Политика. История территориальных захватов XV-XX века
Шрифт:
Но налицо, бесспорно, были условия, которые до поры до времени несколько замедляли процесс обострения классовой борьбы среди белого населения колоний. Батрачество в сельском хозяйстве было тогда крайне редким явлением не только вследствие широчайшего распространения рабского труда, но также и потому, что неисчерпаемый запас свободных, никому не принадлежавших (т. е. принадлежавших индейцам) земель позволял буквально всякому переселенцу стать собственником-хуторянином. Особенно легко это было многосемейным, имевшим подрастающих или взрослых детей. Точно так же в городах работник или ученик, недовольный мастером, уходил от него к другому, и эта угроза ухода действовала сильно и беспроигрышно: людей ремесла, сколько-нибудь обученных, было мало, а потребности росли не по дням, а по часам.
Только несколько десятилетий спустя после обоснования на новом месте колонисты окончательно убедились, какая роскошная страна, какая благодатная почва попала в их руки.
По мере того как богатела и крепла колониальная буржуазия, начинал понемногу возникать и принимать довольно отчетливые очертания вопрос: что выгоднее, продолжать оставаться под эгидой Англии или же отрешиться от нее и повести совершенно самостоятельное политическое существование? В самом деле, уже в эпоху реставрации Стюартов Англия ничего, в сущности, не давала колониям такого, чего они не могли бы получить от Голландии, или Франции, или от тех же англичан, вовсе и не будучи с ними связанными политически. Мало того, Англия в лице правительственной власти и в лице тех торговых компаний и владельцев, которым в свое время правительство давало «патенты» на новые места за океаном, определенно эксплуатировала колониальное население. Эксплуатащи была либо прямая — взимание налогов посредством особых обложений, либо косвенная — сбор пошлин с ввоза и вывоза товаров, монопольное право английских купцов, английских промышленников, английских судовладельцев торговать с колониями, находящимися в подданстве у его величества английского короля. Нельзя даже сказать, что колонисты ощущали эту эксплуатацию очень уж тяжко или чтобы назначаемые к ним из Лондона губернаторы проявляли себя хищниками вроде английских правителей в Индии. Но тут было другое. Раздражала временами совершенная бесполезность, ненужность английского суверенитета. Приходилось оплачивать какую-то фикцию, когда-то имевшую смысл, а потом совсем его утратившую. Военная помощь со стороны Англии против индейцев, французов и голландцев бьша совершенно сведена к нулю во все долгие годы английской революции. Да и при реставрации Стюартов в обоих случаях, когда военная помощь со стороны метрополии очень и очень пригодилась бы, колонисты были принуждены в самые решительные моменты рассчитывать исключительно на свои силы — и в 1662–1664 гг., когда завоевывали Новую Голландию (будущий штат Нью-Йорк), ив 1676 г., когда шло восстание Филиппа и индейцы теснили их к берегу, разоряя и сжигая города, поселения и отдельные одинокие фермы.
Настроения, весьма родственные тем, которые проявились спустя три четверти века, были в зародыше уже налицо в североамериканских колониях Англии, когда вторая английская «революция» низвергла Якова II Стюарта и когда штатгальтер голландский Вильгельм Оранский и жена его Мария были избраны парламентом на английский престол.
Как только это случилось, североамериканские колонии принуждены были вспомнить о близком враге, который был посильнее голландцев и пострашнее индейцев, для обороны от которого без помощи Англии ни в коем случае обойтись было невозможно.
В ту декабрьскую ночь 1688 г., когда убегавший от лица «революции» король Яков II бросил в Темзу большую государственную печать Великобритании, вместе с этой погрузившейся на дно печатью канула в вечность вся внешнеполитическая система, поддерживавшаяся так долго Стюартами, и как европейские великие державы, так и их колонии оказались внезапно перед совершенно новой обстановкой.
При Стюартах уже выяснилось с достаточной ясностью, что у английских купцов, промышленников, судовладельцев, колонизаторов есть два сильных врага — Голландия и Франция — и что второй враг опаснее первого и даже может со временем стать почти таким же опасным, каким в прошедшем XVI в. был испанский колосс.
Но Голландия, опередившая англичан и французов в своем экономическом развитии, уже в последние годы XVI столетия, буквально сразу же после освобождения от испанского владычества, начала занимать враждебную позицию против своих вчерашних союзников. Голландцы стали так же враждебно относиться к старым колониальным державам, как и к новым претендентам и конкурентам. Они упорно изгоняли (и изгнали) португальцев из целого ряда тропических и субтропических островов, где те хозяйничали со времен Васко да Гамы и Альбукерке. И столь же
упорно они противились распространению английской торговой и колонизаторской деятельности.Внезапно выдвинулся грозный вопрос об отношениях с Францией. Французы в это время уже выдвинулись в первый ряд экономически и политически могущественных государств, которые имеют полную возможность захватывать заморские страны, опираясь не только на большой, хорошо организованный флот и большую заморскую армию на местах захватов, но и на свою наступательную силу и влияние в самой Европе.
