Полет ночной бабочки

Лейтенант Васянин пристегнул мою правую руку к своей левой руке наручниками. Я ощутила, как жестко и бездушно обхватил холодный металл мое запястье. Так, скрепленные наручниками, мы и пошли к ждавшей нас у входа милицейской машине.

17

До здания областного УВД ехали молча. Там меня провели в уже знакомый кабинет и сняли наручники. Усадили на стул у окна. Сами заняли свои места, закурили. Я тоже закурила.

– Ну, моя красавица, – заговорил наконец капитан Потапов, – что скажешь?

Я ничего не сказала, выпустив изо рта облако дыма.

– Насчет Ольги – это правда? – спросил он.

– Смотря что…

– Что, – капитан вздохнул. – Что ты на нее наезжала?

Я молча кивнула.

– Зачем?

– Думала, это ее рук дело.

Оба оперативника посмотрели на меня удивленно.

– А у нее была такая возможность?

Я снова кивнула.

– Так! Очень интересно! – сказал Потапов. – Прямо как в детективе. У всех была возможность, у всех был мотив. Юлька Смирнова, ты, теперь вот Ольга…

– Юлька не могла! – горячо запротестовала я. – Она физически не могла этого сделать!

– Допустим, – согласился капитан. – Но ты-то ведь могла?

– Могла.

– И говоришь, Ольга тоже могла? Может быть, кто-нибудь еще?

– Да, еще Нина Петровна.

– Серьезно? – менты переглянулись.

– Слушай, детка! – подал голос лейтенант Васянин. – Может, ты мозги нам пудришь, а? Может, сама это все сделала? И дуры бабы правду говорят?

Ничего, кроме досады и усталости, я не чувствовала.

– Доказательства у тебя есть, начальник? – сказала я, втыкая окурок в пепельницу. – Кроме бабьей болтовни…

– Доказательства? – лейтенант Васянин цинично усмехнулся. – Вечно тебе подавай доказательства!

– Как умерла Ольга? – спросила я. – Так мне толком никто и не сказал.

– Ее нашли повесившейся в сортире, – ответил капитан Потапов.

Я вздохнула. Сердце болезненно сжалось, я едва сдержала слезы.

– В каком сортире? – спросила я, снова закуривая. – В нашем, в служебной части гостиницы?

– Ну да! – отвечал Потапов. – Одной официантке приспичило, она долго ждала у двери в сортир, но оттуда так никто и не вышел.

– Значит, там изнутри было заперто?

– Изнутри, – согласился Потапов. – На щеколду.

– И там решетки на окнах!..

– Точно! – подтвердил капитан. – Решетки остались неповрежденными, в окно никто не влезал.

– Так что ж они мне голову морочат! – воскликнула я. – С чего эти дуры вообразили, будто я во всем виновата? Я сквозь стены проходить не умею! И закрыть дверь изнутри не могла!

– Не могла! – усмехнулся капитан. – Потому-то мы с тобой беседуем вежливо и культурно, иначе посадили бы в КПЗ и проводили не беседы, а допросы.

Некоторое время я сидела молча, скривив губы, и злилась. С этими ментами всегда так. Бегаешь, стараешься, собираешь информацию, ломаешь голову над преступлением, а ведь это их прямая конституционная обязанность. А чуть что, они на тебя же все и свалят.

– Ладно, не дуйся, моя красавица! – сказал капитан Потапов извиняющимся тоном. – У нас работа такая: всех во всем подозревать.

– В том туалете следов борьбы не нашли? – спросила я прокурорским тоном.

– Нет, все чисто, – ответил Потапов. – И врач сказал: картина самоубийства стопроцентная. Вопрос в том, с чего это она на себя руки наложила?

– Она была истеричкой, – ответила я печально. – Спросите у девочек, если мне не верите. Только на болтовню их не обращайте внимания, требуйте факты.

– Ладно, без тебя знаем! – ответил Потапов с плохо скрываемым раздражением. – Говоришь, она могла подсыпать в бутылку лекарство?

– Могла. Но не подсыпала.

– Кто же тогда?

Я вздохнула. Рассказать им все, этим олухам, так они глупостей натворят, чего доброго арестуют Дашу. Им-то что! В случае неудачного расследования – выговор по службе, и то вряд ли, а меня и Сережку бандиты убьют.

– Ну, не тяни! – раздраженно бросил Потапов. – Давай рассказывай, что выведала! Если ничего – мы тебя прямо сейчас в СИЗО определим, вместе с твоей Юлькой. Улик достаточно, чтобы вам это дело пришить!

Ну, спасибо, удружили! Связалась с ментами на свою погибель. Теперь или тюрьма, или смерть от бандитской пули!

– Я, кажется, вышла, на след тех, кто убил Костю.

– Так, отлично! – обрадовался Потапов. – Давай улики, факты.

– Ничего я тебе не дам! – сказала я резко и зло. – Попрешься к бандитам с вопросами, они пошлют тебя, а меня грохнут! На хрена это надо! – Тогда в СИЗО! – сказал капитан.

Я вздохнула, посмотрела на них обреченно. Менты дружно заржали.

– Ладно, красавица, не боись! – успокоил меня капитан. – В СИЗО тебя сажать мы не будем, обещаем всячески беречь твою симпатичную шкурку. Но придется тебе все рассказать. Никуда не денешься!

И я стала рассказывать. Про то, как побывала в Раскове, у Кости в особняке, про лысого покупателя трубок, про банду, с которой когда-то был связан Костя. Услышав, что дверца в Костиной машине была прострелена, лейтенант оживился:

– Значит, пуля, говоришь, застряла внутри? – спросил он.

– Так сказал Сережа.

– Эх, выковырять бы ее оттуда, посмотреть, может, удастся по ней что-нибудь определить.

– Едва ли! – ответил капитан. – Ведь она наискосок в дверь вошла, обшивку пропахала, вряд ли на ней какие-нибудь характерные следы остались.

– Характерные следы? – не поняла я. – Всякое огнестрельное оружие, – стал объяснять капитан, – любой автомат, пистолет, охотничье ружье, имеет свой почерк и при выстреле оставляет следы на пуле и стреляной гильзе. Это как отпечатки пальцев – у каждого ствола свои следы, по ним можно идентифицировать оружие со стопроцентной уверенностью.

Я вспомнила, что уже слышала или читала об этом.

– Понимаешь, пуля, что сидит в дверце, – продолжал объяснять капитан, – может вывести к какому-нибудь стволу, уже зарегистрированному в нашем архиве, и тогда мы узнаем, чем именно занимался Костя Пестиков.