Поле бесчестья

И все же…

Она опустила руку и посторонилась: за спиной у нее прокашлялся офицер с нашивками военной прокуратуры.

– Капитан лорд Юнг? – осведомился прокурорский чин, и когда Павел кивнул, представился: – Сэр, я капитан Виктор Караченко. Как вас уже информировали, по приказу генерального прокурора я буду сопровождать вас до посадки. Кроме того, я обязан сообщить вам, что вы находитесь под арестом и должны будете предстать перед военным судом по обвинению в трусости и дезертирстве перед лицом врага.

Лицо Юнга заострилось от напряжения. Впрочем, он мог испытывать потрясение, но никак не удивление. Официально обвинение было высказано впервые, однако с выводами следственной коллегии его уже ознакомили.

– Вы останетесь на моем попечении, сэр, до тех пор, пока я не смогу передать вас под надзор соответствующих планетарных властей, – продолжил Караченко. – Считаю необходимым предупредить, что я не являюсь вашим адвокатом и соответственно не обладаю правом конфиденциальности. Все, что вы скажете в моем присутствии, может быть использовано в качестве свидетельства на суде, если меня обяжут дать показания. Вы это понимаете, сэр?

Юнг кивнул. Караченко снова прокашлялся.

– Прошу прощения, сэр, но вам надлежит подтвердить это вербально. Для занесения в протокол.

– Я вас понял, – произнес Юнг с оттенком раздражения.

– В таком случае будьте любезны следовать за мной, – сказал Караченко, отступая в сторону и указывая на ближайший шлюпочный порт, у которого дежурил еще один вооруженный морской пехотинец.

Взглянув на него пустыми глазами, Юнг ступил в тоннель шлюза. Караченко, помедлив ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы отдать честь Хонор, шагнул следом, и люк за ними закрылся. Загудели механизмы откачки воздуха, и вскоре над задраенным люком зажегся красный индикатор нулевого давления. Шлюпка отстыковалась и покинула шлюз.

Глубоко вздохнув, Хонор повернулась к шлюзу спиной и, пройдя мимо офицера и матросов шлюпочного отсека, покинула галерею.

Когда Хонор Харрингтон вошла в лифт, капитан Пол Тэнкерсли поднял голову.

– Он улетел, верно? Она кивнула.

– Ну и скатертью дорога. А как он воспринял официальное объявление об аресте?

– Не знаю, – размеренно ответила Хонор. – Он не сказал ни слова. Стоял там, и все… – Она поежилась и раздраженно повела плечами. – Наверное, мне стоило бы станцевать джигу, но я не чувствую ничего, кроме… чего-то вроде холода.

– Он получит больше, чем заслуживает, – пробормотал Тэнкерсли с кислым, подстать голосу, выражением лица, – справедливый суд перед расстрелом.

Лифт пришел в движение, и Хонор поежилась снова – от слов Пола ее проняло холодком. Ей следовало ненавидеть Юнга, однако одно дело – ненавидеть, а другое – понимать, что Пол совершенно прав: этого человека ожидает именно такая судьба. Бог свидетель, Юнг воистину виновен в том, в чем его обвиняют, а за трусость перед лицом неприятеля Военным Кодексом предусмотрено лишь одно наказание. Несколько мгновений Тэнкерсли наблюдал за ней, а потом нахмурился и, коснувшись сенсора, остановил лифт.

– Что с тобой, Хонор?

Его звучный, глубокий голос был мягок, и она посмотрела на Тэнкерсли со слабой улыбкой, которая, впрочем, тут же исчезла.

– Черт побери! – заговорил Тэнкерсли более жестко. – В Академии этот тип пытался тебя изнасиловать, на «Василиске» пытался разрушить твою карьеру, а на «Ханкоке» приложил все усилия к тому, чтобы тебя убили. Он бежал с поля боя – мало того, что сам бежал, так еще и пытался увести с собой всю эскадру – в тот момент, когда ты нуждалась в каждом корабле. Один Бог знает, сколько людей сложили из-за него головы! И не говори мне, что тебе его жаль!

– Нет, – произнесла Хонор так тихо, что Полу пришлось напрячься, чтобы расслышать ее слова. – Нет, Пол, мне не его жаль, а… – Она помолчала, качая головой. – Мне за себя страшно. За себя. Все это время между нами существовала своего рода связь. Ненавистная, отвратительная – но она существовала! Я никогда его не понимала, но он всегда был чем-то вроде моего злобного двойника… в каком-то смысле был частью меня самой. Конечно, ты прав, – она махнула рукой, – он получит по заслугам. Но именно я привела его к такому концу, а теперь не могу ощутить даже жалость, как бы ни старалась.

– Черт тебя побери, ты о чем?

– Пол, я ведь не говорю, будто он заслуживает сочувствия. Однако тот факт, заслуживает он чего-либо или не заслуживает, никак не должен влиять на то, испытываю я некое чувство или нет. Он человек, а не деталь машины, а я не хочу ненавидеть кого бы то ни было настолько сильно, чтобы мне было все равно, казнят его или не казнят.

Тэнкерсли рассматривал в профиль ее тонко очерченное лицо, обращенное к нему сейчас левой стороной. Левый глаз Харрингтон был сложным протезом, и тем не менее Пол увидел в нем затаившуюся боль, и в душе Тэнкерсли всколыхнулась темная волна злости. Ему хотелось сказать ей много резких и гневных слов, но он не стал этого делать. Не смог. В конечном счете, будь ее чувства иными, она не была бы той женщиной, которую он так яростно любил.

– Хонор, – произнес он со вздохом, – если тебе не все равно, что с ним случится, ты несравненно лучший человек, чем я. А я вот хочу, чтобы его расстреляли, и не только из-за того, что он хотел, пытался сделать с тобой на протяжении всех этих лет, но и потому, что этот человек таков, каков есть. Случись вам с ним поменяться ролями, окажись под трибуналом ты – уж он-то наверняка сплясал бы джигу. И если ты не радуешься и считаешь, что с тобой что-то неправильно, то дело тут простое. Ты не такая, как он.

Поймав ее взгляд, он улыбнулся – улыбка получилась почти печальной – и обнял ее. В первый миг Хонор напряглась и едва не отстранилась – сказалась многолетняя привычка к одиночеству и самодисциплине, – но потом уступила, подалась вперед. Ростом он был ниже, так что она прижалась щекой к верхушке его берета и вздохнула:

– Ты хороший человек, Пол Тэнкерсли. Я тебя не достойна.

– Это само собой. Меня никто не достоин, но ты, как мне кажется, приблизилась к идеалу ближе прочих.

– Шутить изволишь, Пол Тэнкерсли, – проворчала она. – Ладно, ты мне за это ответишь.

С этими словами Хонор ткнула его под ребро так, что он отлетел к стенке лифта.

– Имей в виду это задаток. Как только я поставлю «Нику» в док «Гефеста», мы с тобой проведем спарринг в гимнастическом зале. И даже если тебе каким-то чудом удастся его пережить, у меня найдется в запасе кое-что более изматывающее.

– Подумаешь, напугала! – отозвался Пол с шутливым вызовом. – Нимица с тобой нет, заступиться за тебя некому, а уж что до дальнейшего… – Он выпрямился и подкрутил воображаемый ус. – Фриц рекомендовал дополнительно витамины и гормональные впрыскивания. Я тебе их так заделаю – мало не покажется!