Полководцы и военачальники Великой Отечественной.(Выпуск 2)
Шрифт:
Второй: населенный пункт Воробьево-Берлино, где они сейчас находятся, - место расположения фронтового управления. Странное это название уже стало причиной острот. Наиболее распространенная из них: дошли до воробьевского Берлина, дойдем, и до гитлеровского! Но шутки шутками, а дело делом. Обосновались здесь служба фронтового управления и отделы штаба неплохо, сравнительно далеко от войск первого эшелона, следовательно, обстановка более спокойная. Пока фронт не ведет активных действий, это удобно, как сказал Сергей Семенович, "все под рукой, не надо тратить времени на переезды одного к другому". Но он же высказал и справедливое опасение. Штаб стоит здесь без движения уже порядочно времени. К оперативной группе управления, как и всегда при продолжительной остановке, постепенно подтянулся второй эшелон. Стало совсем людно и скученно. Снующие по улицам автомашины, расходящиеся во все стороны линии связи - разве это пройдет мимо внимания вражеской разведки! Подобная цель для авиации противника
Третий: Кицканский плацдарм. О нем впервые услышал Толбухин от Бирюзова в машине еще при возвращении с аэродрома. Теперь начальник штаба снова и подробно рассказал о своей поездке на этот плацдарм, дал ему детальную характеристику и даже рискнул намекнуть насчет выгод наступления войск фронта именно отсюда... Этот третий момент становился, таким образом, центральным во всем, о чем они говорили в тот день. Речь ведь шла о выборе направления главного удара, то есть того наиважнейшего, к чему призван командующий и его штаб.
Собственно, в правильном выборе направления главного удара, составляющего основу решения, выработка которого и есть наиболее важное звено в цепи подготовительных мер к любому бою и операции, и заключена прежде всего сущность военного искусства, степень зрелости полководца. На решение этого вопроса будут теперь в первую очередь направлены все его действия, помыслы, чувства, все, что он знает и умеет, весь предшествующий опыт, накопленный им, все, что он услышит и увидит, оценивая сложившуюся обстановку, силы и возможности своих войск и противника, всю ситуацию в целом и великое множество мельчайших ее частностей. Более сотни различных войсковых соединений принимает под свое командование Толбухин от Малиновского. Это свыше полумиллиона вооруженных людей, почти четыре тысячи орудий всех калибров, более трех тысяч минометов, около семисот танков и самоходных артиллерийских установок, свыше тысячи самолетов... Огромная сила вверяется под его начало, и огромнейшая ответственность за правильное ее использование ложится на плечи Толбухина - командующего Третьим Украинским фронтом. В конечном счете успех или неуспех, победа или поражение в операции, сама цена этой победы - сколькими солдатскими жизнями за нее придется заплатить - будут зависеть от того, куда и как направит он, командующий, эту силу волей своего приказа, которым она будет приведена в движение...
Именно потому, что этот, третий, момент и был архиважным среди всех вопросов, обсуждавшихся с Бирюзовым в тот день, Толбухин, как говорится, даже бровью не повел, услышав и в первый, и во второй раз слова "Кицканский плацдарм". Он как бы начисто пропустил их мимо ушей, вызвав тем самым известное недоумение у Сергея Семеновича, который хотя и знал характер Федора Ивановича, тем не менее не ожидал подобного полнейшего, как ему показалось, равнодушия с его стороны. Между тем Федор Иванович только сделал вид, что не слышал этих слов, ибо считал, что вслух говорить на тему о главном ударе и где ему быть, преждевременно. В том числе преждевременно и для самого себя. Но он их слышал и запомнил.
На другой же день Толбухин начал обговоренную с Малиновским ознакомительную поездку в войска. Правда, довершить ее до конца не удалось. Ставка распорядилась о незамедлительном вступлении Малиновского в новую должность. Пришлось возвращаться в Воробьево-Берлино. Они составили совместную телеграмму о сдаче и приеме командования Третьим Украинским фронтом и отправили ее в Москву, а затем были устроены теплые проводы Малиновскому.
Поскольку Второй и Третий Украинский фронты, которыми они теперь командовали, как и прежде, были соседями и ношу, по-видимому, опять приходилось нести общую, за обедом разговор часто переключался на возможные в недалеком будущем дела. Так в деловых разговорах и прошло все время до отлета Родиона Яковлевича.
В напряженной работе пролетел июнь. Потихоньку в работе огромного фронтового механизма что-то прилаживалось и переделывалось, что-то уточнялось применительно к требованиям нового руководства. Командующий фронтом поддержал предложение начальника штаба о необходимости совершенствования стиля работы штаба фронта, дав понять всем, что он сам заинтересован в том, чтобы штаб возможно скорее занял в системе управления войсками подобающее место и чтобы командующие родами войск и начальники служб решали возникающие вопросы через штаб, а не минуя его. Военный совет поддержал командующего, и необходимые коррективы в работу управления и штаба были быстро и без каких-либо осложнений внесены. Согласился Толбухин и с соображениями о необходимости передислокации органов фронтового управления. Когда обсуждали предложения начальника штаба по этому поводу, их горячо поддержал член Военного совета фронта В. М. Лайок:
– Сергей Семенович правильно настаивает на быстрейшей передислокации командного пункта. Слишком уж мы отяжелели. Давно пора рассредоточиться. Пока фронт находится в состоянии оперативной паузы, можно все это осуществить безболезненно.
