Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Полдень, XXI век (август 2011)

Коллектив авторов

Шрифт:

– Виршитель, – вырвал Эрмила из оцепенения голос за спиной. – Вас хочет видеть командующий.

В генеральском шатре царил траур. Командующий армией, генерал от инфантерии Эсарден, коротко кивнул на походное кресло и, не глядя в глаза, заговорил:

– Его величество прибудет в ставку назавтра. Нам с вами придётся держать ответ, виршитель, но дело не в этом. Давайте напрямоту. Ваше мнение: мы обречены?

Эрмил долго, опустив голову, молчал. Затем поднял глаза.

– Мне больно говорить об этом, генерал. Я не гожусь в виршители, мне не хватает силы, той, которой в избытке обладали Элоим, Эдгар и другие до них. Остальные виршетворцы не слабее, но и не сильнее меня. У нас нет человека, способного свиршить победу. Во сколько раз поморов больше,

чем нас?

– В десятки раз, – генерал Эсарден вскинул голову. – Я не верю, что положение безнадёжно, виршитель. Правый фланг несмотря ни на что не обратился в бегство. Гвардейские роты полковника Эркьера отразили атаку и выстояли. Они отступили по команде, сохранив знамёна, артиллерию и боевой порядок.

– Там был виршетворец Эрац, – сказал Эрмил устало. – Виршетворец Эрац убит, генерал.

– Полковник Эркьер был у меня за десять минут до вас. Он говорит, что атака была остановлена уже после того, как погиб виршетворец. И что остановил её человек, прокричавший экспромт, когда лава уже подступала ко второй линии обороны. Полковник клянётся, что свиршение наступило мгновенно. Кони встали на дыбы и сбросили седоков. Лава смялась, смешалась и откатилась, давя упавших. Человек, остановивший атаку, месяц назад был зачислен в гвардию добровольцем. Он называет себя Элам-виршеплёт.

– Элам-виршеплёт?! – виршитель Эрмил вскочил на ноги. – Вы уверены, генерал? Где он сейчас?

– По моему приказу полковник Эркьер к вечеру доставит его сюда.

* * *

– Вот они, – прошептал генерал Эсарден. – Началось. Вы готовы, мэтр?

Элам не ответил. Он стоял в десяти шагах от речного берега, долговязый, нескладный, ветер трепал волосы цвета жухлой соломы. Элам вглядывался в набухающий, застилающийся чёрным северный горизонт. Там, несметная числом, полная ярости и ненависти, катилась на юг конная лава поморов. Жестоких, презирающих смерть и презирающих жизнь, пощады не знающих и не дающих.

Через полчаса лава достигнет северного берега, и поморы сходу погонят неприхотливых выносливых коней в воду. Форсируют реку за считанные минуты и выкатятся на южный берег. А потом…

Никакого «потом» не будет, твёрдо сказал себе Элам. Не будет. Вирш готов, весь, кроме последней строфы. Той самой, решающей. Которую не сочинишь умом, которая должна родиться в сердце, в душе и выплеснуться из неё словами – яростными, пронзительными, хлёсткими, разящими наповал. Свиршающими.

Эти слова в душе рождались сами, они не могли не родиться, они рвались наружу как ураган, как стихия, и потому Элам называл их особым словом – стихи.

– Мэтр, начинайте, прошу вас, мэтр! – взмолился стоящий в пяти шагах слева генерал Эсарден.

Лава преодолела уже три четверти пути от горизонта до речного берега. Элам сглотнул и набрал в рот воздуха. Слова пришли к нему, сгруппировались, сложились в метафору, оделись в рифму, обрели силу, стройность и красоту.

– Давай! – вслух сказал себе Элам. Он стиснул зубы, выдохнул и начал декламацию. Слова вырвались из него и понеслись навстречу бесчисленной конной лаве атакующих.

Мы пережили засуху и мор,неурожаи и светил затмения.Мне жаль тебя, воинственный помор,решивший взять числом взамен умения.Над вешним миром стянута петля —уздечкой на стреноженной каурою, —и плачет изможденная земля,пропитанная кровью нашей бурою.Нас мало. Мы изранены в бою.И я, хоть нет меня несовершеннее,всего себя, всю ненависть своюготов вложить в последнее свиршение.Виршу: гостей незваных, северян,пора навек из наших жизней вымести.Да станет
враг безумьем обуян,
и то безумье на своих же выместит!

