Поль Сезанн
Шрифт:
В школе он встретил других юношей, которые, подобно Солари, мечтали о художественном поприще. Среди них были Нюма Кост, сын бедного сапожника, младше Поля па три с половиной года; он, учась в школе Братьев Христианского Вероучения, жаждал заниматься самообразованием — в итоге он стал клерком у нотариуса; Огюст Трюфем, брат скульптора; Жозеф Вильвьей, старший Поля десятью годами, который был учеником друга Энгра Гране и стал к тому времени много трудившимся живописцем академического толка; Шайян, другой средний художник; Жозеф Юо, чей отец, резчик камней, стал потом городским архитектором в Эксе. Юо интересовался многим: театром, рисованием, архитектурой.
Мы можем отметить, что в результате занятий в школе Поль стал серьезно изучать картины и скульптуры в музее. В его собрании не было ничего выдающегося, но попадались работы французских и итальянских барочных художников XVII
Золя был большим приверженцем театральных представлений, которые устраивало трижды в неделю Театральное общество Экса. Похоже на то, что Поль сопровождал его на старомодные мелодрамы. Золя временами пренебрегал обедом, чтобы оказаться во главе очереди в билетную кассу. В школе он написал фарс и две пьесы в стихах, каждую в одном акте: «Перетта» и «С волками жить — по-волчьи выть». Он зачитывался Монтенем и Рабле.
В октябре 1857 года Поль и Байль перешли в первый класс, Золя во второй. Поль имел первую награду за прилежание, Золя то же самое в своем классе и еще отличия за рисование и закон божий. Золя делал хорошие успехи в сочинениях, и его новый учитель под впечатлением урока, выполненного в стихах, сказал: «Золя, вы будете писателем!» Между тем его семья постоянно переезжала — на Кур де Миним, на городской окраине, затем на улицу Мазарини, где у них было две комнаты, выходившие на аллею, конец которой упирался в старый крепостной вал. Почти вся их мебель была продана. В ноябре мать госпожи Золя, никогда не устававшая старая дама без единого седого волоса, умерла. Сама госпожа Золя уехала в Париж, ее отец остался присматривать за Эмилем. Затем, в феврале 1858 года, она писала: «Жизнь в Эксе более невозможна. Продайте оставшиеся у нас четыре предмета обстановки. Денег должно хватить на билеты третьего класса для тебя и дедушки. Поторопитесь, я жду вас». После прощального визита в Толоне и на плотину Эмиль уехал со множеством жарких заверений о воссоединении.
Глава 3
Разлука
(1858)
Госпожа Золя надеялась получить помощь от друзей ее мужа. Лабо, член Государственного совета, устроил Эмиля со стипендией в лицей Сент-Луи, который относился к департаменту науки. Юноша, коему тогда было восемнадцать лет, поступил туда 1 марта. Поль написал ему письмо 9 апреля, которое свидетельствует, насколько точно Золя передал дух их юности в «Творчестве», «Исповеди» и других произведениях.
«Добрый день, дорогой Золя,
Прерываю молчанье,
Начинаю посланье
Про дела наших мест.
Ветер дунул могучий,
И принес ветер тучи,
Потемнело окрест.
Вот и влага живая,
Город наш поливая,
Так и хлещет с небес.
Пробудилась земля,
И холмы, и поля,
И весна уже тут как тут.
Уж полопались почки,
Показались листочки,
И кустарники все цветут.
Я только что видел Байля, этим вечером я собираюсь в его загородный дом (я имею в виду Байля-старшего), так что перед этим пишу тебе.
Туманные дни встают,
Хмуро дожди идут,
И солнце все угасает.
Больше оно с небес
Рубинов для наших очес
И опалов не посылает.
С тех пор как ты покинул Экс, мой дорогой друг, меня охватило мрачное настроение; честное слово, я не лгу. Я больше не узнаю себя, я стал тяжел на подъем, глуп и медлителен. Байль говорил мне, что недели через две он будет иметь удовольствие отправить в руки твоего святейшества лист бумаги с выражением его сожалений и скорбей по поводу отторжения от тебя. Право, я жажду тебя увидеть, думаю, что мы, я и Байль, встретимся с тобой на каникулах, и тогда уж мы развернемся и совершим все те затеи, которые собирались, а тем временем я оплакиваю твое отсутствие.
Прощай Эмиль, мой дорогой.
Туда, где волны чередой
О берег бьются, я с тобой
Уж не бегу, весельем полн,
Как раньше, в дни, что жаром веют,
Сплетали руки мы как змеи
И вместе вызов бросить смели,
Бросаясь в ток послушных волн.