Командующий фронтом хитро улыбнулся:
– А как будем рассредоточиваться? Второй эшелон отсюда выведем или сами от него оторвемся? Вы, Сергей Семенович, за какой из этих двух вариантов?
–
За последний!– Ну что ж, действуйте...
Возник вопрос, а кого именно брать в "отрыв", как выразился Федор Иванович. Найдутся ведь "обиженные", которые начнут доказывать, что именно их присутствие поближе к командующему крайне необходимо...
– Только тех, без кого обойтись нельзя!
– последовал твердый ответ.
И Толбухин тут же, рассмотрев предложения о составе первого эшелона фронта и отобрав в него строго ограниченное число людей и машин, утвердил письменный расчет должностных лиц для переезда и подписал приказ о передислокации. Когда она началась, "обиженные" действительно появились. Но вскоре все успокоились, увидев, что Толбухин, обычно добродушный и покладистый, в обсуждения с жалобщиками вступать не желает и непреклонен там, где речь идет о вопросах, которые уже решены, а решение отвечает интересам дела.
Новый командный пункт был размещен более выгодно с точки зрения маскировки и отлично оборудован проводной и радиосвязью. Связисты обеспечили возможность ведения переговоров не только с командованием армий, дивизий и полков, но при необходимости и батальонов.
Так были решены два из трех вопросов, обозначившихся еще в первый день приезда Толбухина на Третий Украинский. Решалось и множество других: шло доукомплектование войск личным составом и вооружением, перегруппировка сил, связанная со сменой некоторых соединений и частей, долгое время находившихся в первом эшелоне, чтобы дать им возможность отдохнуть, непрерывно велась разведка и уточнялись данные о противнике, инженерные работы, накопление необходимых запасов продовольствия, фуража, боеприпасов, горючего...
Что же касается того самого важного вопроса, о котором Федор Иванович в первый день своего прибытия на Третий Украинский фронт считал преждевременным обмолвиться хотя бы словом, - решение его исподволь созревало в мыслях командующего, и никто из окружающих до поры до времени не должен был ничего знать об этом.
15 июля заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов передал предварительное распоряжение Ставки о переходе Третьего Украинского фронта в наступление. С этого момента выработка решения на наступление перешла в решающую фазу. Толбухин впервые вслух заговорил по этому вопросу, однако и теперь еще ничего не предрешая, а лишь высказывая свои соображения относительно возможных направлений наступления войск фронта.
Бирюзов в своих воспоминаниях подробно рассказал о выступлении Толбухина на заседании Военного совета Третьего Украинского фронта 16 июля 1944 года.
"Утром следующего дня собрался Военный совет фронта. Кабинетом Ф. И. Толбухину служила небольшая горница в деревенской хате молдавского крестьянина. В ней стояли простой стол и несколько табуреток. На стене висела двухкилометрового масштаба карта района предстоящих боевых действий. И как только все собрались, Толбухин взял карандаш, подошел к карте и стал рассуждать.
Он словно помолодел, глаза светились задором, а тучная фигура стала сразу какой-то непривычно энергичной и подвижной. Чувствовалось, что у него наступил прилив новых сил, он как бы загорелся внутренним огнем, что с ним обычно бывало в особо напряженные и ответственные моменты боевой обстановки. Энергично жестикулируя, командующий водил карандашом по карте и, обращаясь к нам, говорил:
– Да, интересно начертание линии фронта. Обратите внимание, фронт проходит дугой и выпуклость - в нашу сторону. Если обороняться нам было не совсем удобно, то наступать очень выгодно. Само расположение войск двух фронтов подсказывает, что нужно зажать противника в клещи.
– На какое-то мгновение командующий задумался, потом продолжал снова: - Но есть и опасные участки. Видите? Правый фланг противника прикрыт Днестровским лиманом, а выше идут топи, плавни. Значит, противник может оставить здесь минимальное количество войск, а остальные - бросить к центру или на свой левый фланг, к Кишиневу. У противника благоприятные условия для нанесения фланговых ударов. Есть и другие "но"...
Где же нам лучше всего широким потоком устремиться в прорыв? Здесь плавни, тут сильные укрепления - Бендерская крепость. Кицканский плацдарм не совсем удобен, и сосредоточивать на нем крупные силы опасно, да и озеро Ботно с заболоченными берегами помеха. А видели, какие крутые берега у Днестра на этом участке?
А у меня к Кицканскому плацдарму было совсем иное отношение. Давно будоражила сердце одна дерзкая мысль... Однажды я уже высказывал ее Федору Ивановичу, но он, кажется, отнесся к ней с недоверием. Во всяком случае, мнения своего не высказал. И, пожалуй, был прав: у меня еще многого не хватало для доказательства целесообразности нанесения главного удара по врагу с Кицканского плацдарма.
Толбухин отвел глаза от карты, и взгляды наши встретились. Решив, видимо, узнать, не отказался ли я от своей идеи, он неожиданно спросил:
– Что вы, Сергей Семенович, думаете о Кицканском плацдарме?
– То же, что и раньше, - твердо ответил я.
– Удар отсюда был бы совершенно неожиданным для противника. Такой вариант немцы явно не берут в расчет.
– Над этим стоит поразмыслить, - с прежней уклончивостью отозвался Федор Иванович".