Полигон

На четвереньках человек – человек ли? – удивительно быстро и так же суетливо бежал вперед по дорожке, по которой только-только пронес свое тело великан. При этом непрямоходящий гуманоид нимало не заботился о сохранности коленей и локтей, которыми он перебирал по горизонтали так уверенно, будто они для этого предназначены матушкой-природой. Небось толстенные у него мозоли, подумал я. А вообще движениями гуманоид напоминал жука. Причем не какого-нибудь неторопливого скарабея или жука-оленя, а жужелицу или таракана.

Врезавшись лысиной в очередное препятствие, то есть во флагшток – с ориентацией в пространстве у человека-жука было явно не все в порядке, – он замер на пару секунд, потом подался назад и по большой дуге медленно обогнул преграду. И скрылся с наших глаз долой в густых кустах.

В прежние счастливые времена между зданий ЛВЗ были разбиты газоны с ровной травкой, которую, уверен, регулярно поливали водичкой, чтобы красиво зеленела, и вовремя подстригали. Но газоны давно уже превратились в непроходимые джунгли, прорваться через которые в принципе можно было, но я бы не стал рисковать, ибо обнаружил, что значительную часть флоры тут составляли заросли шиповника и ежевики. Почему-то нет желания оставить на колючках куски собственной кожи и глаза. Человек-жук, видимо, считал иначе.

– Что это было? – шепотом спросила у меня супруга.

Если великан еще вписывался в нашу систему координат, то бегающие на четвереньках мужчины – как-то не очень. Тут что, не завод, а психбольница?..

– Смотри, любимая! – на этот раз я первым заметил новое существо, следующее тем же маршрутом, что и предыдущие двое.

По дорожке катил на трехколесном велосипеде ребенок.

Один, ночью, на территории Полигона?..

Милена дернулась было к нему – сработал материнский инстинкт: обнять, защитить дите, пусть и чужое, – но я схватил ее за локоть и зажал рот, чтобы не вздумала орать, а потом шепнул на ухо: «Карлик».

И угадал.

Вовсе не мальчик оседлал детское транспортное средство.

Вырядился карлик в обрезанную по плечи тельняшку и камуфляжные штаны на подтяжках. Логичным продолжением портрета стали бы ботинки с высокими берцами, но военную обувь для детей еще никто не догадался сшить. На непропорционально большой голове велосипедиста встопорщился петушиным гребнем панковский ирокез. Руки и плечи карлика поросли густым темным волосом, претендующим на звание шерсти или даже меха. На ремне у него висели две кобуры с револьверами. Колоритный товарищ. Сбежал из цирка лилипутов?..

И тут будто прорвало гнойник.

Десятки, а то и сотни странных людей возникли на территории завода и дружно двинули на мерный рокот, созывающий всех местных жителей на собрание трудового коллектива. Все они были разными, но похожими в одном: среди них не было ни одного нормального, то есть без признаков уродства или вырождения. В муторном зеленоватом свете «диодов» скрюченные, оскаленные, хромающие, хвостатые даже, грязные, в лохмотьях и совсем обнаженные люди бежали и ползли, едва шагали и скользили, будто призраки, над дорожками, бурлящим потоком стекаясь к одноэтажному зданию цеха. В стене его зиял пролом. Вот в пролом аборигены и просачивались. И конца-края не было этому паноптикуму.

Все они были мутантами и действовали как орда крыс, которой зачем-то срочно понадобилось передислоцироваться на завод. Только те сразу же рассредоточились по ЛВЗ, а аборигены, наоборот, спешили сконцентрироваться в одном помещении.

Ситуация резко ухудшилась. Раньше я был уверен, что нам придется иметь дело с тремя грабителями – противниками сильными, достойными, но победить которых все-таки возможно, потому что их не намного больше, чем нас. Теперь же на гостей из-за Стены могли ополчиться сотни мутировавших сапиенсов, обитающих на Полигоне! А значит, наши шансы на успех… м-да… Надо выяснить, что тут происходит. И, конечно, найти БТР с общаком. Есть у меня подозрение, что броневичок спрятали в том самом цеху, куда организованным стадом набивались аборигены.

