Поле битвы (сборник)

Несмотря на возмущение, встать и уйти Икрам почему-то не смог. По всему «крючок», что закинул этот невзрачный бывший следователь оказался заглочен – молодой футболист несомненно заинтересовался, ему хотелось узнать, что же произошло в 1966 году.

– Москва, молодой человек, тогда была столицей великого и могучего Советского Союза, и когда Москва приказывала, Ташкент брал под козырёк. А замять все эти дела приказали по причине недопущения дальнейшей эскалации межнациональной напряжённости – огласки уж очень боялись в Кремле. Сейчас я вам всё объясню. Всё тогда началось, кстати, во время футбольного матча на стадионе «Пахтакор». Но чтобы вам объяснить понятнее надо предысторию рассказать. Вряд ли вы, узбекская молодёжь знаете всю правду о тех событиях. В 1966-м, как вы знаете, в Ташкенте случилось землетрясение, частично разрушившее город. Руководство страны приняло решение фактически отстроить его заново. Со всего Союза приехали всевозможные строители, много очень много людей и в основном славяне, русские, украинцы. Они возводили новые сейсмостойкие многоквартирные дома. И когда им стали предлагать квартиры в них же, многие соглашались оставаться в Ташкенте на постоянное жительство. Тёплый климат, фактически без зимы, обилие дешёвых фруктов, овощей. Люди не хотели возвращаться в свои холодные, плохо снабжаемые города и посёлки, где многие даже своего жилья не имели, а здесь им сразу же предлагали квартиры. Таким образом, создалась ситуация, когда процент узбеков в Ташкенте сталь быстро падать, а славян стремительно расти. По всей видимости, в Москве это инициировали специально, чтобы увеличить славянскую прослойку в Средней Азии. Вам об этом что-нибудь известно?

– Нет… первый раз слышу, – отрицательно мотнул головой Икрам. Про землетрясение я конечно знаю, но про то что вы… И какое отношение это имеет к моему отцу?

– Я вам обрисовываю тогдашнюю обстановку, чтобы вы не заподозрили меня в необъективности и поверили, что всё сказанное мною далее, тоже правда. В то, что я уже сказал, вы верите?

– Да… А почему бы нет? – не очень уверенно произнёс Икрам.

– Ну, так вот… Давайте пересядем. Вон скамейка освободилась, там солнышко, а то здесь тень. Я, знаете ли, в Ташкенте к теплу привык, в Москве даже летом для меня слишком прохладно.

Они пересели на противоположную сторону бульвара.

– Так вот, я приехал в Ташкент тоже после землетрясения, меня туда направили на работу. Ну, а общая обстановка в городе из-за массового заселения пришлых строителей резко обострилась. Оказалось, достаточно малейшего повода, искры, чтобы спровоцировать беспорядки. И такая искра возникла во время футбольного матча, не помню уж точно какой московской команда, кажется «Спартака» с «Пахтакором». На трибунах возникла массовая драка, которая потом перекинулась на улицы города. Молодые узбеки набрасывались на людей со славянской внешностью, женщинам завязывали юбки на головах, которые помоложе, насиловали…

– Не верю, вы это всё придумали, – перебил Икрам.

– Видите ли, нравы большей части вашего народа и сейчас весьма патриархальны, а тогда тем более. Ведь узбеки всегда считались ревностными мусульманами. А появление на улицах Ташкента после того землетрясения большого количества молодых русских женщин, которые при тамошней жаре ходили в открытых платьях, сарафанах, коротких юбках, а тогда как раз возникла мода на «мини». Всё это раздражало узбеков, оскорбляло их национальные и религиозные чувства. Местные русские это знали, старались не очень выделяться, но приезжие… В общем, не буду больше вдаваться в «лирические отступления». Итак, компания молодых людей, пришедшая на стадион, в их числе и ваш отец, он же страстный болельщик… Так вот, разгорячённые потасовкой на стадионе, они уже после матча напали на двадцатидвухлетнюю русскую девушку, штукатурщицу из Иванова. Она как раз шла после смены в общежитие. Вечер тот выдался как всегда жаркий, больше тридцати градусов и одета она была очень легко. С ней поступили также как со многими другими, завязали на голове юбку и изнасиловали, – Прохоров замолчал и изучающей посмотрел на молодого человека.

Икрам внешне казался относительно спокойным, только побледнел.

– По вашей реакции я делаю вывод, что вы ни в чём не вините ни отца, ни его друзей, – на этот раз понимающе усмехнулся Прохоров.

– Я уже сказал, что не верю вам, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответил Икрам, он даже отвернулся и стал смотреть в сторону. – И это всё, что вы хотели мне сказать? – вопрос прозвучал с вызовом.

– Прекрасно вас воспитывают. Я всегда восхищался постановкой вопроса воспитания чувства национального достоинства в восточных семьях. Вы ведь верите, верите мне, только вы не считаете поступок отца преступлением. Если бы изнасиловали узбечку, а то русскую, да ещё в коротком платье.

– У вас ко мне есть что-то ещё, а то я могу опоздать на обед, – вновь резко перебил собеседника Икрам.

