Полковник Коршунов (сборник с рисунками автора)

— Ризабек Касым — бешеный волк!

— Погоди, Алы, погоди. По ущелью Трех овец можно уйти за границу. Ризабеку ничего не страшно, пока есть у него за спиной эта дорога. Ризабек ничего не боится, пока есть у него путь к бегству.

— Ризабек — глупый, трусливый шакал!

— Неверно, Алы. Ризабек и умный, и хитрый, и храбрый, когда надо. Слушай дальше, Алы.

— Говори, командир, говори.

— Мне нужно пройти к ущелью Трех овец через горы так, чтобы выйти в ущелье между границей и Ризабеком, и так, чтобы Ризабек ничего не знал. Можно это сделать?

— Но ведь через горы нет дороги, командир!

— Я знаю. Все-таки нужно пройти. Можно это сделать?

— Очень, очень трудно, командир.

— Алы, пойми: мне нужно пройти к ущелью. Мне нужно провести к ущелью отряд. Я знаю, что трудно, но я получил приказ, и я пойду, и мои пограничники пойдут со мной. Понимаешь, Алы?

— Понимаю.

— Так вот, теперь я спрашиваю, Алы: хочешь ты воевать с басмачами?

— Я уже сказал, командир, и я никогда не врал. Приказывай. Если тебе нужна жизнь Алы — возьми ее.

— Хорошо. Ты пойдешь проводником с моим отрядом.

— Командир! Очень трудно…

— Хорошо. Тогда ты вернешься домой. Я пойду без проводника. Я не думал, что ты трус.

Алы вскочил.

— Никогда Алы не был трусом! Зачем ты так сказал?

Коршунов молчал.

— Я проведу тебя к ущелью. Через три недели ты будешь в ущелье и скажешь: Алы молодец.

— Нет, Алы. Моему отряду нужно быть в ущелье через десять дней.

— В десять дней нельзя сделать этот путь, командир!

— Нельзя?

Алы сел и ударил веткой по углям. Костер вспыхнул. Искры взвились вместе с дымом.

— Нельзя, Алы?

— Хорошо. Я дойду в десять дней, но пусть пограничники не отстают от Алы.

— Алы, когда ты был джигитом у Аильчинова, вы пошли в горы на сутки раньше пограничников, и пограничники догнали вас. Помнишь?

— Ты шайтан, командир. Ты, наверное, если захочешь, можешь гору сдвинуть.

— Нет, не могу.

Они долго молчали. Коршунов лежал так неподвижно, что Алы показалось, будто он спит. Неожиданно Коршунов поднял голову.

— Сколько тебе лет, Алы?

— Двадцать пять.

— Я думал — больше.

— Это потому, что у меня один глаз.

Костер совсем потух.

— Ты не спишь, командир? — тихо спросил Алы.

— Нет.

— Когда выступает твой отряд?

— Скоро.

— Когда скоро?

— Сегодня.

Алы с удивлением посмотрел на Коршунова.

— Я не понял, что ты сказал, командир.

Коршунов молчал. Он лежал все так же, голову подперев рукой и вытянув ноги. Глаза его были закрыты. Прошло часа два. За это время не было произнесено ни слова. Вдруг Алы приподнялся и прислушался.

— Кто-то едет, командир.

Коршунов не шевелился.

— Командир, кто-то едет. Слышишь?

Алы взял винтовку. Коршунов лежал по-прежнему. За поворотом ущелья был слышен приглушенный шумом ручья стук копыт. Алы зарядил винтовку.

— Оставь винтовку, Алы, — сказал Коршунов и встал.

Из-за поворота выехали комвзвода Иванов и рядом с ним старый киргиз. Иванов подъехал к Коршунову и взял под козырек.

— Товарищ командир, согласно приказанию за мной следует отряд в количестве тридцати…

Коршунов бросился мимо Иванова и схватил винтовку старого киргиза как раз вовремя. Еще секунда — и старик выстрелил бы.

— Что это значит, Абдумаман? — сказал Коршунов. — Отдай винтовку и слезай с коня. Что это такое?

Старик соскочил с седла.

— Коршун, верни мне мултук, — хрипло заговорил он. Голос его срывался. — Отдай мне мултук и не мешай мне. Очень прошу тебя.

— Как тебе не стыдно, Абдумаман? Что это значит, спрашиваю?

— Ты разве не знаешь, кто этот человек, командир?

— Знаю. Это Алы. Он мой друг. Он второй проводник, такой же, как ты.

— Он басмач!

— Он был басмачом, Абдумаман. Был. Понимаешь? Теперь он мой друг.

Старик вдруг сел на землю.

— Я не пойду дальше, — сказал он. — Я не поведу тебя дальше, если твои друзья — байские собаки.

Алы, до сих пор неподвижно стоявший с винтовкой наперевес, при последних словах старика шагнул вперед и замахнулся прикладом.

— Назад, Алы, — сказал Коршунов, и Алы попятился и опустил винтовку.

Коршунов снова обратился к старику:

— Хорошо, Абдумаман. Я сам хотел вернуть тебя. Мне не нужно в отряде людей, для которых ничего не значит приказ командира. Отряд поведет Алы.

Старик вскочил на ноги.

— Что ты делаешь, Коршун? — крикнул он, хватая Коршунова за руку. — Он обманет тебя! Нельзя верить басмачу.

— Замолчи, старик. Я командир отряда, а не ты. Можешь думать все, что тебе угодно, но я не потерплю, чтобы в отряде зря щелкали затворами. Мне не нужны бойцы, которые стреляют друг в друга. Я верю Алы. Возвращайся назад, Абдумаман.

— Погоди, командир! — Старик не выпускал руки Коршунова. — Погоди. Прости меня. Очень прошу тебя. Я старый, я много жил на земле, и мне стыдно. Я плохо сделал. Я никогда больше не сделай так. Но не гони меня, командир. У меня был сын, такой же джигит, как ты, и басмачи убили его за то, что он был комсомолец. Я не знаю — может быть, этот человек убил его. Мне совсем мало осталось жить. Может быть, через несколько дней смерть придет за мной. Но до последнего часа я буду мстить басмачам. Я увидел этого человека и все забыл. Ты знаешь меня не первый день, Коршун. Мне стыдно, потому что я нарушил твой приказ.

— Довольно, Абдумаман! Ты молодец. Ты настоящий красный джигит, и не нужно вспоминать о смерти. Ты еще меня переживешь, Абдумаман. Только ты напрасно так говорил об Алы: Алы — такой же бедняк, как ты. Не он виноват в том, что баи обманули его. Я верю Алы. За то, что он был басмачом, баи дорого заплатят. Правильно я говорю, Алы? Теперь я прошу вас — пожмите руки друг другу, и забудем о том, что было.

Алы подошел к старику и протянул руку.

— Нет, командир, — старик спрятал руки за спину. — Не проси меня, командир. Я обещал тебе, и я исполню то, что обещал. Но руку басмачу я не дам.