Полдень, XXI век (июль 2011)

С трудом поднявшись на ноги, отбираю у неё фотки:

– Любопытной Варваре нос оторвали!..

Закрывшись в ванной, жгу их в раковине. Глянцевая бумага горит легко и весело. Потом долго смотрю в зеркало: исчезнувший в пепле человек с фотографий и тот, что глядит на меня сейчас, – они оба чужие. И понимаю, что не хочу быть ни тем, ни другим: у одного из них есть вера, надежда и любовь, но я уже знаю, какую цену он заплатит за них, второго снедают холод и пустота. Что легче?..

Включив воду, долго сижу на бортике ванны, пока тошнота и головокружение не выгоняют меня из укрытия. Голова болит страшно! Ненавистный старик-диван сейчас кажется лучшим местом на свете. Но мне не дают провалиться в спасительное забытьё: стук в дверь заставляет подняться. В глазок вижу соседа. Тихий спившийся алкаш не вызывает опасений – между нами нейтралитет. Наверное поэтому я не слышу предостерегающего шёпота девушки:

– Не открывай!

Дальнейшее напоминает кадры заурядного фильма о плохих парнях. Обычно я такое не смотрю.

Мне бы что-нибудь на уровне Копполы, но реальность частенько скупа на выдумку и режиссуру. Тот, кто играет в этом эпизоде главную роль, совсем не похож на Дона Карлеоне, – ему и его товарищам пасти бы баранов где-нибудь на горных склонах. Но позже я по достоинству оценю его мастерство. Когда все закончится… Когда стихнут гортанные голоса на лестнице, глубоко внизу в подъезде хлопнет простуженная дверь, и ночная тишина, нарушаемая лишь тонким скулёжем истерзанной Машки, ватным одеялом накроет мою несчастную голову. Вот тогда только мне станет по-настоящему страшно.

* * *

У нас с Машкой есть неделя. Семь коротких дней, чтобы расплатиться за её глупость и самонадеянность.

Как я понял из обрывков предыдущего трагифарса, девица, наблюдавшая из окошка ларька мою стычку с юными отморозками, после драки собственноручно запалила торговую палатку, решив свалить на них поджог и, как следствие, недостачу энной суммы. Но даже у ночной улицы есть глаза. Быстрое и жестокое расследование привело к убежищу беглянки. Претензии Машкиного хозяина гораздо серьёзнее, чем стоимость утраченного имущества: как выяснилось из бессвязных всхлипываний незадачливой пироманки, у неё был куда более ценный товар. Некоторое количество «волшебного» порошка… Машка должна была, как обычно, передать его нужному человеку. Но в её мозгу, яростно озабоченном борьбой за выживание, давно уже зрел некий план, для осуществления которого не хватало лишь соответствующих обстоятельств. Драка и стала таким катализатором. Когда мои обидчики скрылись, невольная свидетельница мгновенно сообразила, что вот он, нужный момент… Вызвонив своего дружка, она отдала ему зелье. Парочка надеялась таким образом выкарабкаться из трясины беспросветного существования. Вот только приятель девицы ухитрился бесследно исчезнуть в лабиринтах города, а Машку подвела её природная сердобольность: не захотела оставить на произвол случая в кровь избитого человека. Прежде чем отключиться совсем, я успел назвать ей адрес. Притащив же меня домой, добрая самаритянка решила, что сумеет переждать бурю здесь, пока приятель займется реализацией.

– А куда мне было идти? Лёха сказал, что нам надо разбежаться, – пояснила девчонка, размазывая по щекам кровь и сопли. – Если б мы по уму всё сделали, а то кинулись с бухты-барахты…

Теперь она должна возместить убытки или отыскать своего подельника. А пока люди Азамата погостят в пригородной деревеньке у её матери. Об этом Машка тоже не подумала заранее. Дурища…

Спросите, почему я не послал её к черту? Нет, не потому только, что не сумел доказать налётчикам свою непричастность. Просто она ведь не бросила меня, беспамятного, замерзать на морозной декабрьской улице. А могла… Глядишь, и не попалась бы.

