Поле под репу

— Ты присмотришь за Рутами? И девочкой?

— Присмотрю. Иди.

Чародеи — мёртвый и живой — обнялись. Дуня каким-то чудом поднялась на ноги и заковыляла к замку. Вроде бы ничего плохого не случилось… Земля тихо, едва заметно дрогнула. Девушка обернулась — вместо обломанной одинокой башни высилась куча камней. У импровизированного кургана, склонив голову, стоял уже не безымянный гость сэра Л'рута. Исследовательница не стала дожидаться, когда он заметит её — она нырнула в дверь на кухню. А потом… Потом — снова ничего.

Проснулась Дуня у себя в каморке. Проснулась вовремя, к завтраку. Но так и не смогла подняться, провалившись в бредовые сны.

…Эскалатор поднялся. Поддерживая юбку, Дуня сошла на «твёрдую землю» и запетляла между столбами перехода. Идти было не очень удобно, так как в метро царила духота, а с потолка текло, словно в майскую грозу на улице — девушка мгновенно промокла. К тому же она так и не отпустила подол, хотя одну из рук занимала недочитанная книга. Нет бы спрятать её в болтающуюся на плече сумку, но для этого почему-то требовалось остановиться, а люди и без того выражали недовольство медлительностью Дуни, то и дело подталкивая сзади или отпихивая в сторону плечом.

Зашумела электричка. Дуня не удивилась, хотя до станции следовало миновать поворот и лестницу. Однако — вот они, вагоны, переполненные и неуловимо похожие на подводные лодки и аквариумы одновременно. Поезд с характерным скрежетом затормозил — и толпа охотничьей стаей бросилась вперёд, увлекая за собой беспомощную студентку. Она знала, отлично знала, что ей не туда, однако сражаться с течением сил не имела. Её внесли в вагон, двери захлопнулись, поддав по спине, и… люди исчезли.

Она стояла в разрушенной башне почившего мага Лучеля. Прошлое? Опять прошлое? Винтовую лестницу заливал мертвенный свет, зеленовато-жёлтый и вместе с тем бледный. Никаких сомнений — обитель призрака. Нужно выбираться! Хорошо хоть теперь ей известно как! Вновь подобрав подол — книга исчезла, платье казалось воздушным, легче тумана, руки потели, то ли из-за мороси, то ли из-за внутреннего жара, — она побежала вниз. На пятом или шестом витке она осознала, что башня странным образом перевернулась — и Дуня летит вовсе не к подножию, а к вершине. Вот и люк над головой. Вздохнув, девушка вскарабкалась на крышу.

Ветер. Пронизывающий ветер. Как холодно! И страшно… А кому не будет страшно, если он окажется на холме среди поля — поля отгремевшей битвы, поля, засеянного искорёженными, изуродованными трупами. За спиной, на покрытом тёмно-коричневыми пятнами древке трепетало знамя. Ветвистая молния. Нестерпимо белая по центру, с затухающими сизыми краями, она рассекала на тысячи кусков грозную тёмную тучу. Здесь был Сладкоежка?.. Нет, вряд ли. Помимо стяга, ничего не напоминало его время и мир — ни копий и мечей, ни верховых животных, ни деревянных повозок. Впрочем, здесь не лежали автоматы, не врылись в землю танки или БТРы, не ухнули с небес самолёты. Сражавшиеся знали оружие пострашнее огнестрельного, такое ужасное, что даже падальщики не слетелись на пир… Не слетелись? Дуня вскинула голову. А что если они не могли? Что если битва ещё не окончена?.. Словно в ответ, в гари небес зажглось солнце.

Оно увеличивалось. Оно не слепило, потому что играло жёлто-красным, таким домашним огнём. Оно неслось прямо на непрошеную гостью, то ли преступницу, то ли ненужную свидетельницу преступления. Преступления — а чем ещё может быть это побоище?

Оно стало больше. Метеор? Снаряд? Нужно в бомбоубежище! Нужно спрятаться… Где-то был люк, она из него вылезла. Дуня посмотрела под ноги. Вот он. Подобные она неоднократно видела вдоль проспекта, по которому — так давно! — ездила в школу. Ей туда. Нырнув в тёмный зев, девушка всё-таки не позабыла закрыть люк и лишь после скатилась по металлической лестнице вниз. В спину дохнуло жаром, башню тряхнуло. Дуня снова очутилась в башне мастера Лучеля. В башне, атакуемой саламандрой.

