Полет над разлукой

Она попыталась вскочить, но в его теле, придавившем ее к земле, была такая тяжесть, которой она и предполагать в нем не могла. Аля вскрикнула, пытаясь высвободиться – до сих пор ничего не понимая, ошеломленная мгновенностью происшедшего.

И вдруг все связалось в ее сознании в ясную картину! И искаженное Ромино лицо, и пистолет, и звуки выстрела… В ту же секунду ей показалось, что Андрей убит и потому навалился на нее так тяжело.

Она закричала что-то – отчаянное, громкое, задыхающееся, – забилась на асфальте, пытаясь встать, не в силах представить, что тяжесть его тела над нею – смертная…

Но едва ее пронзил ужас этой картины, которую она еще не могла осознать, но от которой у нее в глазах потемнело, как тяжесть уменьшилась и тут же совсем исчезла. По инерции усилия, как пружиной подброшенная, Аля вскочила на ноги.

Она увидела спину Андрея прямо перед собою, а Ромы не видно было из-за его спины. После грохота и звона ей показалось, что в воздухе стоит немыслимая тишина.

В этой тишине она услышала, как с металлическим звуком упал на асфальт пистолет – прямо к ногам Андрея. Потом услышала Ромин то ли всхлип, то ли вскрик и наконец увидела его самого из-за Андреева плеча – так близко, что даже в тусклом свете фонарей видны были капли пота у него на лбу.

– Дурак я, ох дурак!.. – прозвучал Ромин голос.

Бросив пистолет, побледнев, он махнул рукой, схватился за голову, попятился и, развернувшись, пошел прочь по набережной, все убыстряя шаги, переходя на бег – и скрылся за поворотом.

Аля стояла в оцепенении и как завороженная смотрела на маленький пистолет, лежащий у Андреевых ног. Она даже не заметила, как он обернулся – пока не почувствовала, что он хватает ее за плечи, ощупывает, как слепой.

– Алечка, ну скажи: не попал он в тебя? – повторял Андрей. – Что с тобой случилось, скажи, не молчи!

Она почувствовала, что ничего не может сказать – из-за вдруг охватившей ее дрожи, от которой мелко застучали зубы. Но в его словах и, главное, в его прикосновениях было такое отчаяние, что она с трудом пробормотала:

– Н-не-ет-т… со мной… не случилось…

И тут она почувствовала, что он больше не ощупывает ее и не трясет, а обнимает – прижимает к себе так крепко, как будто она может исчезнуть. В его прикосновениях не было в эти мгновения ни легкости, ни мимолетности, но это были его прикосновения, которые она узнала бы во сне, с закрытыми глазами – по тому, как вся душа ее перевернулась!..

Аля замерла, прислушиваясь к нему.

Андрей тоже молчал, и она чувствовала его дыхание – щекою, прижатой к его груди, и лбом, к которому прикасались его губы, и плечами, и спиной, обхваченными его руками. Во всем ее теле чувствовалось его дыхание – и во всем теле, замершем в его объятиях, утихала дрожь.

Ей хотелось, чтобы вечно длилась эта неподвижность и эта тишина, в которой ничто их не разделяло и слышно было только, как его сердце стучит у ее виска. Нет, ей еще увидеть его хотелось – и она нарушила неподвижность, на мгновение подняв голову от его груди и снизу заглянув ему в лицо.

Почувствовав это едва различимое движение, Андрей прижал ее к себе еще крепче. Аля всмотрелась в его лицо и вдруг засмеялась – тихо, почти неслышно.

– Я тебя не узнаю… – прошептала она в сантиметре от его губ. – … без очков…

– А я тебя не вижу…

Его губы наконец коснулись ее губ, замерли на долгое мгновение, потом разомкнулись медленно, томительно – и, забыв обо всем, она закрыла глаза, отдаваясь его поцелую.

– … но чувствую… – произнес он в коротком промежутке, на вздохе. – Побудь так…

В промежутках мало умещалось слов, но невысказанное разрядами пробегало в поцелуях.

Оба они никогда не вспомнили бы ни о времени, ни о месте, на котором стояли, целуясь. Но Аля вдруг почувствовала, как ее нога наступила на что-то твердое, и это «что-то» лязгнуло об асфальт. Она отдернула ногу и тут же вспомнила про пистолет, про все, только что происшедшее. Пропасть этих минут была так велика, что все успело забыться, как будто произошло сто лет назад.

– Андрюша! – Она положила руки ему на плечи, заглянула в глаза – карие, беспомощно щурящиеся, чтобы разглядеть ее лицо. – Давай уйдем отсюда! Сейчас прибежит кто-нибудь, ведь грохот был какой…

– Да. – Он еще раз поцеловал ее, нехотя выпустил из объятий и взял под руку. – Пойдем. Погоди! – Он глянул вниз, поводил ногой по асфальту. – А это – здесь оставим?

– Я не знаю… – Аля растерянно посмотрела на пистолет, не решаясь ни поднять его, ни отбросить. – Наверное, нельзя здесь оставлять? Кто-нибудь поднимет…

– Уж это точно! – Улыбка мелькнула на его губах. – Я спрашиваю: ты хочешь, чтобы в это вмешались, надо вмешаться?

– Нет! – воскликнула Аля. – Зачем? Милиция… Он просто дурак, разве ты не понял?

– Я не успел его разглядеть, – снова улыбнулся Андрей. – Так что – как скажешь.

Он наклонился, поднял пистолет и, размахнувшись, бросил его в реку. Аля вздрогнула, услышав далекий всплеск.

– Будем надеяться, никто нас не видел, – сказал Андрей. – Пойдем отсюда.

Глава 5

– А что ты мне хотел сказать? – Аля приподнялась на локте, заглядывая Андрею в лицо. – Он помешал, ты что-то хотел сказать…

– Уже сказал. – Он протянул руку и снова положил ее голову к себе на плечо. – Хотел сказать, что тебя люблю.

Это он и правда говорил ей всю ночь.

– Не хитри! – Улыбнувшись, Аля подышала ему в плечо. – Ты сказал: должен объяснить… Что – объяснить?

– Ничего. Я тебя люблю, ты моя любимая – и все. Что тут еще объяснять?

Аля не могла понять, устала ли к утру, после бессонной любовной ночи. Вчера – то есть сегодня – все мелькало так стремительно, что она осознать не успевала происходящее, не то что устать от него.

– Ты на машине? – спросила Аля, когда, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы, они снова оказались в горбатых переулках Кулижек.

– Да, – кивнул Андрей. – Возле театра стоит. Но очки ведь разбились, а я без них все равно ближе ста метров не вижу.

– Могу я за руль сесть, – предложила Аля. – У меня, правда, документов с собой нет, но…

– Не надо, – перебил он. – Не надо за руль садиться – ты рядом со мной сядь…

Он произнес это так твердо, но голос его при этом так дрогнул, что она тут же забыла о машине, документах – обо всем.

Стекло на ее часиках разбилось, стрелки вылетели; она взяла Андрея за руку, отодвинула выпачканный засохшей грязью рукав и взглянула на его часы. Был второй час ночи – ничего удивительного, что на улицах пусто: не Барселона, ночных заведений не так уж много, конторы давно закрыты, а немногочисленные жители центра спят.