Полдень, XXI век (апрель 2011)

Впрочем, Пирошников стряхнул с себя сентиментальные воспоминания и заявил, что хочет есть, а затем, открыв бутылку вина, принялся рассказывать Серафиме о своих похождениях. Она в это время готовила чай с бутербродами.

А причиной неожиданного загула Пирошникова послужила встреча со старинным приятелем Олегом Метельским, которого Владимир Николаевич не видел лет тридцать и не узнал бы никогда, если бы Олег его не окликнул, когда Пирошников проходил мимо по второму этажу «Крупы», как звали все питерские книжники оптовую книжную ярмарку в ДК им. Крупской.

Снилось ли когда-нибудь Надежде Константиновне, что она превратится в книжную ярмарку и звать ее будут так же, как всегда называл ее за глаза Ильич?

Несмотря на кратковременность давно прошедшего знакомства, приятели вместе устроились за книжным прилавком, который уже несколько дней обслуживал пенсионер Метельский, поступив сюда продавцом, и предались воспоминаниям, изредка прикладываясь поочередно к плоской фляжке коньяка – непременному атрибуту прогулок Пирошникова.

Несомненно, два седых старика, сидящие за книжным развалом и посасывающие коньяк из фляжки, являли собою зрелище обнадеживающее, хотя и предосудительное для ревнителей морали.

Под нехитрый ужин и три бутылки вина они засиделись до полуночи и даже, вспомнив молодость, сыграли и спели кое-что из старого репертуара. Электрическая гитара Олега давно висела на гвозде, украшая прибитый к стене ковер в спальне, но нашлась акустическая, на которой пенсионеры и музицировали по очереди. Пальцы Пирошникова помнили старые аккорды, он взволновался и пел с таким чувством, что растроганный Метельский подарил ему эту гитару со словами: – Помни молодость!

Короче говоря, они вспомнили молодость с неувядающей силой, и теперь Пирошников не без удовольствия рассказывал об этом Серафиме.

Она слушала, не переставая удивляться его даже не молодости, а мальчишеству, казалось бы, неуместному в почти семидесятилетнем человеке. С тех пор, как он совсем недавно явился ей в образе мифического молодого злодея в пересказе Ларисы Павловны, а потом сразу же воплотился смешным стариком, способным на безумия в виде силлаботонических спектаклей с подвижками земной коры, она относилась к Пирошникову почти как к явлению природы, которым управлять нельзя, можно лишь избегать или любоваться.

Он же, получив в ее лице не только неожиданную любовницу, но и слушателя, зрителя и даже участника его жизненных спектаклей, расцвел, позабыв о неустроенности и болезнях.

Вот и сейчас, во втором часу ночи, раскинувшись в бархатном кресле с бокалом вина в руках, в ночном вестибюле бизнесцентра, превращенном в жилище, Пирошников, как никогда, чувствовал себя в своей тарелке.

Он взял в руки гитару, дотронулся до струн и извлек первый осторожный аккорд. Вахтер Боря, снова заснувший было под доносящееся из-под лестницы журчание Пирошникова, приподнял голову и услышал:

Мой дом загубили гады, мой дом пустили под снос. Нам с тобой теперь не будет пощады, но это не мой вопрос. Это не мой вопрос, мама! Я всего лишь изгой, мама, а для них я отброс. Я буду последним негром очень преклонных годов, но для них я всегда останусь беглым и быть другим не готов. Я совсем не готов, мама! Мне не нужен их кров, мама! Я изгой, сто пудов! Мы будем жить с тобой в домике из нами забытых книг. И для нас даже в самом маленьком томике найдется приют для двоих. И я буду петь, мама! Я буду плясать, мама! Я не изменюсь – вот вам фиг!

8

Наступившее утро нарисовало перед Пирошниковым ряд новых проблем, самой мелкой из которых была проблема утреннего туалета.

К счастью, оказалось, что Серафима решила ее еще вчера, раздобыв ключ от офиса страховой компании «Яблоневый Спас», располагавшейся рядом, в первом этаже. Пирошников взял ключ и отправился в туалет с мылом в руках и полотенцем на плече. Фирма начинала работу в десять, оставалось лишь полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Миновать заступившую на дежурство Ларису Павловну просто так не удалось. Заметив Пирошникова, удаляющегося по коридору первого этажа, она выкрикнула вслед:

– Вы думаете, это вам сойдет с рук?

– Угу, – кивнул Пирошников, не оборачиваясь, и скрылся в глубине коридора.

Серафима уже готовила завтрак с помощью доступных электроприборов. В холле распространился запах свежего кофе.

Пирошников вернулся в вестибюль как раз вовремя, чтобы застать приятную глазу сцену. Начальник охраны Геннадий распекал Ларису Павловну за нерадивость.

– …Почемуя узнаю об этом последним?! Вы моего телефона не знаете? Почему не доложили? – гремел Геннадий.

– Я думала… вы отдыхаете… – мямлила Лариса Павловна.

– У вас в инструкции написано: «Немедленно ставить в известность начальника охраны обо всех изменениях режима и непредвиденных ситуациях»… И вы, Владимир Николаевич! – переключился он на Пирошникова, заметив его. – Ну как так можно! Запомните: звонить мне по службе можно в любое время суток!

– Геннадий, а что случилось? – безмятежно проговорил Пирошников, вытирая подбородок полотенцем.

Геннадий замер на месте и замолк. Затем махнул рукой и направился к лифту, бросив через плечо Ларисе:

– Объяснительную мне приготовьте!

Однако, нажав кнопку лифта, он обернулся и вновь обратился к Пирошникову.

– Сейчас я вызову свободных людей, и они мигом водворят вас на место.

– Не поеду! – заявил Пирошников. – Мне и здесь хорошо.

– Владимир Николаевич, перестаньте валять дурака. Я за объект отвечаю.

– А что плохого объекту?

– Я обязан доложить хозяину.

– Ну и докладывай. Посмотрим, что он скажет.

Геннадий пожал плечами и скрылся в лифте.

– И где он, этот хозяин? – обратился в пространство Пирошников.

– В Лондоне, – отозвалась Лариса Павловна тоже в пространство. – Бывает здесь раз в год по обещанию.

Пирошников надел белую рубашку, повязал галстук-бабочку и уселся пить кофе с Серафимой как раз без четверти десять, когда офисный планктон непрерывным потоком устремился на рабочие места. Серафима без слов поняла замысел Пирошникова и тоже успела привести себя в порядок. В результате менеджеры, секретари, операционисты увидели картинку из глянцевого журнала: завтрак благополучной английской пары в виде седовласого джентльмена и молодой леди. Котенок Николаич, лакающий молоко из блюдечка, придавал картине подлинную гармонию и безмятежность.