Полет на месте. Книга 2

Валдес мягко ответил: "Ох, знаете, не будем его обвинять. Он получил эти сведения от сержанта Кусты Тооминга, который служил вместе со мной. Славный человек. Тооминг был ранен спустя пять минут после меня. Так что он видел, как я упал, и позднее сообщил на родине то, что видел. Ах, где? И когда? Под Иперном в Бельгии. 20 января 1916-го".

Он прикурил свою трубку с прямым мундштуком и выпустил в эрзац-табачный "Фейшнер" голубое, с фантастическим запахом облачко дыма уж не знаю какого табака, капитанского или адмиральского.

Я сказал: "Господин Валдес - ммм - почему-то у меня такое чувство, будто ваше пребывание здесь - хрупко, если не сказать, эфемерно. Обещаю, что не стану вам задавать вопросов. Даже о ваших знаменитых "Ступенях", дескать, не появились ли они, часом, где-нибудь, о чем мы и не слышали. Но позвольте мне надеяться, что вы хотя бы в нескольких словах расскажете нам о том, как жили все это время, - для истории эстонской литературы?"

Валдес сказал, попыхивая трубкой:

"Дорогой юноша. Пока вы стояли в дверях этого зала, осматривались вокруг и потом пробирались к нашему столику, госпожа Линде успела мне рассказать самое главное о вас. Но, невзирая на это, давайте не будем говорить об истории литературы. Я за эти двадцать четыре года почти ничего не написал. И все, что у меня есть, лежит в моем маленьком доме на острове Канала Олдерни, который сейчас в руках немцев. А так сказать, по линии биографической могу сообщить следующее...
– Он опять набил трубку и продолжал: - В конце шестнадцатого года - снова вступил в строй, как у вас говорят..."

"Если можно спросить, в каком звании?"

"В звании капитана. И закончил службу во Франции в 1922-м".

"Но в английской армии?"

"Само собой".

"Позвольте узнать: в каком звании?"

Валдес улыбнулся, обнажив желтые от курения, но все еще очень крепкие зубы: "Подполковника. Ну, если вы помните: уже Туглас как-то связывал меня с военной карьерой. А с 1922-го до начала настоящей войны во Франции я занимался разным бизнесом".

"И откуда вы сейчас приехали?.."

"Из Парижа. Ибо несмотря на то, что моя физическая родина находится между Англией и Францией, моя духовная родина - Париж. Но приехал я оттуда, разумеется, через Виши. Потому что здесь я почти официально. А это возможно только через Виши. В данный момент".

"И что вы тут делаете - спустя четверть века?
– осведомился я, совершенно забыв о сдержанности под натиском любопытства.
– Посещаете старых друзей?.."

"Ночь я провел у Линде. И проговорил с Бернардом до утра. А утром получил известие, что мне придется - во избежание недоразумений - сегодня же отбыть...
– он взглянул на свои большие американские часы, - точнее, через час. Тут есть один швед, который отвезет меня на моторной лодке. Некий майор Мотандер. Тоже в каком-то смысле литературный офицер. Переводил Таммсааре на шведский. Так что то, ради чего я сюда приехал, останется, к сожалению, не сделанным. Вы уже догадываетесь, что это такое. Разумеется, я приехал для того, чтобы посетить свое alter ego. Чтобы спустя десятилетия посетить Фриддеберта Тугласа. Ибо Туглас, видите ли, как бы это сказать, человек весьма тщеславный. И тем не менее я ему доверяю, как самому себе. А теперь, - он снова глянул на часы, - госпожа Линде, господин Паэранд - люди, друзья, это место здесь, эта страна - вы не можете представить себе, как мне трудно отсюда уезжать, - но я верю, что на этой земле все хорошо знают, что такое потери как в прошлом, так и в

будущем, - этого вполне достаточно, чтобы эти потери как-то пережить...
– он пожал руку госпожи Линде, потом мою, - одним словом: до встречи. Если судьба того пожелает".

Очень прямо дошел до дверей и исчез на лестнице. Госпожа Линде сказала: "Посидим еще немного. Если за Артуром следили, то, по всей вероятности, это был один человек. И он вынужден был уйти следом за ним. Так что за нами, возможно, больше никто не

следит.
– И затем тише: - Скажите - вы случайно не собираетесь в ближайшие дни в Тарту?.."

