Полибий и его герои

Мы с изумлением видим, что перед нами совсем другой текст. В подлинном договоре нет ни флота в 200 кораблей, ни италийской добычи, ни опустошения берегов, ни дележа мира, ни последующей переправы карфагенян в Грецию. Лишь неопределенно сказано, что Ганнибал окажет помощь, «насколько будет нужно и как мы вместе договоримся». Зато есть очень конкретные условия, касающиеся Иллирии и Эпидамна. Но они-то и отсутствуют у Ливия. Что же произошло? Откуда столь странный договор у Ливия? Совершенно ясно. Он взят у анналистов. Они, понятно, не читали самого договора и основывались на ходивших по Риму слухах. Ливий чрезвычайно высоко ставит нашего автора. «Полибий — писатель заслуживающий величайшего доверия», — говорит он (XXX, 45, 5). В другом месте: «Мы следовали Полибию, писателю достоверному» (XXXIII, 10, 10). Но тут Ливий не только выбрал анналистов, но ему и в голову не пришло сообщить, что имеется другой вариант договора, причем сообщает его столь чтимый им Полибий! И что самое удивительное — последующие историки повторяют Ливия, а не Полибия (Zon. 9, 3; Арр. Maced. I, 1).

Точно так же Ливий обошелся и с другим источником, найденным Полибием, — надписью Ганнибала. Он пишет: «Сколько было войск у Ганнибала после его прихода в Италию, относительно этого пункта источники совершенно не согласны друг с другом: самая высокая цифра — сто тысяч пехоты и двадцать тысяч конницы, самая низкая — двадцать тысяч пехоты и шесть тысяч конницы (это и есть цифра Полибия. — Т. Б.). Более всех поверил бы я Л. Цинцию Алименту, который… взят был в плен Ганнибалом» (XXI, 38, 2–3). Но ведь сохранилась подлинная надпись Ганнибала. Это важнейший документ. Конечно, можно попробовать ее оспорить. Быть может, Ливий считает, что пуниец намеренно исказил истину? Нет. Он даже не обсуждает истинность надписи, он вообще не упоминает о ее существовании.

Итак, первый источник Полибия — это документы: тексты договоров, надписи, письма полководцев и политиков, протоколы заседаний советов и сената.

Но есть второй ценнейший источник. Рассуждая о методах Тимея, Полибий говорит: наши главные органы познания зрение и слух. Из них Тимей «выбирает более удобное, хотя и менее верное. Он отказался от зрения и довольствовался слухом. Источник этот также может быть двояким: исторические сочинения и расспросы». Тимей ограничился книгами. Расспросами он не злоупотреблял (XII, 27, 3). Не то Полибий. Рассказы очевидцев для него один из главнейших источников. Уж конечно, ему хотелось везде побывать самому и увидать все своими глазами. Увы, это невозможно, с грустью замечает он. «События совершаются одновременно во многих местах, а одному лицу невозможно присутствовать разом в нескольких пунктах». Но историку не только нельзя разом быть везде. Ему нельзя войти в прошлое. Полибий при всем желании не мог побеседовать со Сципионом Старшим или увидать его сражение с Ганнибалом. «Остается собирать сведения у возможно большего числа лиц, давая веру надежнейшим свидетелям и умело оценивая случайно притекающие сведения» (XII, 4с, 4–5). Я, говорит Полибий, описываю или то, что видел собственными глазами, либо узнал от надежных очевидцев (IV, 2, 1–2). Действительно, о Пунических войнах он расспрашивал римлян, карфагенян и участвовавших в ней окрестных варваров. Вспомним его рассказ о Ганнибале — он весь соткан из воспоминаний очевидцев (IX, 25–26).

