Полет саранчи
Шрифт:
«Семья усопшего осталась удовлетворена тем, как прошли похороны», – сообщил прессе зять покойного. Тело Березовского спустя полтора месяца после смерти было наконец предано земле, но расследование дела о кончине бизнесмена не только продолжается, но и затягивается.
Прошли годы. В прессе появлялись фотографии запущенной могилы Еленина-Березовского. Кто в Англии остался из родственников?
Главная жена Лена, которую он из провинциалки превратил в гранд-даму. Катя и Лиза – дочери. Все не бедствуют. Но на могилу приличную не раскошелились. Уж ему-то родственники и жены – за дворцы и виллы, что он им оставил, – могли бы. Ну, жены – первая, вторая, третья – господь им судья. А дочери от первого брака? Как он с Лизкой носился, когда она куролесила,
Сергей Соколов, руководитель охранной фирмы: «Меня вид его могилы не удивляет. Просто к Боре приходили, когда от него что-то требовалось, и любили его только за деньги».
Тихий август. Вместо предисловия
Железный август в длинных сапогах стоял вдали с большой тарелкой дичи [6] .
Совсем в другом обличье явилась мне концовка лета 2018-го: какая-то тихая погода, слишком робкое солнце… Ко всему примешивался привкус увядания – вторая половина августа в Петербурге игрой красок и вечерней прохладой напоминает о приближении осени.
6
Николай Заболоцкий, «Ночной сад».
Договорился встретиться с журналистом Димой Теткиным – «вечным мальчиком из маленького города», по его собственному выражению, – для записи интервью на радио REGNUM. Припарковался у проходной некой бывшей конторы, где в советские времена трудились свои Журбины, а директорствовали собственные Андреи Бабичевы. Почему бывшей? Потому что непохоже это на действующий завод, вряд ли там что-то еще производят.
Кажется, я уже был когда-то у этой проходной… Типография Ивана Федорова, что ли? Если не ошибаюсь, типографщикам в начале девяностых не удалось выкупить здания с землей – случились какие-то проблемы с КУГИ (Комитетом управления госимуществом). Здесь теперь не печатают книг, не прессуют обложек, не сшивают корешков, просто сдают помещения в аренду – довольно распространенная нынче форма выживания старых предприятий. От прежней жизни осталось нагромождение индустриальных кубов в стиле Жоржа Брака – разновеликих строений середины прошлого века, наспех подкрашенных и опутанных неопрятными наслоениями позднейших коммуникаций. Потрескавшиеся дома, наподобие шепчущихся фантомов, сиротливо жмутся друг к другу, вспоминая давние дела канувшей в Лету советской эпохи.
Что на часах? Минут десять еще есть. Начало записи в четырнадцать.
Ворота настежь. Две расплывчатые фигуры – когда-то маскулинной, а теперь неизвестно какой гендерности, – проспиртованные агендеры, одним словом. Равнодушные стражи у ворот ветхой цитадели одного из осколков советского мира увлеченно обсуждали нечто околофутбольное.
Пришлось довольно нетактично прервать их разговор:
– Послушайте, уважаемые, у меня запись на студии REGNUM, позвольте пройти!
Расплывчатые удивленно взглянули на меня, с явным неудовольствием переспросили: «Регнум – радио? – пошуршали засаленными бумажками. – Нет таких, звоните им, пусть встретят» – и продолжили увлекательную дискуссию.
Позвонить им – большая проблема. Мы с Димой давно знакомы, переписываемся, встречаемся иногда поболтать и пообедать. У меня есть e-mail Теткина, WhatsApp, мессенджер, есть и номер мобильного. Но Дима – большой оригинал – на телефонные звонки не отвечает, объясняя тем, что не любит телефон. А мне что делать? Звоню-таки на мобильник, пишу на gmail – нет ответа.
Болтаюсь у проходной, хожу взад-вперед. Ворота –
настежь, машины въезжают и выезжают; стражи тем временем занимаются своими делами. Им неинтересны машины, неинтересна и странная персона, фланирующая мимо их неодолимого поста охраны.Жарко. Время течет и плавится, иногда останавливаясь и затвердевая наподобие теплого бабушкиного варенья.
В 14:30 из-за поворота появился «вечный мальчик», напористо вещая своему спутнику нечто возвышенно-ритмизированное: «Высоко в небе, где падают звезды, как слезы и розы в первых стихах».
Дмитрий обрадовался, заметив меня, будто это оказалось приятной неожиданностью:
– А, вы уже здесь? «Фонарями, проезжающими машинами каждый день прохожу мимо себя», – отречитативил он, возможно, собственные вирши. – Наверное, мимо вас тоже. Оч-чен-н-н хараш-шо, пойдемте… Со мной, – бросил он охранникам и увлек своего спутника и меня в извилистые дворовые проходы, обрамленные допотопными фабричными корпусами. Комментировать опоздание не стал, вдохновленный, возможно, примерами вечно опаздывающих президентов некоторых великих держав.
А потом были студия, интервью… Говорили о работе инженера, о бизнесе, об олигархах, о литературе, о гераклитовой метафоре времени и даже о боевых единоборствах как о театре.
После выхода передачи в эфир мы снова встретились и будто продолжили ранее начатый разговор. В присущей ему отвязной манере Дима заявил, что я как человек интересней того, что пишу: «Многие ваши вещи, особенно записки о Крыме, довольно любопытны, но не кажутся мне первичными».
«Напишите лучше о своей жизни, – добавил он. – В девяностые вы оказались в эпицентре событий, в которых подчас решались судьбы России. Просто воспоминания о том времени, о работе с олигархами, криминалитетом – вы же многих хорошо знали».
Первой мыслью было: «Писать о выскочках запыленных девяностых? Бр-р-р, вряд ли это герои моего романа. Не самые духоподъемные воспоминания, да и человеческий материал не особо интересный».
Дима был настойчив: «Попробуйте. Современной публике нон-фикшен может оказаться ближе устаревшего жанра романа».
Меня его идея не заинтересовала, и вскоре разговор был благополучно забыт. Но дружеские советы поделиться собственными впечатлениями о проклятых девяностых с неизменной регулярностью поступали от разной пишущей братии, от друзей, однокашников и многих других, кто мне небезразличен.
Опять нон-фикшен, опять публицистика? Несколько лет назад я твердо решил писать только худлит, гнал от себя идею открывать глаза общественности на абсурды и парадоксы первых лет так называемой демократии в России – не хотелось погружаться в темные времена безвластья, вернее, власти нуворишей-однодневок, не хотелось, чтобы мое имя ассоциировалось с этими весьма влиятельными в свое время, но крайне несимпатичными персонами, ежеминутно da surgere scelus [7] , да и сказано о них уже немало.
7
Порождающими криминал (лат.).
Но воспоминания о девяностых, сыгравших важную роль в моей жизни, не давали покоя, раз за разом всплывали в памяти, словно демоны из «Капричос» Гойи бились изнутри о черепную коробку, и я дал задний ход. Почему не попробовать? Написать без преувеличений. Попытаться уйти от назидательности и моральных оценок; написать как было – просто собственные впечатления.
Летом 2020-го приступил к написанию «Полета саранчи», постепенно увлекся, и вот книга перед вами, мой читатель. Вы читаете предисловие – довольно старомодно писать авторское предисловие, не так ли? Что делать – Кругосветов вообще старомоден, как все поколение Кругосветовых. Если так хочется остаться современным и быть в тренде – можете перелистнуть и сразу перейти к первой части.