Полдень, XXII век. Страна багровых туч. Путь на Амальтею (сборник)

– И нашли вы что-нибудь? – спросил Кондратьев.

– А как же? Фобос и Деймос – ну, это вы, конечно, знаете, подземный город на Марсе, искусственные спутники у Владиславы… Очень интересные спутники. Да… Вот чем мы, в общем, занимаемся, Сергей Иванович.

– Интересно, – сказал Кондратьев. – Только я выбрал бы все-таки исследование Д-принципа.

– Ну, это зависит от вкусов и наклонностей. А сейчас все мы возим добровольцев. Даже гордые исследователи Д-принципа. Мы сейчас – как в ваше время кучера трамваев…

– В наше время уже не было трамваев, – сказал со вздохом Кондратьев. – И трамваи водили не кучера, а… м-м-м… Это как-то по-другому называлось… Слушайте, Леонид Андреевич, вы обедали?

Горбовский чихнул, сказал: «Извините» – и сел.

– Постойте, Сергей Иванович, – сказал он, доставая из кармана огромный цветастый носовой платок. – Постойте… Я вам сказал, для чего я к вам пришел?

– Чтобы поговорить как звездолетчик с звездолетчиком.

– Правда. А больше ничего не сказал? Нет?

– Нет. Вас сразу очень заинтересовала кушетка.

– Ага. – Горбовский задумчиво высморкался. – Вы, случайно, не знаете океанолога Званцева?

– Я знаю только врача Протоса, – печально сказал Кондратьев. – И вот с вами познакомился.

– Отлично. Вы знаете Протоса, Протос хорошо знает Званцева, а я хорошо знаю Протоса и Званцева… В общем, Званцев сейчас придет. Его зовут Николай Евгеньевич.

– Прекрасно, – медленно сказал Кондратьев. Он понял, что все это неспроста.

Послышалось пение сигнала.

– Это он, – сказал Горбовский и снова улегся.

Океанолог Званцев был громадного роста и чрезвычайно широк в плечах. У него было широкое, медного цвета лицо, густые темные, коротко остриженные волосы, большие, стального оттенка глаза и прямой маленький рот. Он молча пожал Кондратьеву руку, покосился на Горбовского и сел.

– Прошу прощения, – сказал Кондратьев, – я пойду закажу обед. Вы что любите, Николай Евгеньевич?

– Я все люблю, – сказал Званцев. – И он тоже все любит.

– Да, я все люблю, – сказал Горбовский. – Только, пожалуйста, не надо овсяного киселя.

– Хорошо, – сказал Кондратьев и пошел в столовую.

– И цветной капусты не надо! – крикнул Горбовский вслед.

Набирая шифры у окна Линии Доставки, Кондратьев думал: «Они пришли неспроста. Они умные люди, значит, они пришли не из пустого любопытства, они пришли мне помочь. Они люди энергичные и деятельные, значит, вряд ли они пришли утешать. Но как они думают помочь? Мне нужно только одно…» Кондратьев зажмурился и немного постоял неподвижно, упираясь рукой в крышку Окна Доставки. Из гостиной доносилось:

– Ты опять валяешься, Леонид. Есть в тебе что-то от мимикродона.

– Валяться нужно, – с глубокой убежденностью отвечал Горбовский. – Это философски необходимо. Бессмысленные движения руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы сказать миру: «Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!»

– Удивляюсь, как ты еще не перешел на ползанье, – язвительно заметил Званцев.

– Я думал об этом. Слишком велико трение. С энтропийной точки зрения выгоднее перемещаться в вертикальном положении.

– Словоблуд, – сказал Званцев. – А ну вставай!

Кондратьев отодвинул крышку и накрыл на стол.

– Кушать подано! – крикнул он насильственно-веселым голосом. Он чувствовал себя как перед экзаменом.

В гостиной завозились, и Горбовский откликнулся:

– Сейчас меня принесут!

Впрочем, в столовой он появился в вертикальном положении.

– Вы его извините, Сергей Иванович, – сказал Званцев, появляясь следом. – Он везде валяется. Причем сначала валяется в траве, а потом, не почистившись, лезет на кушетку.

– Где в траве? Где? – закричал Горбовский и принялся себя осматривать.

Кондратьев с трудом улыбался.

– Ну вот что, – сказал Званцев, усаживаясь за стол. – По вашему лицу, Сергей Иванович, я вижу, что преамбулы не нужны. Мы с Горбовским пришли вербовать вас на работу.

– Спасибо, – тихо сказал Кондратьев.

– Я океанолог и давно работаю в организации, которая называется Океанская Охрана. Мы выращиваем планктон – это протеин, и пасем китов – это мясо, жир, шкуры, химия. Врач Протос сказал нам, что вам категорически запрещено покидать Планету. А нам всегда нужны люди. Особенно сейчас, когда многие уходят от нас в проект «Венера». Я приглашаю вас к нам.

Наступило молчание. Горбовский, ни на кого не глядя, истово хлебал суп. Званцев тоже начал есть. Кондратьев крошил хлеб.

– Вы уверены, что я справлюсь? – спросил он.

– Уверен, – сказал Званцев. – У нас много бывших межпланетников.

– Я в высшей степени бывший, – сказал Кондратьев. – Таких у вас нет.

– Изъяснись подробнее, – сказал Горбовский, – чем Сергей Иванович может у вас там заниматься.

– Можно смотрителем на плантации ламинарий, – сказал Званцев. – Можно в охрану на планктонные плантации. Можно в патруль, но там нужна очень высокая квалификация, это со временем. А лучше всего – китовым пастухом. Идите-ка вы, Сергей Иванович, в китовые пастухи. – Он положил нож и вилку. – Вы представить себе не можете, как это хорошо, Сергей Иванович!

Горбовский с любопытством на него посмотрел.

– Рано-рано утром… Океан тихий… Розовое небо на востоке… Всплывешь на поверхность, распахнешь люк, выберешься на башенку и сидишь, сидишь, сидишь… Вода под ногами зеленая, чистая, из глубины поднимется медуза, перевернется и уйдет под субмарину… Рыба большая лениво так это проплывет… Хорошо!..

Кондратьев взглянул в его лицо, мечтательно-ублаготворенное, и вдруг ему так нестерпимо захотелось немедленно, сейчас же на океан, на соленый воздух, что он даже дышать перестал.

– А когда киты переходят на новые пастбища! – продолжал Званцев. – Знаете, как это выглядит? Впереди и сзади идут старые самцы, по два, по три в стаде, огромные, иссиня-черные, мчатся плавно, будто и не они мчатся, а вода несется мимо них… Идут по прямой, а молодняк и щенные самки за ними… Старики у нас ручные, ведут, куда мы хотим, но им помогать надо. Особенно когда в стаде подрастают молодые самцы – те всегда норовят стадо расколоть и увести часть с собой. Вот тут-то нам и работа. Вот тут и начинается настоящее дело. Или вдруг косатки нападут…