Политика для мужчин. Женщина для чайников

Для отопления своей хибарки площадью пятнадцать квадратных метров приходилось на отцовских металлических санях возить куски угля с двух террикоников от шахт «Маганак» и «Чёрная гора», расположенных в пяти километров друг от друга. Однажды в одном из провалов погиб мужчина и мы перестали брать уголь там. Вот так и отапливались до моих пятнадцати лет, пока не пришёл отец со сталинского «курорта» в 1953 году.

Первоначально отца даже не прописывали с семьёй в Прокопьевске, и он не мог устроиться на работу. Через некоторое время ему удалось устроиться работать кузнецом в артель инвалидов, куда я к нему ходил после школы работать молотобойцем. Тренировка изматывающая, но всё-таки тренировка.

Со многих деревень и районов приезжали к нему верхом на конях, в кошёвках, чтобы подковать своих лошадей. Один раз пригнали даже лошадь, на которой воевал Блюхер, мужики сбежались смотреть её, и я тоже видел. Она отличалась даже от жеребцов-тяжеловесов, была длинная и чуть выше.

Но хочется вернуться назад. Учились мы в Черногорской школе № 23. Школа эта – длинный барак. Были школьники отличники, были хулиганы. Некоторые курили и пили спиртное, за что их исключали из школы на два года. По возвращении обратно их дразнили «папами», некоторые из них даже спали с учителями. Был один случай, как одну мою одноклассницу-красавицу хулиганы привязали в классе к столу и связывали между собой волоски в интимном месте. Директор школы Михаил Иванович Милешко, участник ВОВ, отучал пацанов курить ремнём по заднице и заставлял жевать табак.

Вспоминается мне случай воровства лыж на складе школы. Я тоже принял участие в этом, но украл всего одну лыжу, чтобы вторую сделать самому. Всех разоблачили и пытались исключить из школы, за что на школьной линейке я закричал: «За одну лыжину – несправедливо». Лыжу пришлось вернуть – в школе оставили. После этого мне и однокласснику Толе Болгову, отец которого работал в школе завхозом, стали иногда давать лыжи покататься после занятий.

Отдельные эпизоды из учёбы в школе запомнились на всю жизнь. Помню табель успеваемости за третий класс. Одни пятёрки. С четвёртого по пятый класс мои тетради носили показывать старшим классам за красивый почерк. Мне нравился почерк моей учительницы Полины Константиновны Арендоренко. Я ей подражал, натренировался даже подделывать её подпись, за что пацаны иногда просили меня в их тетрадях писать и за неё расписываться. Эта учительница учила меня со второго по четвёртый классы. В третьем классе она пригласила меня домой и водила в кино в городской кинотеатр. У неё дома я впервые увидел портрет И. Джугашвили – она его так назвала. Позже оказалось, что её доброжелательность ко мне возникла от того, что она хотела моего дядьку женить на себе. Не получилось.

Когда я доучился в нищете до третьей четверти пятого класса, мать решила переехать на поселок «Высокий» к бабе Фене, думала, что будет легче нас ей растить. Не тут-то было.

Отучившись два года в пятом классе, в шестом я стал учиться на четыре и пять. В те времена шла компания по приёму в комсомол. Раздувались моральные привилегии. Я тоже готовился, не приняли – сын врага народа. Зато потом, после перехода в школу № 3, когда пришёл отец с «курорта», приняли автоматически.

И вот наступил 1953 год и седьмой класс. Я начал думать, что скоро отец придёт со Сталинского «курорта» домой, что кирзовые сапоги мы сами купим.

В те времена для показухи в нашей школе организовывались школьные линейки, когда в зале выстраивали семь классов для вручения каких-нибудь подарков ученикам-безотцовщине.

Новый директор большевичка Оходова З. Ф. организовывала эти показухи, как «заботу» о детях без отцов – погибших в ВОВ или пропавших без вести. Вручали кирзовые сапоги и валенки. Я носил валенки, подшитые медной проволокой. Директриса могла бы сынов врагов народа и не выстраивать на эти линейки, чтобы их не оскорблять, не унижать. И вот на одной из таких линеек, когда выдавали кирзовые сапоги, зачитывали фамилии детей без отцов со словами: «нет отца» или «пропал без вести». Я на всю линейку закричал – вырвалось: «У меня тоже нет отца». Несколько секунд была тишина, затем директриса в истерике на сцене закричала: «Вон из школы». Я демонстративно прошёл через сцену мимо неё и ушёл. В коридоре меня задержала учитель литературы и русского языка П. И. Соболь. Моя спаситель.

Конец ознакомительного фрагмента.