Полиция памяти
Шрифт:
— Ну и развалины! — протянул старик, скидывая рюкзак на снег, и вытер лицо полотенцем, которое носил за поясом.
— Хуже, чем я боялась, — кивнула я, села на камни у самого речного истока и глотнула воды из бутылки.
Сама хижина уже мало напоминала здание как таковое. Где у нее вход, было не разобрать, но так и казалось, будто от малейшего прикосновения она с грохотом развалится на части.
Крыша провисала под тяжестью снега, печная труба обвалилась, а щели между замшелыми досками стен заросли какими-то яркими разноцветными грибами.
Перед началом работы мы решили подкрепиться и передохнуть. Но совсем
Разобрав доски, когда-то служившие хижине дверью, мы вошли внутрь. Пол у порога оказался усеян гвоздями, зубилами, скальпелями и прочими колюще-режущими орудиями из скульпторского арсенала. Опорный столб, на котором держалась крыша, обрушился, и мы осторожно двинулись в полумрак, освещая дорогу фонариком.
— А-а-а!!. Что это?! — вдруг завизжала я себя не помня. Прямо под верстаком передо мной вдруг мелькнуло что-то ужасное. Совсем не такое, как запыленные руины вокруг. То был неподвижный кусок мокрой слизи, мягкий, но с торчащими острыми клинышками, изувеченный и оплывший, который к тому же источал нестерпимую вонь. Старик направил туда фонарик.
— Кажется, что-то сдохло, — сказал он невозмутимо.
— Сдохло?!
— Ну да… Кошка, скорее всего. Дикая, но забралась сюда помереть.
Мы осмотрели останки внимательней. Плоть на голове и теле уже почти испарилась, открывая взору белые кости, но лапы с ушами и правда напоминали кошачьи. Наспех сложив ладони, мы помолились за спасение существа, которого никогда не встречали, и, стараясь больше не глядеть в его сторону, приступили к работе.
Мамины статуэтки были разбросаны по всей хижине в огромном количестве. К нашему облегчению, различать, которые из них она создавала за тем, чтобы в них что-то спрятать, а которые нет, оказалось несложно. Все скульптуры-тайники изначально задумывались как абстрактные композиции из деревянных и каменных элементов — сделанных так, чтобы содержимое было легко достать. Многие из них оказались уже разбиты, а то, что хранилось внутри, выглядывало из трещин или валялось рядом.
Мы начали складывать все это в рюкзаки, а когда те наполнились, задействовали чемодан, который специально на этот случай притащили пустым.
Разбивать каждую фигурку и проверять содержимое было некогда. Мы просто брали их в пальцы, одну за другой, и в ту же секунду могли сказать, скрывается там исчезновение или нет.
Через пару часов мы закончили. Два рюкзака и чемодан были забиты до отказа. Мы задумались, не похоронить ли кошку, но в итоге трогать не стали, рассудив, что и хижину эту скоро сровняет с землей, так пускай уж хотя бы снег погребет их обоих вместе.
Уже на берегу истока я опустила чемодан на землю и обернулась туда, куда наверняка уже никогда не вернусь.
— Может, я понесу чемодан? — предложил старик.
— Нет, все в порядке! — ответила я. И мы спустились по горной тропинке на станцию у подножия.
Поезд прибывал уже вот-вот, на станции было оживленно. Зал ожидания на платформе заполнили семьи, возвращавшиеся с пикников, походники с рюкзаками и фермеры, привозившие в город овощи, — все с большим багажом. Пассажиры явно о чем-то беспокоились, это читалось у каждого на лице. Вся станция словно дышала необъяснимой тревогой.
— Поезд
опаздывает? — уточнила я, перекладывая чемодан из правой руки в левую.— Нет, принцесса, — ответил старик. — Они проверяют багаж.
* * *
Перекрыв входы-выходы, Тайная полиция выстроила всех пассажиров в две длинные очереди. Цепочка из темно-зеленых фургонов тянулась перед станцией вдоль всего кольцевого разъезда. По их же приказу станционные служащие вынесли из зала ожидания все скамейки, чтобы те не мешали проверке багажа. Поезд уже стоял на платформе, но, похоже, отправляться пока не собирался.
Я взглянула на старика. Слова застревали у меня в горле. «Что нам делать?!» — спросила я его одними глазами.
— Не показывай, что волнуешься, — быстро прошептал он. — Занимаем очередь последними!
Отдавшись волнам толпы, мы начали медленно смещаться назад, пока не оказались в очереди примерно десятыми с конца. Прямо перед нами стоял фермер с огромным бамбуковым коробом за плечами. В коробе были овощи и консервы, а также вяленое мясо, сыр и прочие яства, от одного вида которых сразу же начинали течь слюнки. А позади нас стояли богато одетые мать и дочь, у каждой по чемодану.
Очереди постепенно продвигались вперед. Тайная полиция расхаживала по залу, поигрывая пальцами на пистолетах и ощупывая нас подозрительными взглядами. И хотя из-за спин пассажиров было толком не разглядеть, кажется, у самого выхода на платформу двое офицеров проверяли у всех багаж и документы.
Волей-неволей мы слушали осторожные шепотки и несмелое бормотание, раздававшиеся в толпе вокруг нас.
— Многовато стало проверок в последнее время…
— Нашли где искать! Кого здесь найдешь, в такой глухомани?
— Как знать, как знать… Я слышал, люди из убежищ теперь разбегаются по горам и лесам, потому что там безопаснее. Вот Тайная полиция и зачищает теперь все деревни. А недавно поймали одного прямо в горной пещере!
— А в итоге страдаем мы! Скорей бы уже со всем этим покончили!
С приближением полиции все шепотки умолкали как по команде.
— Больше всего их интересуют документы, а не багаж, — пробормотал старик, наклонившись якобы за тем, чтобы поправить ремень на брюках. — У нас пропуска в порядке, так что можно не волноваться.
И действительно, документы у каждого проверяли долго и основательно. Разглядывали со всех сторон, изучали на свет, сличали лицо с фотографией, старательно вычисляя, не фальшивый ли пропуск и не значится ли его номер в черном списке. Багаж же, наоборот, просматривали быстро и вскользь, в основном лишь распахивали да окидывали взглядом сверху, но не копались внутри.
Однако в наших пожитках их взгляду откроются уже не исподнее со свитерами и не сладости вперемежку с косметикой. В нашей поклаже мы собираемся пронести очень странные даже на первый взгляд объекты, ни названия, ни назначения которых и сами не знаем, ибо даже память о них давно уже канула в прошлое. Я затянула покрепче лямки на рюкзаках и стиснула ручку чемодана. Объекты эти столько лет продремали во чреве скульптур, позабытых во мраке развалившейся хижины, что просто дрожат от ужаса теперь, когда их так грубо разбудили и так внезапно вытащили на свет. И этот их ужас отчетливо передается мне через спину и пальцы.