– Есть! – в свою очередь жёстко заговорил Прохоров. – В общем, так молодой человек, вы сейчас личность довольно известная, ваше имя упоминается в газетах. Но ведь газеты у нас есть всякие. Это у вас вся печать жёстко контролируется властью, а у нас нет. И если я в какую-нибудь «жёлтую» газетёнку тисну статейку о том, что знаю? Конечно, вашему отцу никакого вреда я уже не наделаю, кто станет ворошить прошлое. Но ваше футбольное руководство, захочет ли оно иметь с вами дело, сейчас ведь Москва не та, что раньше, наверняка шум поднимется, будут мусолить ваше имя. Подумайте, на кону ваша спортивная карьера. Если от вас избавятся, то есть отчислят из команды, где, насколько я знаю, всегда была острая конкуренция за места, то вам уже больше из Ташкента не выбраться, и спортивный мир о вас так и не узнает.

– Я… я вас не понимаю, зачем вы хотите мне навредить, я то, что лично вам сделал?

– Мне-то ничего, а насчёт навредить… Если мы договоримся, я вам ничего плохого не сделаю. Видите ли, я старый больной человек, моя жена тоже. Мои дети… они фактически безработные. Мы все ужасно бедствуем. Думаю, для вас не составит труда выделять мне ежемесячно из вашего денежного вознаграждения по сто долларов. Для вас это пустяк, а мне бедному пенсионеру ох как бы помогло.

– Вот что уважаемый, это… как это называется… шантаж. Я не верю ни одному вашему слову и не дам вам ни доллара, ни рубля. Делайте что хотите, а мне больше не звоните…

Как ни странно Прохоров довольно спокойно выслушал решительный отказ Икрама, словно ожидал именно такого ответа. Ни словом, ни жестом не отреагировал он и на то, что собеседник резко поднялся, и не оглядываясь пошёл по направлению к метро…

Через пару дней в Москву приехал дядя Фархад, и как всегда приехал прямо на базу с обычным грузом ранних дынь и прочей южной провизии. Икрам уединился с ним в своей комнате и всё рассказал.

– Ну, гад… сволочь… он же все факты извратил! Твой отец никого не насиловал. Это другие, там были парни постарше, они её. Юнус же сопляк был совсем, его на «атасе» поставили и по делу он с самого начала проходил как свидетель. Вот ведь гад какой, нашёл чем пугать. Было бы у меня сейчас побольше времени, я бы его разыскал, разобрался. А в шестьдесят шестом, там столько всего наворотили. Знаешь, сколько узбеков тогда пострадало, невинных совсем. Те же русские на стадионе, они же пьяные пришли, они и драку начали, там и черепа проламывали и челюсти сворачивали, даже смертные случаи были. Замяли… Конечно, замяли, но не только узбеков от суда отмазали, но и этих строителей бухих. Если бы по справедливости разобрались, ещё неизвестно кого бы больше тогда сажать пришлось. Ну, изнасиловали… Русская баба не узбечка, отряхнулась и дальше пошла. Да кто в советское время русских не насиловал. На Кавказе их сотнями каждый год и почти никого не сажали. А у нас за все семьдесят лет Советской власти один раз такой случай и был-то…

Дядя похвалил Икрама, сказав, что тот держался молодцом, не поддался на примитивный шантаж. А насчёт газеты успокоил – вряд ли старая прокурорская крыса решится на такое. Ведь в той же газете не дураки сидят, они потребуют доказательств, документов, свидетелей. Кто ему те документы даст? Даже если он и разыщет ту штукатурщицу, которой сейчас за пятьдесят. Да она никогда не признается, ведь у неё наверняка не то, что дети, внуки есть. Старик, скорее всего, просто «брал на понт», у них, у следователей есть такой приём. Просто он надеялся, что по молодости Икрам струхнёт и удастся по «лёгкому срубить» денег. Дядя почти успокоил Икрама. Он продолжал тренироваться, играть. «Чёрная» полоса прошла, он вновь обрёл прежнюю свежесть и стал уже забывать о случившемся… когда по возвращению с очередного выездного матча его вновь позвали к телефону.

4

Опять звонил Прохоров.

– Что вам от меня ещё надо? Если вы не оставите меня в покое, я заявлю на вас, я поставлю в известность своё начальство, что вы меня шантажируете, – Икрам говорил в трубку достаточно тихо, чтобы сидевший неподалёку дежурный администратор не мог расслышать его слов. Он не хотел, чтобы кто-то здесь узнал обо всём этом.

– Нам надо ещё встретиться, – раздалось в трубке.

– Зачем? На ваши угрозы я плевал, и платить не собираюсь, к тому же мой отец вообще ни в чём не виноват, и по делу проходил как свидетель.

– Ооо!.. Я рад, что вы уже навели справки. Признайтесь, ведь тот разговор задел вас за живое? Кто вам сообщил подробности, сам отец, или родственники? Впрочем, сейчас это не важно. Да действительно, он не виноват и по делу проходил как свидетель. Надеюсь, вы простите, что я эту маленькую деталь скрыл от вас, – послышался сухой старческий смех.

– Тогда зачем… зачем вы затеяли эту бодягу? Хотели меня обмануть, напугать, деньги выжать? – Икрам с трудом сдерживался от восклицаний, с опаской поглядывая на дежурного администратора и проходящих мимо служителей базы.