* * *

Машкин приятель, конечно, не отвечает на звонки. «Абонент временно недоступен…» – бесстрастно сообщает женский голос. В его интонациях слышится неприкрытая издёвка. Первые сутки отведённого ей времени Машка тратит на поиски дружка. Но тот как в воду канул. Матери она позвонить не может – такая роскошь, как сотовый, не по карману её старухе, но Машка не сомневается, что бывший хозяин выполнит свою угрозу. Вечером она долго молча сидит в кресле, бессмысленным взглядом буравя стену. А потом начинает выть. Громко, надрывно, в голос.

Моего терпения хватает ненадолго. Сначала трясу её за плечи, бормоча какие-то нелепые слова, потом наотмашь бью её ладонью по щеке. И ещё… Она резко умолкает.

– Собирайся, – мой приказ так же груб, как и пощёчины.

Неведомый, новый ритм управляет моими поступками. Машка, я попробую тебя спасти. «…Я рыбий бог, включаю и выключаю рыбье солнце… корм насущный подаю им днесь… не ввожу их во искушение… но избавляю от лукавого…»

Вскоре мы выходим на улицу. Снова ночь, мороз, слепые фонари…

Машка не спрашивает, куда мы направляемся. Я-то знаю – куда и зачем, но мой план ещё более сумасброден, чем Машкина идея быстрого обогащения, приведшая её к краху. Не уверен, что со мной ей повезёт больше, но лежать на диване, ожидая нового визита бандитов, тоже глупо.

Ловим тачку и едем в пригород. Пропетляв по просёлкам, машина оставляет нас перед группой приземистых зданий, огороженных высоким решётчатым забором. Мигнув габаритными огнями, такси торопливо исчезает в ночи. Холодно, ветрено, неуютно… Ощущение, будто мы совсем одни в этой непроглядной черноте, где умерло солнце. Темные строения за решёткой кажутся надгробиями великанов. Кое-где горят окна, но их свет мертвенно-бледен и неприветлив. Взяв Машку за руку – то ли для её спокойствия, то ли для собственного, – я иду вдоль забора в поисках ворот. Это место хорошо мне знакомо, но сейчас я чувствую себя так, будто кто-то нарочно путает меня. Глупо, конечно, но, чтобы не сбиться, другой рукой веду по прутьям решётки. Бум-бум-бум… Проходит вечность, и я уже начинаю подозревать некое колдовство, когда наконец вижу ворота. Нашариваю в кармане пропуск. В маленькой кирпичной будочке – сонный охранник.

– Ты чего это не в свою очередь? – интересуется он.

Я надеваю налицо скабрезную улыбку:

– Да вот нам с девушкой приткнуться негде…

Охранник пожимает плечами. Он знает, что я и раньше ночевал здесь, когда ссорился с квартирной хозяйкой или со своим разлюбезным.

Пройдя длинной замёрзшей аллеей, попадаем внутрь одного из зданий – пропуск открывает нам очередные двери. Там тепло и неуютно – неухоженное казённое место. Пахнет зверинцем и лекарствами. Когда мы оказываемся в плохо освещённом холле второго этажа, Машка наконец размыкает губы:

– Это больница?

– Почти.

Это – «дурка». В обычное время я работаю здесь санитаром и уборщиком. Двух курсов мединститута вполне достаточно для такой работы. Можно было ещё пристроиться в морг, но я не смог там.

– Навестим тут одного товарища…

Я не вдаюсь в подробности. Иначе она и меня сочтёт сумасшедшим.

Оставляю Машку на скамеечке в коридоре, а сам иду в дежурку. Там перед маленьким телевизором сидит Михайловна, ночная медсестра. Её тоже не удивляет мой визит.

– Чё, – лениво интересуется она вместо приветствия, – раскладушку дать?..

– Не, ключи дай от третьей, хочу с Немым пообщаться.

Она отставляет в сторону чашку с чаем и внимательно смотрит на меня:

– А помер он…

Смерть – нередкий гость здесь. Но Немой, не старый ещё мужик, был вполне здоров. Если не считать головы.

– Докололи? – зло интересуюсь я.

Михайловна заговорщически оглядывается по сторонам, точно нас могут подслушать.