Мы постоянно видим Полибия беседующим с людьми, которые могли бы сообщить ему ценные сведения для его истории. Он беседует с римскими сенаторами, он беседует с влиятельными карфагенянами, он беседует с южноиталийскими греками (XII, 15, 1–2), он беседует с египетскими послами (XXXI, 20, 8–9)^{58}, он беседует с вдовой знатного галата, попавшей в плен во время кампании 190–188 гг., а потом записывает ее рассказ (XXI, 38). У Полибия была уникальная способность находить нужных людей и выуживать у них нужные сведения. Историка чрезвычайно интересовал Сципион Старший, великий победитель Ганнибала. И неудивительно. Он слыл новым Александром. О нем были написаны горы книг. Его называли любимцем небожителей и баловнем фортуны. Историки рисовали его каким-то взбалмошным гением, все предприятия которого являлись блестящими экспромтами и кончались ослепительной удачей вопреки здравому смыслу, случайно. Полибий страстно хотел проникнуть в тайну этого загадочного человека. Он прибыл в Рим через 16 лет после смерти Сципиона. Но он жил в доме его приемного внука и наследника. Он мог пользоваться семейными архивами. Со вдовой Сципиона, дочерьми, зятьями он встречался почти на правах родственника. Неоднократно он слышал их рассказы. Теперь Сципион стоял перед ним как живой. Но ему необходимо было восстановить военные кампании полководца. Полибий познакомился с боевыми товарищами Сципиона Старшего (X, 9, 3). От них он узнал, что все свои замыслы великий полководец любил окружать непроницаемой тайной. Буквально за несколько часов до решительных действий никто в лагере ничего не знал. Был только один-единственный человек в целом мире, говорили Полибию все эти люди, которому он открывал свои планы, — Гай Лелий. С детства их связывала неразрывная дружба. Лелий «знал каждое его слово, каждый поступок и все планы». Он «постоянно находился при нем и вблизи наблюдал его образ действий» (X, 3, 1–2). Мало этого, Лелий участвовал во всех кампаниях друга, был вторым лицом после главнокомандующего в войске, правой рукой буквально во всех его предприятиях. Этот Лелий до сих пор жил в Риме. Значит, нужно было во что бы то ни стало подобрать ключи к сердцу этого человека.

И Полибию это удалось. Он завоевал доверие Гая Лелия и услыхал его рассказы. Наш герой признается, что эти рассказы перевернули все те представления о Сципионе, которые он получил из книг. Он узнал, что все планы тщательно составлялись Сципионом, продумана была каждая мелочь, каждая деталь, взвешен каждый шаг. Так постепенно он восстановил все кампании Сципиона.

Но порой перед Полибием вставала еще более запутанная задача, чем узнать планы полководца и ход сражения. Ему приходилось разгадывать тайны мрачных убийств. Самый яркий пример тому — умерщвление Деметрия Македонского. Его гибель окутывала непроглядная ночь, все происходило за непроницаемыми для посторонних взоров стенами македонского дворца. До ахейцев доходили только смутные противоречивые слухи (Liv. XLI, 24, 3–5). Но Полибий поставил целью узнать, куда пропал младший сын Филиппа. Словно ищейка, он шел по кровавому следу. Эмилий Павел вывез из Македонии архив Персея. Уж конечно, мегалополец туда проник. Видимо, вскоре он понял, что главными действующими лицами были Филокл и Апеллес, наперсники царя. Увы! Только что найденная нить порвалась у него в руках. Филокл был умерщвлен Филиппом, Апеллес — Персеем. Концы схоронены были в воду. Но Полибий не пал духом. Он знал, что в Риме в качестве почетных пленников живут македонские министры, Пантавх, Гиппий и Медон (Liv. XLIV, 45, 2). Историк немедленно с ними знакомится и, разумеется, вскоре становится их закадычным другом (Polyb. XXIX, 8, 10). И вот уже у них от него нет никаких тайн. Теперь, наконец, сопоставив их рассказы и царские записки, он смог восстановить эту кровавую драму.

Но как бы ни был хорошо осведомлен его собеседник, Полибий и тут держится того же правила, что и с документами: ничего не принимать на веру. Даже рассказы Лелия. Он старался тщательно проверить каждое его слово, пока не пришел к выводу, что он говорит правду. «Речи его казались нам заслуживающими веры и соответствующими делам Публия (т. е. фактам. — Т. Б.)», — говорит он (X, 2).

Третьим важнейшим источником для Полибия были путешествия. Мы уже знаем, что он старался везде побывать сам, все увидеть собственными глазами. Услыхав, скажем, что битва произошла в долине, причем за холмами укрыта была конница, он ехал сам в эту долину, осматривал ее, изучал, измерял шагами расстояния и высчитывал, можно ли было действительно здесь спрятать конницу? Следы этих путешествий и исследований видны повсюду. Поэтому в его рассказе мы видим все воочию, можно сказать осязаем.

Так рождается метод, который сейчас называется комплексным подходом к источникам. Полибий работает с документами, слушает рассказы участников событий, а затем сам лично все проверяет на месте. Вот блистательный пример этого метода. Речь идет о знаменитом эпизоде Второй Пунической войны, о котором столько спорили в Античности, о легендарном переходе Ганнибала через Альпы. Все предшественники Полибия восторгались гением Ганнибала, без конца говорили о его мудрости, предусмотрительности. Но все прочие деяния этого великана, по их словам, меркли перед этим сказочным переходом. Ведь Альпы неприступны. Преодолеть их — деяние бога, не человека. Немудрено, что все истории Ганнибала полны были рассказов о снежных лавинах, ледяных пустынях и пропастях. По словам историков, когда карфагеняне были уже на краю гибели, явился некий бог и перевел их через горы.