Девушка кинулась вниз. Она бежала, нисколько не боясь споткнуться о подол платья, запнуться ногой о какое-нибудь украшение, оскользнуться наконец. Она бежала, не замечая, что ступени не вьются спиралью, а прямой дорогой, словно путь из тибетского монастыря, легли к выходу… А кто сказал, что к выходу? И к выходу куда, а не откуда? Но Дуня не обращала на это внимания, как и на двери, что мелькали по сторона. То наглухо заколоченные, то распахнутые настежь. Из таких тянуло весёлым смехом и едким дымом. В них зеленела юная листва и грохотали далёкие взрывы. Они манили тайнами и отпугивали секретами. Может, они вели в иные миры. А вдруг, звали домой. Или же заманивали в бесконечные иллюзии… Выход! Дуня узнала эту тяжёлую резную дверь с широким засовом в усохших крючьях. А рядом танцевал марионеткой скелет. Он звенел монетками на цепочке и пел квакающим голосом.

Не зря лягушата сидят — ква-ква — Посажены дом сторожить, А главный вопрос лягушат — ква-ква — Впустить, не впустить. А если рискнуть, а если впустить, То выпустить ли обратно? Вопрос, посложнее, чем «быть иль не быть», Решают лягушата. Решают лягушата. Ква-аа! [1]

И так по кругу позабытой шарманкой. Сумасшествие… Чувствуя, если она станет его слушать и дальше, то точно свихнётся, Дуня мотнула головой, хэкнула, выбивая задвижку, и обломала ногти, занозила пальцы, поранилась в кровь. Боли не было. Плюнув на всё, девушка рванула дверь на себя. Та легко отлетела к стене, разбивая скелет на кости… Но снаружи Дуню ждала такая же дверь и такой же безумный мертвец.

1

«Песня Лягушонка», слова В. Высоцкого, Льюис Кэрролл «Алиса в Стране чудес», музыкальная сказка (режиссёр О. Герасимов).

За второй дверью была третья. За третьей — четвёртая. За четвёртой — пятая, шестая. Седьмая!..

Дуня вскочила, шумно глотая воздух, затем упала на подушки. Она вырвалась из снов в свою каморку.

— …не вышла, — донёсся встревоженный голос. — Я решила проверить. А она тут мечется по постели и лопочет по-своему. Иноземка.

На лоб легла рука, сухая и прохладная. Возможно, она и вернула Дуню из забытья. Отчего-то девушка ощутила покалывание в чужой ладони. Лёгкая судорога. Бывает, если долго сидишь в неудобной позе.

— Почему? — рука исчезла. Так и виделось, как владелец сжимает и разжимает пальцы, прогоняя кровь по сосудам.

— Вы не смотрите, что она худая. Она кушать любит — Пышку переспорит, так что завтрак ни в какую не пропустит. Работ у неё, конечно, поменьше стало, да и праздник… Ох, испугалась я за неё, сэр Вирьян. Чудная девка. На днях, вот, чуть душу к богам не отправила. По дому, наверное, скучает. В общем, прибежала к ней. А она… Вот же! Ведь здоровая девка. Не чихнула ни разу, когда весь замок от морозницы и зимницы хворал, а тут…

— Случается, — перебил маг. — Болезнь в человеке накапливается, а потом разом даёт о себе знать. Я о другом, Вруля. Почему ты лекаря не позвала? Его ж забота.

— Ох, господин мой. Мастер лекарь Леску не жалует. Иной раз мне кажется, что вовсе боится.

— Ясно, — хмыкнул собеседник. — Ладно, с ним я поговорю. Жалует не жалует, боится не боится, а на то он и мастер лекарь, чтобы лечить!

— Да, сэр Вирьян.

— Иди. Как хворь из тела выгоню, тебя верну — обтереть, переодеть, постель сменить. Это уж без меня…

— Конечно, сэр Вирьян, — дерзко встряла старшая горничная. — С вами и не получится. Леска мужчин не любит.

— Интересно — почему, — судя по голосу, вопрос маг задавал себе, но Вруля приняла его на свой счёт.

— Не знаю. Может, в рабстве что сделали.

— Ничего. Она ж даже не целов… Вот те раз, когда успела? Ладно, Вруля, ты иди. Иди, я тебя позову.

— Хорошо, господин мой.

Дверь с тихим хлопком затворилась, и Дуня вновь открыла глаза. Гость сэра Л'рута некоторое время постоял в безмолвии, потом сел на краешек кровати — из титана, что держит на плечах если не небо, то хотя бы потолок, он превратился в среднестатистического великана.