Стремительно накатывающий сплошной поток всадников внезапно надломился и выгнулся. Ряды конных смешались. Грозный рёв – вырывающийся из тысяч глоток боевой клич поморов, вдруг оборвался, перешёл в заполошный крик, а затем обратился в визг, страшный, пронзительный. Через мгновение к нему присоединился хрип – то храпели вставшие на дыбы, осаженные на скаку кони. Тысячи клинков взметнулись ввысь и разом опустились на головы соплеменников.

Замерев, Элам неотрывно смотрел на бойню. Вот вылетел из седла и покатился по земле раскосый помор с раскроенным черепом. Завалился на бок, подминая под себя седока, зарубленный конь. Пал на колени и сбросил всадника другой. Понёсся к реке, волоча за собой убитого хозяина с застрявшей в стремени ногой, третий.

Элам не знал, сколько длилась резня. Он пришёл в себя, лишь когда немногие уцелевшие унеслись на север и почтительный голос за спиной произнёс:

– Виршитель Элам.

Элам оглянулся. Генерал Эсарден застыл в пяти шагах, слёзы чертили дуги у него на щеках. Рослый красавец с падающими на высокий лоб вьющимися, наполовину седыми волосами протягивал Эламу гнутый блестящий предмет.

– Возьмите, виршитель. Это Лира, знак власти, принадлежащий главе Ордена.

Элам помолчал. Затем отрицательно покачал головой.

* * *

Экзамен на соискание звания виршетворца теперь проходят не только выпускники Академии, но и ученики, закончившие уездную школу, которую держит человек, называющий себя Элам-стихоплёт.

В школе этой нет лекций. Ещё там нет обязательных упражнений, зубрёжки, да и учебников, говорят, почти нет. Так что чему в ней учат, неизвестно, и учат ли вообще – тоже. Попасть, однако, в школу нелегко. Для этого нужно обладать особым свойством, называемым талант, и что это за свойство такое, никому не ведомо. Говорят, что и самому стихоплёту неведомо, хотя он и определяет, есть в человеке то свойство или нет. А спросишь его, что за талант такой, лишь отмахнётся да скажет «та ланно вам». Потому, видать, талантом и назвал.

Слухи об Эламе-стихоплёте ходят самые разные. Говорят, что он кавалер всех пяти Орденов Размера, пожалованных ему лично его величеством. Ещё говорят, что Эламу предлагали стать виршетворцем, но он отказался. А некоторые, закатив глаза к небу, утверждают, что даже не виршетворцем, а чуть ли не самим виршителем, вторым лицом в стране после короля. И якобы этот чудак предпочёл остаться в глуши, чтобы сплетать слова, рождающиеся в душе подобно урагану, стихийно, и потому называемые им стихами. И обучать недорослей, в которых отыскал неведомое свойство талант.

Также поговаривают, что в приземистый, неказистый дом, в котором Элам живёт, захаживают знатные люди. По слухам, сам его сиятельство граф Эрболе держит стихоплёта чуть ли не в друзьях, а поселившийся по соседству отставной генерал от инфантерии Эсарден при встрече кланяется первым. Также говорят, что раз в год на поклон к Эламу является инкогнито сам виршитель Эрмил, и, дескать, он стихоплёту старый знакомец, а то и его должник.

Слухи, однако, на то слухи и есть, чтобы утверждать всякий вздор. Достаточно на Элама-стихоплёта посмотреть, и сразу в том убедишься. Долговязый, нескладный, небрежно одетый, с волосами цвета жухлой соломы – настоящая деревенщина.

Александр Сивинских

Только в профиль

Рассказ

Улочка была косой, словно почерк левши. Бешено цветущие палисадники скрывали дома по самую крышу, глухие заборы казались бесконечными. Слева от выложенной торцами мостовой тянулась заросшая иван-чаем канава. Высоко в лазурном небе, невидимый с земли, истошно пел жаворонок.

Из канавы торчали голые ноги с украшенными татуировкой узкими ступнями. Наколка на левой изображала улыбающуюся кошку, на правой скалился питбуль в шипастом ошейнике. Над ногами кружились пчелы.

Поделиться с друзьями: