Полковнику никто не верит

– Значит, Василевский у тебя был? И куда подался?

– Да куда? Куда глаза глядят, – философски заметил Замчалов. – Разволновался он сильно. А я его успокоил. Говорю, схороним этих гадов. Закапывать, правда, не стали, побросали в лесополосе. А вы быстро их нашли! Выходит, работает милиция?

– Работает-работает, – нетерпеливо сказал Гуров. – Куда же деваться, когда кругом одни бандиты?

Замчалов нахмурился, переваривая сказанное, а потом сказал проникновенно:

– Ну какие же мы бандиты, начальник? Бандиты – это те были. А у нас вынужденная самооборона. Так и запиши.

– Запишу, – пообещал Гуров.

Глава 14

Грохот наверху начался такой, будто рушился сарай. Во всяком случае, так показалось Василевскому. Впрочем, он мог ошибаться – нервы у него были напряжены до предела, чувства обострены. В заточении он потерял счет времени. К тому же Семен оказался такой скотиной, что даже не давал ему пить. После того, как этот алчный водила смотался в банк и убедился, что Василевский водит его за нос, для последнего настали совсем плохие времена. Сообщать Семену подлинные банковские реквизиты Василевский не собирался даже ценой жизни. Вернее, он отчетливо понимал, что живет до тех пор, пока Семен находится в сладком предвкушении. Отдать ему деньги означало поставить крест на собственном существовании. Правда, альтернативы такому печальному исходу в перспективе все равно не наблюдалось. Семен был упрям как буйвол и решил во что бы то ни стало разбогатеть. Ради этого он был готов на все – даже уморить Василевского в подвале. Больше всего Василевского возмущало, что Семен лишил его воды. Это был уже чистый садизм. Возмущаться, конечно, было бесполезно. Семен просто заваливал люк какими-то ящиками, железяками и уходил по своим делам. Василевский оставался один на один со своим страхом, темнотой и нарастающей жаждой. У него по-прежнему в распоряжении был фонарик, и Василевский изредка включал его на секунду-другую, чтобы окончательно не озвереть от беспросветной темноты, на которую его обрек алчный тюремщик. Попытался он решить и проблему с водой, откупорив толстую бутылку, найденную в подвале. Но там обнаружилось превратившееся в плохой уксус домашнее вино. Мучаясь от жажды, Василевский преодолел отвращение и даже пытался слизывать капли влаги, конденсирующейся на стенках погреба, но это только усугубило его мучения.

Постепенно Василевский достиг такого уровня страданий, что начал подумывать о сдаче. Он понимал, что сдаться означает для него верную смерть, но измученное подсознание начинало подсовывать ему несбыточные надежды, предлагать фантастические варианты. В полубреду Василевскому начинало казаться, что с проклятым Семеном можно договориться и поделить капиталы, по крайней мере, пополам. Фантазии абсолютно бредовые, но противостоять им с каждым лишним часом, проведенным в темнице, становилось все тяжелее.

Семен периодически возникал, откидывал крышку люка, сурово требовал подлинных номеров счетов, сведений и тому подобное. Василевский посылал его подальше, и снова оставался в одиночестве. Все выглядело довольно невинно, но состояние Василевского ухудшалось очень быстро, что его сильно пугало. Кроме слабости и жажды, его стал допекать кашель и лихорадка. В сыром подвале он быстро простыл. Смерть опять начала заглядывать Василевскому в глаза. В некоторые минуты он едва сдерживался, чтобы не начать молить о пощаде.

На какое-то время Семен как будто забыл про него. Видимо, решил хорошенько «выдержать». Василевскому начинало казаться, что одиночество его длится уже несколько месяцев.

И вдруг этот страшный грохот наверху. Словно теперь Семен старался прорваться к нему, буквально сгорая от нетерпения.

Но обычно Семен действовал без лишнего шума, аккуратно и четко. Не в его интересах было устраивать здесь бедлам и привлекать чье-то внимание. Василевского охватила робкая надежда – не освобождать ли его пришли? Не запалился ли где-нибудь таксист, мотаясь по дорогам?

Утопающий хватается за соломинку, и Василевский не был исключением. К тому времени, как наверху разобрали завалы, он был уверен, что пришло освобождение. Преодолевая слабость, он поднялся и с замирающим сердцем подошел к самому люку. Сверху на него посыпалась какая-то труха, но Василевский не обращал ни на что внимания.

Наконец крышка люка откинулась, в погреб ворвался свежий воздух и вспыхнули лучи фонарей.

– Я здесь! – слабым голосом объявил Василевский и улыбнулся.

– Улыбается, сука! – с удивлением сказали наверху. – Ну здесь, слава богу! Сейчас второго притащим, и обоих здесь и похороним. Давай, Тормоз, своего крестника! А ты, Веник, полезай вниз. Нужно сразу этого вырубить, чтобы не рыпался...

У Василевского перехватило дыхание. Никакой свободой больше не пахло. Оказывается, вот так незаметно и неожиданно пришла его смерть. Василевский отшатнулся и забился в угол погреба. Мозг его лихорадочно заработал.

Разумеется, это были не менты. Тормоз, Веник – титулы были ему незнакомы. Но Василевский уже догадывался – его разыскали те же, кто послал за ним парней в кожанках. Скорее всего, они запомнили номер такси около лаборатории. Ах, какая неосторожность!

Хотя, может быть, это и есть его единственный шанс? Фонари больше не светили. Наверху как будто притихли. Василевский быстро пошарил рукой вокруг себя и уцепил за горлышко бутылку. Теперь она была пуста, но все равно казалась довольно увесистой. Затаив дыхание, Василевский шагнул вперед. Ноги у него подкашивались от слабости, но он сумел заставить себя собраться.

– Эй, кореш, где ты там? – озабоченно пробурчал, просовывая в люк голову, Веник. Он снова щелкнул фонариком. – Ага, вон ты где! Неважно выглядишь, приятель! На свежий воздух надо! Ну, ничего, сейчас тебе будет легче!..

Он полез вниз.

Василевскому без труда удалось изобразить умирающего лебедя и ввести в заблуждение пришедшего по его душу Веника. Тем более что у того за поясом торчал пистолет, он был бодр и чувствовал себя абсолютно уверенным.

Потушив фонарик, Веник сунул его за пазуху и нырнул вниз. Повиснув на руках, он крякнул и мягко спрыгнул на бетонный пол. В ту же секунду выступивший из темноты Василевский обрушил на его голову свое единственное оружие – толстостенную бутылку из-под шампанского.

Веник вскрикнул и пошатнулся. Несмотря на боль и темноту в глазах, он еще попытался выхватить из-за пояса заряженный пистолет, но Василевский с усердием отчаявшегося человека еще раз оглушил его бутылкой.

На этот раз не выдержали ни стекло, ни жертва. Бутыль треснула, и в руке Василевского осталось одно горлышко. А Веник, окончательно теряя сознание, повалился прямо на него, и Василевский, подталкиваемый страхом, полоснул его по горлу острым краем стеклянного осколка. Веник захрипел и задергался в конвульсиях.

Василевского оставили силы. Он выронил из пальцев «розочку» и рухнул без чувств рядом со своим противником. К счастью, без сознания он находился одну-две секунды, не больше. Наверху даже не успели осознать, что произошло, а Василевский уже пришел в себя и завладел пистолетом.

Хозяин не успел навернуть на ствол глушитель, поэтому выстрел показался Василевскому оглушительно громким. Грохотом наполнилось все тесное пространство подвала. Василевский оглох.

Человек наверху, после выстрела кубарем откатившийся в сторону от люка, заорал:

– Твою мать! Тормоз! Сюда!!!

На некоторое время в сарае установилась напряженная тишина, потом послышались шаркающие шаги, мычание и звук падения грузного тела.

– Что тут у вас за хренота? – проговорил запыхавшийся голос. – Договорились, что с глушаками стрелять будем!

– Ты идиот, что ли? Договорились! Не догоняешь еще? Этот урод, кажется, Веника уделал.

– Иди ты!

Второй был явно ошарашен. На некоторое время над головой Василевского снова сделалось тихо, потом шаги двух пар ног удалились куда-то в сторону, и в отдалении неразборчиво забормотали два голоса. Убийцы совещались.