Прощайте,
счастия деньки,Когда с вином мы, так легки,
Удачливые рыбаки,
Ловили здоровенных рыб.
Теперь, когда удить иду,
Забрасываю зря уду, —
В прохладных водах ерунду
Ловлю, а не давешних глыб.
Ты помнишь ту сосну, что растет на берегу Арка, она свешивала свою мохнатую крону над заливом, плещущим воды у ее подножия? Эта сосна своей хвоей защищала наши тела от палящего солнца, ах, пусть боги покровительствуют ей и отведут от нее смертельный удар топора дровосека. Мы думаем, что ты приедешь на каникулы и тогда — вот будет радость, черт побери! Мы думаем устроить ужасную охоту, столь же грандиозную, что наша рыбная ловля. Вскоре, дружище, мы снова пойдем рыбачить, если сохранится погода. Сегодня она великолепна, сегодня, 13 числа, когда я кончаю это письмо.
В лесной тиши я слышал
Ее напева сладость,
Три раза повторивший
Куплет, принесший радость.
Замеченная дева
На дудочке играла.
От чар ее напева
Дрожь сладко пробежала.
Душевность, милость, чуткость
Она мне показала.
На пышных ее губках
Улыбка заиграла.
Я смелым быть решился,
И для начала важно
Я деве поклонился
И стал болтать отважно.
Промолвил я вздыхая:
«Прекраснейшая фея,
Вы с облаков порхая
Спустились, счастье вея.
Сколь ваш божествен облик,
Весь — от руки до брови —
Изяществом исполнен
И неземной любови.
Легка ваша походка —
Так бабочки порхаю,
Когда, моя красотка,
Их ветер подгоняет.
Короной королевской
Бровь изогнулась ваша,
А икр (я знаю с блеском)
Полнее нет и краше.
Моей внимая лести,
Она легла на травы,
А я изведал песни
Ее дуды на славу».
(Далее следуют еще четыре четверостишия. — Ред.)
Слово «мирлитон» («трубка», «дудочка»), использовавшееся Полем в припевах, здесь не приведенных, имеет жаргонное значение «нос», но здесь молодой поэт использовал это словечко для обозначения другого органа. К письму он добавил постскриптум о некоторых школьных товарищах из Экса, которые отправились в Париж.
Ответные письма Золя этого периода потеряны, но 3 мая Поль снова пишет в том же высоком расположении духа. Он начал письмо с рисунка и ребуса и затем продолжает:
«Как ты поживаешь? Я ужасно занят, черт побери, ужасно занят. Это и объясняет отсутствие стишка, о котором ты спрашивал. Поверь, я и вправду чрезвычайно сокрушаюсь, будучи не в силах отвечать с равными тебе яркостью, теплотой и живостью. Мне понравилась дикарская физия твоего директора. (Я имею в виду в твоем письме.) Кстати, если ты разгадаешь мой славный ребус, ты напиши мне, что я хотел сказать. Сделай то же и для меня si tempus habes (если будет время. — Латин.).Я дал Бай-лю твое письмо, а также показал Маргри. Он так же туп, как всегда. А погода нынче внезапно изменилась к холодам. Прощай, купание.
Купанья славные, пока.
Смеющиеся берега,
Прощайте, греться под лучами
Там, где на отмели теченье
Плещет волной, — в воображеньи
Не узришь лучше — вместе с вами
Не будем. Красна, как всегда,
От вымытой земли вода
Несет плавучие растенья,
Что кувыркаются, кружась
И ветками переплетясь,
По воле дикого теченья…
И вот забарабанил град,
И вскоре каждый из нас рад
Увидеть был его кипящим,
Игравшим с серою и черною
Водой. Меж тем в струях проворно
Дождь лился из небесной чаши.
Земля потоки снова осушала,
Вода ж утечь скорее поспешала,
А, впрочем, в моих рифмах смысла мало.
Мой друг, ты знаешь иль еще не знаешь,
Внезапная любовь меня прожгла.
Чьи чары так лелею, понимаешь,
Прекраснейшая женщина она.
Смугла она лицом, а поступью изящна,
А ножка так мала, а ручка — ах!
Конечно же, бела, я видел это зрящим
В любовных грезах или в облаках.
Мягчайший алебастр ее грудей красивых
Податлив для любви. Ах, ветр-шалун,
Из газа платьице ты приподнял игриво
И обнажил…
В настоящий момент я сижу в своей комнате на втором этаже, а напротив меня Бойер. Я пишу при нем и прошу написать его несколько слов своею собственной рукой. (Пишет Бойер. — Дж. Л.):
Пусть твое здоровье будет крепким,
А любовь пусть счастье принесет.
Счастье без любви бывает редко.
В ней есть все. Другое не спасет.