Мы минут десять наблюдали из кустов за брожением народных масс, а потом, когда уже больше никто не появлялся в зоне видимости, поспешили к трехэтажному зданию – по виду административному. Там в капиталистическом прошлом заседала дирекция, бухгалтерия, отдел кадров и прочие отделы, не занимающиеся непосредственно производством, но лучше всех знающие, как, кому и что на заводе нужно делать. Из трехэтажки я планировал перебраться в цех. В теории это было возможно – блоки зданий соединяла между собой некогда полностью крытая стеклом галерея. Не в пролом же нам было лезть, чтобы поздороваться со всем честным обществом, а потом геройски погибнуть?

В теории – это одно. А вот на практике…

От стеклянного потолка галереи мало что осталось. Многие годы ветер и дождь беспрепятственно проникали в переход, принося с собой пыль, ставшую почвой для растений, и влагу, эти растения подпитывающую. Стеклянные двери уцелели и были заперты. Местные, похоже, ими не пользовались… Я разбил дверь прикладом ВСК. Получилось громко, но, уверен, рокот набата – усилившийся, зазвучавший тревожно – заглушил наше незаконное проникновение. Алую торцевую стену на той стороне галереи украшала скульптурная композиция из девяти шариков, соединенных между собой палочками. Для тех, кто сразу не сообразил, в чем потайной смысл композиции, скульптор ее подписал – С₂Н₅ОH. И повторил подпись с десяток раз для самых продвинутых.

Вот туда нам и надо. К формуле этилового спирта.

Есть такой обычай: посидеть на дорожку. Присесть тут негде, поэтому мы постоим немного. Надо собраться, упорядочить мысли. Я что-то упустил, что-то важное…

– Край, пойдем уже?

– Да, любимая.

Дальше нам предстояло двигаться по светло-коричневому ламинату пола, вздыбленному холмиками и даже пригорками. Внутри галереи стенные и потолочные балки обильно поросли вьющимся растением, похожим на портулак огородный. Гладкие красноватые стебли, мясистые, разветвленные, и листья тоже мясистые – это растение тяжело спутать с другими. Уж я этого портулака столько на родительской даче выполол, что хватило бы накормить пару кишлаков в Средней Азии – там этот сорняк вроде бы употребляют в пищу вместо маринованных огурчиков. Однако местная разновидность портулака была значительно крупнее той, что растет за Стеной. Стебли чуть ли не с палец толщиной. И с грецкий орех крыночки – кажется, так эти штуковины называются, – в которых должны вызревать черного цвета семена.

Пискнув, между мной и Миленой пробежала крыса размером с эрдельтерьера. Но по галерее она не пошла, остановилась и, чуть помедлив, резво метнулась обратно. Нас испугалась. Мы же такие страшные.

Наступая на сочные хрусткие стебли, я решительно зашагал к С₂Н₅ОH. Милена не менее решительно пристроилась в кильватере. Однако это не спасло ее от коварной атаки, а я не смог прикрыть любимую женщину своим могучим организмом, потому что враг атаковал со всех сторон одновременно. Наши лодыжки точно угодили в силки. Сверху и с флангов на нас рухнули красноватые плети, опутав руки и накинув живые удавки на шеи. Это разбушевался портулак, хотя подобное поведение несвойственно растениям в принципе! Даже я, совсем не биолог, понимаю, что энергии фотосинтеза недостаточно для того, чтобы пестики с тычинками набросились на взрослого человека. Для такой резвости нужны белки да жиры с углеводами в желудке. И нужны мышцы, чтобы сокращались с силой, не позволяющей мне вырваться из ловушки. Так что портулак ну никак не мог атаковать нас, но ведь напал же, зар-раза!

– Милена, я… – я захрипел. Чертово растение сдавило горло, помешав попрощаться с супругой.

– Я тоже люблю тебя, Макс! – сказав это, моя догадливая супруга замолчала.

Продолжая вырываться, содрогаясь всем телом точно в конвульсиях, я отчетливо понимал, что мы угодили в серьезную передрягу. Но Макс Край не умеет задирать лапки кверху! Не умеет – и не может. Руки-то надежно скованы красноватыми стеблями, их точно зажали в тисках.

Как же глупо мы вляпались! Из-за портулака дверь была закрыта! Местные по галерее не шастают, опасно. И крыса сбежала вовсе не в ужасе от встречи с блондинкой и ее мужем…