Полезный Груз

– Не вижу, каким образом я мог бы…

– Вам нужно будет туда пойти.

– Простите, как?

– Пойти. В здание суда. И убедить…

– Боевиков? Вы это серьезно?

– Нет, не боевиков. Убеждать вы умеете, это ваша профессия, а также ваше призвание.

– Благодарю за комплимент. В чем убедить, и кого?

– Убедить власти…

– Власти!

– … что речь боевика перед телекамерой и трансляция речи на весь мир никак не скажется ни на положении властьимущих, ни на расстановке сил; не закончится переворотом; и вообще никаких неприятностей не будет.

– Ничего не понимаю. Какая речь?

– Перед телекамерами. Нужно, чтобы один из боевиков произнес речь. После чего они сами оттуда уйдут. Непременно нужно, чтобы речь транслировалась по всем каналам.

– Речь.

– Да, господин Пицетти. Скорее всего о том, что в мире есть некоторое количество людей, благодаря усилиям которых человечество продолжает жить в так называемой технологической эпохе, а не скатывается в средневековье, например. Это понятно? … Нет? … Несколько стран имеют базы на Ганимеде. Это такой спутник Юпитера. Слыхали?

– Я не нахожу, господин Вяземский, что…

– На эти базы прибывают, и с этих баз отправляются на землю, люди. Некоторых из них насильно заставляют лететь туда, иных приманивают деньгами, третьих увещевают и стыдят, и тыкают недостаточным градусом патриотизма. Добровольцев нет совсем, поскольку люди, добровольно желающие принять участие в прогулке на Ганимед отсеиваются, как психически неадекватные, еще до прохождения подготовки. Затем какая-то часть путешественников возвращается на Землю. Дальнейшей их судьбой никто не интересуется, а судьба эта в большинстве случаев трагична. Боевики, собирающиеся захватывать здание суда, имеют, как я понимаю, прямое отношение к этим людям. Либо сами из них, либо их близкие. И они хотят, чтобы человечество об этих людях узнало.

– Информацию по этому поводу никто не скрывает, господин Вяземский. Любой интересующийся вопросом найдет кучу справочников…

– Не нужно меня агитировать, Пицетти. Вам, как и мне, хорошо известно, что специально никто эту информацию искать не станет.

– Нет, только…

– Люди трогают выключатель – и загорается в комнатах свет, и на электрической плите готовится обед, и лифты исправны, и бегают по улицам троллейбусы, трамваи, и нашответы, и скоростные поезда перевозят продукты питания, товары, и людей из одних мест в другие. Работает телевидение, включается индивидуальная связь. Все это называют прогрессом, достижениями науки, и прочая, и прочая. Это, наверное, правда; а только изотоп гелия сам по себе достижением науки не является, он – часть естественных природных ресурсов, и чтобы достижения науки продолжали существовать, изотоп приходится добывать на Ганимеде и доставлять на Землю – и делают это люди, которые в большинстве своем хотели бы заняться чем-нибудь совершенно иным; а говорить об этом не принято. Боевики хотят, чтобы об этом говорили. Хотя бы иногда.

– Это все не ново, господин Вяземский.

– Конечно нет. Благополучие одних за счет рабства других. Старо как мир.

– Я говорю конкретно о Ганимеде. Вы на кого-то похожи … ваше лицо … Вы человек молодой, вам простительно не помнить – но и обсуждения, и дискуссии на эту тему, в том числе и в средствах массовой информации, имели место в большом количестве. Были споры и обвинения, и даже на государственном уровне. Некоторые страны обвиняли другие страны в чрезмерной жестокости, бесчеловечности … жадности…

– А потом?

– А потом люди устали об этом говорить.

– А посылать людей на Ганимед не устали.

– Нет, конечно. Энергию ведь нужно откуда-то брать.

– Красть.

– Почему ж красть? Разве Ганимед принадлежит кому-то помимо нас?

– Господин Пицетти, не мне рассказывать вам, что такое воровство. Крадут не изотоп гелия – крадут жизни людей. И делают это тихо. И человечество, пользующееся благами технологической эпохи, отводит глаза.

– Русские, стало быть, напортачили.

– Каким образом, господин Пицетти?

– Послали на Ганимед партию армейских, возможно за какие-то провинности. В том числе ребят из спецназа.

– Вы прозорливы, господин Пицетти.

– Вы – один из боевиков?

– Нет. Более того, я скорее согласен с вами, чем с боевиками. Болтовня на эту тему, даже по телевизору, ни к чему не приведет. Не так ли?

– А вы не тот, за кого себя выдаете, господин Вяземский.

– Это не имеет отношения к делу.

– Это очень странно.

– Только на ваш взгляд.

– Нет, ваш вид странен, господин Вяземский.

– Чем же?

– Вы – сын … скорее всего … не могу вспомнить … поразительно похожи.

– Пицетти, обуздайте ваше праздное любопытство сию же минуту.

– Позвольте! …Господин … нет, помню только кличку. Фамилия славянская, имя расхожее, а вспомнить не могу … господин … Нил … О! Вспомнил. Нил Дубинский.

– Хмм.

– Вы – его сын? Нила Дубинского?

– Может и так. И что же?

– Э … Дубстер. Нил Дубинский по кличке Дубстер.

– Всё, удовлетворили любопытство? Перейдем к делу?

– Насколько я помню, дети за Нилом Дубинским не числились. Но он погиб именно на Ганимеде, и вы пришли говорить со мной о Ганимеде, так что связь есть. Племянник?

– Пицетти, не зацикливайтесь на этом аспекте, умоляю вас.

– Я помню фотографии.

– Пожалуйста, не нужно. А то ведь я вдруг вам скажу, что я и есть Нил Дубинский, он же Дубстер. То бишь, налетчик и безжалостный убийца. И при этом вовсе не хладнокровный.

– Нет, вам не больше тридцати. Дубстеру сейчас было бы под шестьдесят, или даже за шестьдесят.

– Перейдем к делу, Пицетти.

– К делу? Ну, хорошо. К делу.

– Я хочу, чтобы вы пошли в здание суда и повлияли там на события.

– Вам жалко товарищей?

– Никого мне не жалко. Просто противно.

– Противно?

– Вы прекрасно меня понимаете, Пицетти.

– Я закурю, хорошо?

– Да, пожалуйста.

Пицетти закурил сигару и присел на край стола. И сказал:

– Что ж, действительно понимаю. Прибыль от отправки приговоренных на Ганимед получает всё цивилизованное человечество, имеющее доступ к массовой информации, сочувствовать некому. Нынче всякий – барин, помещик, рабовладелец. Каждый младший служащий, каждый уборщик, и даже уличные нищие. Узнав правду, они – то есть человечество – закатят лицемерно глаза и скажут – что ж, жизнь нынче такая, ах, ах – и этим их сочувствие ограничится. Даже на демонстрацию не выйдут. Этот экстравагантный шаг с захватом здания суда действительно пустая затея.