Покушение на шедевр

Льюис Блэк протер глаза, как будто не мог поверить в то, что они говорят ему правду. Он сделал три шага влево, потом три шага вправо. Затем подошел к картине так близко, что едва не уткнулся носом в холст.

— Это продается? — наконец спросил он.

— Да, — ответил Пайпер. Он не думал, что тактика затягивания, которая была использована им в случае с Маккракеном, сработает и с Блэком. Этот клиент мог попросту исчезнуть.

— Пятнадцать тысяч, — сказал Блэк, сунув руку в карман, словно хотел проверить, хватит ли у него при себе наличных.

— Фунтов или долларов? — спросил Пайпер.

— Долларов, — ответил Льюис Блэк.

— Фунтов, — сказал Пайпер. Он не очень хорошо считал в уме — счетами занимался Декурси, — но знал, что фунт гораздо дороже доллара.

— Долларов, — снова сказал Блэк.

— Фунтов, — повторил Пайпер.

— Долларов, — повторил Блэк. Пайперу показалось, что он способен твердить свое целый день.

— Четырнадцать, — сказал Пайпер.

— Четырнадцать чего?

— Простите, четырнадцать тысяч фунтов. Я скинул вам целую тысячу, мистер Блэк.

— Десять, — сказал Блэк.

— Десять чего?

— Десять тысяч фунтов, простите, — сказал Льюис Блэк.

Пайпера порадовало то, что они наконец переключились на фунты. Пожалуй, Английский банк мог бы им гордиться.

— Четырнадцать тысяч фунтов. — Он решил гнуть свою линию.

— Одиннадцать, — сказал Блэк.

— Тринадцать, — сказал Пайпер.

— Двенадцать, — сказал Блэк.

— Разницу пополам, — сказал Пайпер, который в случае необходимости согласился бы и на десять. В конце концов почти все эти деньги были чистой прибылью. — Двенадцать с половиной тысяч фунтов.

— По рукам, — сказал Льюис Блэк. Но то, что он произнес потом, было музыкой для ушей Пайпера. — Эта самая леди Ланчестер на картине, — сказал он, кивая на портрет своей жены. — Ваш Рейнолдс, случаем, не рисовал ее больше? Или еще кто-нибудь в его время?

Пайпер почувствовал себя золотоискателем, после долгих поисков наткнувшимся на богатую жилу благородного металла. На Олд-Бонд-стрит словно пришла калифорнийская золотая лихорадка.

— Я проверю в нашей библиотеке, — пообещал он Льюису Блэку, — но, по-моему, существуют еще два портрета леди Ланчестер — один из них также написан Рейнолдсом, а второй, кажется, Гейнсборо. Вы хотите, чтобы я попробовал отыскать их для вас?

Комната для переговоров была очень маленькой. Окон не было. Единственная голая лампочка бросала на присутствующих скудный свет. За время заключения Хорас Алоизиус Бакли потерял в весе. Лицо у него вытянулось. Серая арестантская одежда выглядела на нем странно — она была на несколько размеров больше, чем нужно, и потому куртка болталась на плечах, а штаны сидели мешком.

— Хорас, — сказал его компаньон Джордж Бригсток, — суд по твоему делу может состояться раньше, чем мы думали. Два дела, назначенных к рассмотрению в Центральном уголовном суде, пришлось отложить. Нам следует немедленно обсудить все с адвокатом.

При известии о том, что суд над ним может состояться раньше, чем ожидалось, Бакли содрогнулся. По ночам, когда он ворочался у себя в камере на продавленном матраце, ему иногда снились судьи в черных шапочках, которые гнались за ним по нефу собора, требуя остановиться, чтобы они могли огласить приговор.

— Какие у тебя предложения, Джордж? — спросил Бакли.

— Обвинение будет представлять сэр Руфус Фитч. Ты знаешь сэра Руфуса, Хорас?

Снаружи раздавались громкие шаги надзирателя, расхаживающего туда-сюда по каменному полу коридора. Юридическая фирма «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл» не занималась уголовными делами, но круг лондонских законников очень тесен.

— Я встречался с сэром Руфусом, Джордж. Он показался мне довольно напыщенным.

— Тебе нужен адвокат. Что ты скажешь о сэре Идуэле Гримбле? — спросил Бригсток, сверившись с лежащим перед ним листом бумаги. — Говорят, он очень хорош в таких делах.

Хорас Бакли уставился в лицо надзирателя, подглядывающего за ними через застекленную щель в двери. Иногда ему не верилось, что все это происходит с ним наяву.

— Сэр Идуэл? — сказал он. — Тоже надутый. Они с Фитчем будут похожи на два военных корабля, которым нужно несколько часов, чтобы сменить курс. Слишком тяжелы. Не умеют маневрировать.

— Многие прекрасно отзываются о Пембертоне, Майлсе Пембертоне. — Бригсток переключился на другую кандидатуру. — Никто не ожидал, что он спасет того малого, которого в прошлом году обвинили в убийстве тещи, но он справился.

— Я думаю, ему просто повезло, — сказал Хорас Алоизиус Бакли. — Обвинитель плохо подготовился к процессу. Вдобавок Пембертон тоже слишком уж важничает.

— Лично я, — сказал Бригсток, начиная сомневаться в том, что ему удастся отыскать адвоката, приемлемого для его компаньона, — предпочел бы молодого человека. Такого, который практикует недавно.

— У тебя есть кто-нибудь на уме? — спросил Бакли, вдруг сообразив, что время их встречи подходит к концу.

— Пью, — сказал Бригсток, — Чарлз Огастес Пью. Он молод, смышлен, мозги у него явно работают быстрее, чем у сэра Руфуса Фитча. Говорят, что и с присяжными он ладить умеет.

— Я слышал об этом Пью, — сказал Бакли. Надзиратель уже начал медленную процедуру отпирания двери. — Поговори с ним, если хочешь. И скажи ему, — надзиратель повел Джорджа Бригстока на выход, твердя «время истекло», точно это была священная мантра, — скажи ему, ради Бога, чтобы он связался с лордом Фрэнсисом Пауэрскортом.

Миссис Имоджин Фоукс снова отправилась к пруду со своей корреспонденцией. Конечно, не со всей — только с одним письмом, очередным посланием от таинственного мистера Питерса из Лондона. Оно начиналось с предложения приехать на встречу, которая должна была состояться через пять дней в гостинице «Бристоль» близ вокзала Ватерлоо в Лондоне. Ей следовало подойти к дежурному администратору между часом и двумя пополудни, назвать свое имя и спросить мистера Питерса. Ее предупреждали, что после этого с ней произойдет ряд неприятных вещей. На глаза и верхнюю часть лица ей наденут повязку. Чтобы удобнее было идти, она получит трость. В путешествии ее будет сопровождать мистер Питерс или кто-нибудь из его помощников, и она должна будет целиком положиться на него. Если она сообщит о чем-либо, говорящемся в письме, хоть одной живой душе, она не увидит мистера Орландо Блейна ни в этот раз, ни вообще когда бы то ни было. Ее семье — тут Имоджин вздрогнула, — а также ее мужу сообщат о том, что она намеревалась сделать.