Все эти истории вызывают самые ядовитые насмешки Полибия. Наши писатели, язвительно замечает он, впадают в двойную ошибку. Во-первых, они противоречат фактам; во-вторых, самим себе. В самом деле, они уверяют, что Ганнибал мудрый и предусмотрительный военачальник. И тут же сообщают, что этот мудрый человек завел все свое войско в заведомо непроходимые горы и едва не погубил всю армию. Во-вторых, они говорят, что Альпы недоступны человеку. Вздор. Через них неоднократно переходили кельты. Об этом наши писатели не знают, но Ганнибал-то знал это прекрасно, поэтому-то он и решился на свою экспедицию. Наши же историки поступают как горе-трагики, которые так запутывают интригу в пьесе, что сами не могут ее распутать и привести драму хоть к какому-то логическому концу. И тогда появляется бог из машины, театральное божество, которое является при звуках бутафорского грома и блеске пиротехники и приводит пьесу к благополучной развязке. Точно так же, загнав Ганнибала в непроходимые горы, писатели наши вызывают божество, которое спасает и его, и их рассказ. И тут Полибий дает свою версию перехода пунийцев.

Рассказ его замечательно четок и ясен. Он сообщает, каким путем двигался Ганнибал, сколько дней занял у него подъем, где он разбивал лагерь. Остановлюсь только на одном эпизоде спуска с гор. Как ни тяжел был подъем, говорит Полибий, спуск был еще хуже. Пунийцы двигались по узкой крутой дороге, заваленной снегом. «Снег не давал различить место, куда ставить ногу, поэтому всякий, кто сбивался с дороги и падал, низвергался в пропасть». И все-таки они медленно двигались вперед, пока не «подошли к узкому месту, по которому не могли пройти ни слоны, ни вьючные животные — ибо обрыв, крутой и до того, всего стадии в полторы в протяжении, стал еще круче после недавней лавины… Обстоятельства сложились как-то особенно необыкновенно: на прежний снег, оставшийся от прошлой зимы, выпал в этом году новый; легко было пробить этот снег ногами, так как он выпал недавно, был мягок, к тому же неглубок. Но, пробивши верхний слой и ступая по нижнему, отвердевшему, солдаты не пробивали уже нижнего и двигались дальше, скользя обеими ногами… так бывает с людьми, которые идут по дороге… покрытой грязью… Когда упавшие старались подняться на ноги и для этого опереться коленями или руками, они скользили еще больше… Напротив, когда вьючные животные пытались подняться после падения, то пробивали нижний снег и… стояли неподвижно вместе с ношей».

Пройти это место оказалось невозможным. В конце концов, Ганнибал вынужден был остановиться и велел расчищать снег. Для скота и лошадей расчистили достаточно удобный проход за один день. Слонов удалось провести только через три дня мучительных трудов. Кроме того, эти великаны «сильно страдали от голода. Дело в том, что альпийские вершины… совсем безлесны и обнажены, ибо снег лежит там всегда, зимой и летом; напротив, средние области по обоим склонам гор имеют леса» (III, 47–56, 4).

Я думаю, читатель обратил внимание на очень конкретные детали — два слоя снега, недавняя лавина, непроходимый овраг в 1,5 стадии, т. е. около 280 м в длину. Откуда все эти подробности стали известны Полибию?

«Мы говорим с уверенностью, — пишет он, — ибо о событиях этих знаем от самих участников, местности в них осмотрены нами лично во время путешествия, которое мы совершили через Альпы из любознательности и любопытства» (III, 48, 12). Итак, Полибий нашел участников похода, притом нескольких человек — он говорит во множественном числе. Рассказы их он, очевидно, тщательно записал. С этими записками в руках он начал восхождение на Альпы. Он отыскивал следы, оставленные пунийцами; кое-где, быть может, даже остатки их лагерей. Каждый шаг он сверял по записям. Он увидел, что вершины покрыты вечными снегами и лишены растительности. Достигнув их, он обнаружил, что есть четыре спуска с гор (XXXIV, 10, 18). Он отыскал тот, которым воспользовался Ганнибал, и дошел до узкого места, бывшего для карфагенян камнем преткновения. Полибий тщательно его измерил и записал данные. После спуска он, вероятно, снова встретился с очевидцами, чтобы устранить последние вопросы и неясности.