Там это изменение в английской политике ставило на очереди дня в высшей степени тревожный вопрос. Сейчас же к северу от Новой Англии начиналась неопределенная (и опасная именно этой неопределенностью) граница французских владений. Собственно, неточно выражение: «Французы владели Канадой». Из страны, обозначаемой теперь словом «Канада» и превосходящей размерами всю европейскую Англию в 40 раз, французы за все время своего владычества обследовали едва ли 1/50 часть, а заселили и еще меньше. Но они уже заявляли твердую претензию на все земли, лежащие к северу и к западу от той полосы между океаном и Великими озерами в непосредственной близости от реки Святого Лаврентия, которую они захватили. Они претендовали сделать то дело, которое не удалось голландцам — приостановить английскую колониальную экспансию и на севере и на западе.
Голландскую преграду английские колонисты опрокинули в 1664 г., превратив Новый Амстердам в Нью-Йорк. Но французскую преграду преодолеть собственными силами было абсолютно немыслимо. Да об этом никто в колониях и мечтать не смел. Считали счастьем, что французы не делают попыток, пользуясь Канадой как плацдармом и военно-хозяйственной базой, двинуться оттуда на завоевание английских колоний.
И вот теперь, после 1689 г., когда вскоре открылась серия бесконечных англо-французских войн, колонии почувствовали себя под постоянно грозящей с севера опасностью. Французский флот был очень серьезным соперником английского на всем громадном пространстве Атлантического океана. Во всяком случае, помешать перевозке войск в Канаду из Франции англичане не могли. Войска эти, хорошо обученные, дисциплинированные, вооруженные, могли бы, казалось, без очень большого труда в два-три похода овладеть английскими поселками и городищами, пышно именовавшимися городами, подчинить себе колонистов или же гнать их до Атлантического берега и, выражаясь стратегически, «сбросить в море», т. е. заставить сесть на суда и удрать в Англию. Этого на самом деле не случилось, не только французы не завоевали английских колоний, но, напротив, в конце концов перейдя в наступление, англичане завоевали Канаду и присоединили ее к своим владениям. Почему это произошло? Прежде всего потому, что ни одного разу за все 75 лет, от 1689 г. вплоть до потери Канады в 1763 г., французы не считали североамериканский театр войны сколько-нибудь серьезным, решающим пунктом в их тяжких войнах с Англией. Европейские воды, Испания, Фландрия, Западная Германия — вот где нужен был каждый брейд-вымпел и дорог каждый солдат. Битва при Бленгейме, битва при Фонтенуа — вот где решалась участь народов и царств.
Именно поэтому французы не только мало дорожили возможностью завоевать чужие земли в Северной Америке, но даже не очень ревниво охраняли «собственную» Канаду, считая этот «север» весьма сомнительным подарком судьбы. Что такое была Канада, например, в представлениях Вольтера? Льдина в несколько сот километров. Стоит ли из-за нее лить долго кровь?
Но все это открылось лишь впоследствии и лишь постепенно. А пока приходилось думать об обороне, И вот мы замечаем после 1689 г., и особенно с начала первой английской войны против Людовика XIV, внезапный наплыв лояльнейших чувств колонистов к метрополии. Верноподданническое усердие по отношению к новому королю диктовалось не тем, что он был протестантом, а низвергнутый
Яков II — католиком, идолопоклонником, пуритане-колонисты в это самое время секли розгами и резали уши квакерам и другим религиозным радикалам, которые были еще большими врагами католиков, чем пуритане. Дело было не в вероисповедании Вильгельма III, а в том, что без метрополии, без английских войск уберечься от нашествия французов из Канады было очень трудно. Французское соседство ощущалось колонистами как прямая угроза.
В таком случае, когда эта опасность была окончательно устранена, т. е. когда Канада была у французов отнята, не должна ли была прекратиться лояльность английских колонистов по отношению к метрополии? Совершенно верно. Так это и случилось в действительности.
В 1763 г. Канада была окончательно объявлена английским владением, а уже с 1769 г. Бостон стал во главе упорной оппозиции против английского правительства. В 1774 г. началось восстание, ив 1776 г. состоялось революционное провозглашение союза борющихся против Англии колоний независимой державой. Редко когда историческая логика и диалектическое развитие событий порождали так быстро и непосредственно столь четкие и бесспорные результаты.
Напомню главные даты борьбы Англии против французов с целью овладения Канадой.