"Случайно - да. Уже завтра. Еду по заданию директора инспектировать наше тартуское отделение".

"Послушайте, у меня к вам просьба. Видите ли, мне бы не хотелось, чтобы Бернард был в этом замешан. У него и без того с немцами много хлопот. Он ведь такой неосторожный. Недавно опять что-то сказал в защиту чехов. В связи с уничтожением Лидице. Только на прошлой неделе его таскали из-за этого в СД. А тут..."

Я сказал: "А тут еще Артур Валдес переночевал у вас. И вы считаете вероятным - с полным на то основанием, - что за ним слежка".

"Не только это...
– произнесла госпожа Линде шепотом.
– Он оставил у нас - то есть Валдес - одно письмо. Чтобы Бернард передал его Тугласу, к которому сам он не попал..."

Я сказал: "И теперь вы охотно вручили бы его мне, чтобы вместо него это письмо Тугласу отвез я..."

Черт побери, госпожа Линде все же очень мила и, несмотря на свои мягкие краски и девичий облик (пшенично-золотые волосы, ярко-голубые глаза и гибкую шейку), очень напористая женщина - я давно обратил на это внимание. Так что я ответил к собственному удивлению:

"Какие могут быть проблемы, дорогая госпожа? Я еду завтра утром. На машине. На ведомственной, а значит, на грузовой. Правда, с генератором древесного газа. Но завтра к обеду я непременно буду на месте. И завтра же вечером отнесу ваше письмо. Где оно у вас?"

Госпожа Линде вела себя так, будто училась конспирации по детективным фильмам. Бросила взгляд на желтую соломенную сумочку, лежащую на черном стуле, и произнесла, едва шевельнув губами:

"Здесь, в сложенной газете..."

Она вытащила из сумочки газету, это был последний номер "Ээсти сына", положила ее на стол между нами и заливисто защебетала о концертных и театральных программах на последней странице. Я тоже принял горячее участие в беседе, при этом, глядя госпоже Линде в глаза и рот, медленно сложил в несколько раз газету и наконец сунул ее в карман. И тут же подумал, что если в эту минуту ничего не случится, то за моими действиями никто не следил. Через три минуты мы оплатили счет и вышли из кафе.

Я проводил госпожу Линде до дверей на улице Пикк и поспешил в Департамент цен. Господа Ибрус и Клейнод все еще были на затянувшемся обеденном перерыве, и я чуял, как пепел Клааса стучит в моем сердце: как-никак письмо самого Артура Валдеса Фриддеберту Тугласу! Я вытащил из кармана сложенную газету и вынул конверт. Из голубовато-белой бумаги в мелкую клеточку. Такие здесь не продавались вот уже несколько лет. На нем машинописные буквы сероватого цвета:

Уважаемому господину писателю

Фриддеберту Тугласу

Тарту

И тут у меня в голове мелькнуло: а вдруг на обороте конверта его адрес? Валдеса то бишь. Будь то Олдерни, Париж или Виши - все же адрес Валдеса? Если есть, то я обязательно его спишу - для истории эстонской литературы... Перевернул конверт - на обороте, разумеется, было пусто. И тут я заметил: боже мой, конверт не заклеен! А если и был, то лишь самый кончик треугольника - да и то на скорую руку, к моему великому искушению. Мое жгучее любопытство сквозь рубашку, подкладку, газету расплавило, отпарило или высушило этот клей на лежавшем в моем кармане конверте. А скорее

всего - это мне было нужно для собственного оправдания - конверт был открыт с самого начала. Неважно, по причине спешки, забывчивости или рассеянности. Или даже специально оставлен открытым. Мало ли из каких соображений. Хотя бы из таких, чтобы письмо прочитали как можно больше людей, ибо тот, кто его написал, не уверен, что адресат с ним предпримет...

Одним словом, я ринулся к редакционному окну, грязному, с защитными полосками бумаги крест-накрест от бомбежки, и вынул письмо из конверта. Оно было написано четким, почти чертежным почерком Валдеса, и звучало оно так: