Полеты в одиночку

Я поблагодарил хозяйку гостиницы, которая слышала весь разговор, сидя радом с телефоном за маленьким столиком, вышел на улицу и попытался поймать такси. Я стоял в кромешной темноте у гостиницы на Лестер-сквер, и вдруг ко мне подошли пятеро солдат.

— Гляди-ка, офицер, будь он проклят! — крикнул один. — Сейчас мы его отделаем!

Меня окружили злобные пьяные физиономии, к моему лицу уже потянулись кулаки, как вдруг один заорал:

— Эй, стой! Это же ВВС! Он летчик! У него крылышки, зараза!

И они развернулись и растворились во мраке.

Меня потрясло, что толпа пьяных солдат рыщет по темным улицам Лондона в поисках офицера, которого можно избить.

Такси так и не появилось, и я снова взгромоздил свои неподъемные мешки на плечи и зашагал по направлению к Хэмпстеду. От Лестер-сквер путь неблизкий — даже без трех огромных мешков, — но я был молод, силен, возвращался домой и, если надо, готов был пройти и двести километров.

До дома сводной сестры я добрался часа через два. Она радостно встретила меня, я вручил ей в подарок немного лимонов, лаймов и мармелада, а потом с удовольствием рухнул на кровать.

Рано утром они меня отвезли на вокзал Марилебон, и я сел на поезд до Эйлсбери. Дорога заняла час с четвертью. В Эйлсбери я нашел автобус, который, как заверил меня водитель, проедет прямо через деревню Грендон-Андервуд. Всю дорогу я без конца спрашивал сидевшего рядом старика, когда мы подъедем к Грендон-Андервуду.

— Подъезжаем, — наконец сказал он. — Здесь нет ничего особенного. Несколько домиков и пивная.

Я заметил мать за сто метров. Она терпеливо стояла у калитки, дожидаясь автобуса, и я точно знал, что она стоит здесь уже часа два, с тех пор, как прошел самый первый автобус. Но что такое час или три по сравнению с трехлетним ожиданием?

Я жестом попросил водителя остановиться прямо у коттеджа и слетел со ступенек автобуса прямо в объятия матери.