Полдень XXI век 2003 №5-6
Шрифт:
Она повернулась и пошла. И он за ней. Они шли и шли. Казалось, по кругу. Но нет. Этого серого здания с тремя аркадами и четырьмя слепыми этажами наверху здесь прежде не было. Навстречу им попадались сотни и сотни умерших.
— Привет, бессмертные! — кричал им Загрей. Они смотрели на него, как на сумасшедшего.
Прозерпина отворила металлическую дверь и вошла. Загрей — за ней. Сразу послышался гул голосов — многоголосое сборище где-то в глубине дома. И всем весело.
Что весело, Загрей определил сразу. Прозерпину ждали. Дородный швейцар принял на руки ее черный сверкающий плащ. На ней осталось длинное платье.
Загрей бросился за ней.
— А ты куда… — выпятил грудь швейцар.
Загрей отпихнул его, и тот растерянно отскочил: не привык к сопротивлению. Другие всегда боятся швейцаров. А этот, безлицый, не боится. Загрей вошел в зал. Прозерпина стояла у стола с фужером в руке.
— Выпей! — воскликнула она и протянула фужер.
Он глотнул. Кровь радостно побежала по жилам и тут же вновь замерла.
— Это не живое вино, — прошептал он разочарованно.
— Разумеется, это не вино, — снисходительно фыркнул белолицый во фраке. — Это коньяк.
— Может, эта жидкость и называется коньяк, но она не живая… мертвая… отравлена водой Леты.
— Ну да, — согласилась Прозерпина. — Мы добавляем несколько капель в каждый фужер.
— Зачем?! — закричал Загрей, но никто не повернулся в его сторону.
— Чтобы не будоражило. Неужели не ясно?
— А что делать мне?
— Не знаю, — она повернулась к нему спиной.
Он обошел столы. Подобных яств в этом мире он не видел. Вот плоды, которым Загрей не знал названия. Вот колбасы и сыры. Откуда это все? И зачем? Зачем это есть? Он взял ломоть ветчины, положил в рот. Да, ветчина не здешняя, но опрыскана водой Леты. Горчит. Или Загрею только кажется, что горчит?
— Куда ты? — спросила Прозерпина. Так, будто не догадывалась. Хотя не просто догадывалась — знала.
— Ухожу.
— Нет… — выдохнула она. Голос ее был странный. Будто она разом утратила все — так растение будет шептать, обретя голос, когда серп отсечет его корневище. — Куда ты пойдешь без лица… куда… Сам подумай!
Невольно Загрей глянул на свои ладони. На миг он вообразил себя Танатом и представил, что в руках его серп. А сам он жнец.
— Я столько лет мечтал. — Он все же осмелился сделать шаг. — Здесь туннель. Туннель, о котором все говорят. Ладья Харона — это декорация. Глупая, никому не нужная декорация.
Он стоял перед дверью — перед огромной ржавой дверью, из-за которой доносился немолчный гул голосов. Тихий непрерывный шелест.
Вот он, вход в туннель, по которому сотни и тысячи, миллионы бредут и бредут. По нему уходит Прозерпина в тот мир, по нему возвращается, когда начинает идти снег.
— Нет… — простонала она и обрушилась на пол. Так, будто стержень из нее выдернули. Не просто корневище отсекли, но убрали ствол, за который она цеплялась. Он был древом — такое не сразу перерубишь. Она — лианой.
— Я не могу больше здесь… — Он не договорил, задохнулся от боли и какой-то странной незнакомой слабости.
Он не знал, хватит ли у него силы открыть ржавую дверь, ведущую в неизвестный мир.
— А я… Как я без тебя? Как? — Она скребла ногтями пол. — Как? Ты бросаешь меня здесь! Здесь! Я погибну!
Она приподняла голову. Глаза ее были сухи — лишь губы дрожали. Но этот бесслезный взгляд обездвижил его.
В самом деле — как она без него… как… Бедняжка, одна…— Но ты же сама уходишь туда! Каждый год! Ты уходишь! — он не замечал, что кричит на нее.
— Но не сейчас. Весной… Подожди до весны. Мы уйдем вместе. Вместе. Обещаю. Клянусь.
Он наклонился и поднял ее.
— Вместе! — шепнул он и укусил ее за шею, будто скреплял договор. Знал, что обманет. Как обманывала всегда. Но это неважно. У него был теперь предлог остаться. Ведь он боялся уйти. Боялся, что тот мир окажется не так хорош, как представлялось ему. Вдруг там нет синего неба, яркой зелени, виноградных лоз и янтарных кистей винограда? Нет золотого солнца и фиолетовых теней, нет лазурного моря и теплого бриза? Вдруг…
Загрей шагнул к столу и принялся распихивать по карманам пирожки, бутерброды и корзиночки с салатом. Хватит на несколько дней.
До того как открыть глаза, он вспомнил свое имя. Имя ему было совершенно ни к чему, он сделал это по привычке. И лишь потом разомкнул полупрозрачные веки. На кровати в ногах сидела Ни-Ни. На ней было лиловое платье с застежкой на груди — то, что он ей подарил.
— Ты?!.. — Он сел рывком.
— Ты обещал мне куклу. — Она немного смутилась.
Он тоже. Потому как не знал, жива еще кукла или нет. Надеялся, что жива.
Он повернулся за одеждой и тут увидел отражение в зеркале. Отражалась его комната, его постель, он сам с прозрачной, нарождающейся кожей на лице и… Ни-Ни. Ну да, Ни-Ни была там, в зеркале. Но как же так! Она пришла из того мира, она умерла! Она не могла отразиться…
Загрей смотрел на отражение и испытывал невыносимую боль в груди. Будто кто-то ударил его в грудь изо всей силы и что-то там внутри разбил. То, что он отражается в зеркале, было главным (или единственным) доказательством того, что Загрей — живой. А теперь рядом с ним Ни-Ни. Но он-то точно знал, что она — неживая.
Ни-Ни проследила за направлением его взгляда. Поднялась.
— По-моему, я неплохо выгляжу. — Она улыбнулась.
— Ты — красавица, — выдавил он с трудом. В эту секунду он ее ненавидел — сильнее даже, чем Прозерпину.
— Мы теперь живые, да? — спросила она. Он отвернулся.
— Да, — выдавил с трудом.
Никто еще не оскорблял его так смертельно, как Ни-Ни.
— Пойдем, взглянем на куклу, — прошептал он. «А ведь кукла тоже пила вино…» — вспомнил. Встал и распахнул дверь на балкон.
Борис Порецкий
Бестиарии острова Мбонго
В полной темноте невозможно было бы понять, что происходит, если б не m-r Beaudoin, снабдивший нас подробнейшим описанием сего, за неимением лучшего определения, природного феномена. Ибо звук, издаваемый тысячами крыльев в намокшей листве слишком своеобычен, чтобы его можно было сравнить с тем, как садятся на землю крупные хищные птицы, — возможно, потому, что последние редко организовываются в стаи, их сообщества крайне ограничены в числе. То, что мы сегодня слышали, скорее похоже на шлепание колес многих пароходов по мутной воде, если оттуда вычесть стук машин.