поппе и проводили доктора фон Pop. Женщины поцеловались на прощание.
– Джек, можете быть уверены, молния в меня никогда не попадала, – сказала Джеку доктор фон Pop. – Во всяком случае, в голову. Другое дело, что ваш отец, я полагаю, поразил меня в самое сердце!
Доктор Крауэр-Поппе и Джек перешли через мост Квайбрюке, направляясь в сторону отеля «Шторхен».
– Может быть, мне вас проводить? – спросил Джек.
– Во-первых, я живу рядом с вашим отелем, – сказала она, – во-вторых, вы ни за что не найдете потом дорогу домой. Улицы узкие и расходятся во все стороны.
– Сколько лет вашим детям? – полюбопытствовал он.
Какая красивая ночь, городские огни мигают им и отражаются в речке Лиммат.
– Одному сыну десять, другому двенадцать, – ответила она. – Если бы мне пришлось расстаться с ними, как вашему отцу, я бы покончила с собой или, если бы мне повезло, оказалась в Кильхберге либо в другом подобном заведении. Я имею в виду, не в качестве врача.