Полководцы и военачальники Великой Отечественной. (Выпуск 3)

– В наркомат? – спросил водитель.

– В другой. В Наркомат обороны.

Так отныне и повелось: то в один наркомат, то в другой. Впрочем, чаще в «другой» – в Наркомат обороны.

По представлению Пересыпкина было принято решение о создании вместо управления более мощного аппарата – Главного управления связи Красной Армии. В начале августа Иван Терентьевич доложил проект положения о новом главке начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову.

Внося поправки и дополнения, Шапошников подробно мотивировал их. Он продолжал говорить и после того, как завизировал проект. Теперь речь уже шла о роли связи в современной войне. Пересыпкин с удовлетворением отмечал, что его взгляды совпадают с тем, что говорил Шапошников. Но тот шел дальше – увязывал задачи связи с высшими ступенями военного искусства, со стратегией войны в целом. А это было для Пересыпкина во многом откровением. Вопросы стратегии в электротехнической академии с такой глубиной не изучались. К тому же Шапошников связывал свои рассуждения с конкретными условиями шедшей войны. «С таким рядом работать, что в академии Генштаба учиться», – думал Пересыпкин. Он чувствовал, что обычно вежливый, но не очень-то многословный Шапошников избрал такую тактичную форму, чтобы именно поучить его – помочь ему освоить то, без чего невозможно эффективно, творчески организовывать связь в войсках в тех масштабах, в каких предстояло это делать ему, Пересыпкину.

Свои рассуждения Шапошников закончил неожиданным вопросом:

– Вы завидно молоды. Сколько вам лет?

– Тридцать семь, – ответил Пересыпкин, почему-то смутившись.

– Это же замечательно, голубчик вы мой! Сколько же вы еще сделать-то сможете!.. А ноша на ваши плечи легла тяжелейшая. Вся связь страны теперь в ваших руках. Впрочем, в этом есть свои резоны. И то, что вы замнаркома обороны, тоже резонно: с командиров любого ранга за организацию связи спросить можете.

Шапошников подробно разобрал суть резонов и опять же неожиданно спросил:

– А почему вы не в форме?

Пересыпкин рассказал, как в свое время спорол петлицы с гимнастерки, чтобы явиться в Наркомат связи.

– И у вас прежнее звание?

– Да, я полковник.

– Нонсенс! Невероятнейший нонсенс! Замнаркома обороны, начальник связи Вооруженных Сил – и полковник! Ну ничего, голубчик вы мой, когда-нибудь это будет казаться вам забавным эпизодом в вашей биографии.

Прощаясь, Шапошников сказал:

– Двери в Генштаб для вас всегда открыты. Заходите чаще. Это не только пожелание. Связь – кровное дело Генштаба.

С Шапошниковым в дальнейшем Пересыпкин встречался часто и всегда уходил от него обогащенным. Выдающийся теоретик и практик военного дела, Борис Михайлович умел репликой, двумя-тремя фразами дать глубокое обоснование тому или иному мероприятию, показать его место и назначение в цепи происходящих событий.

После беседы с Шапошниковым Пересыпкин уже не повторял себе то, что подумал у Сталина: «Как может один человек исполнять две такие высокоответственные должности!» В его мемуарах можно прочитать: «…объединение и централизация руководства военной и гражданской связью было подсказано самой жизнью. Во время войны пришлось решать многие сложные задачи бесперебойной связи как на фронте, так и в тылу, нужно было ликвидировать пресловутые ведомственные барьеры, мобилизовать все имевшиеся в стране силы и материально-технические ресурсы связи, которых, к слову говоря, было не так уж много». И далее: «Многие задания правительства и Верховного Главнокомандования носили сверхсрочный характер. Как правило, их можно было осуществлять только совместными усилиями частей связи Красной Армии и предприятий Народного комиссариата связи».

5 августа Главное управление связи Красной Армии (ГУСКА) было сформировано. На него было возложено руководство всей деятельностью войск связи, снабжение их специальным имуществом, подготовка и пополнение частей командными кадрами, организация связи Ставки Верховного Главнокомандования. Последняя задача осуществлялась при активном участии Наркомата связи.

Состояние войск связи в это время было крайне тяжелым. Они понесли большие потери. Призванные же из запаса воины, в том числе и командиры, не обладали достаточными знаниями и опытом. Формировались новые части связи, а они в основном состояли из призывников.

Довольно распространенным явлением на фронте в начале войны была радиобоязнь. Многие командиры, особенно общевойсковые, недооценивали радиосвязь, отдавали явное предпочтение телефону. Большинство из них попросту боялось пользоваться радиосвязью, считая, что противник может подслушать радиопереговоры или запеленговать рации и определить место нахождения пунктов управления войсками. Были случаи, когда радиостанции располагались вдали от штабов, что само по себе затрудняло пользование ими, да и, чего греха таить, в этих случаях вообще старались не пользоваться рациями. Отдельные командиры даже запрещали автомобильным радиостанциям находиться в общих колоннах при передвижении штабов.

Преодолению этих недостатков положил начало приказ наркома обороны «Об улучшении связи в Красной Армии». Пересыпкин строго следил за его выполнением, требовал этого и от начальников связи фронтов и армий.

Чрезвычайно трудной задачей явилось обеспечение действующих и формируемых соединений средствами связи. Большинство предприятий, производивших радиостанции, телеграфные и телефонные аппараты, полевой кабель, эвакуировались. Пересыпкин с работниками ГУСКА считал, пересчитывал – итог оказался удручающим: по существовавшим табельным нормам можно было обеспечить средствами связи лишь около пятой части потребности войск. Оставалось одно – резко сократить нормы.

– Да, тяжелейшее время переживаем, – вздохнул Шапошников, когда Пересыпкип доложил ему сложившееся положение и проект сокращенных норм отпуска войскам средств связи. – Снаряды чуть ли не поштучно считаем. Теперь вот связь… Что ж, иного выхода нет. Придется вводить «голодный паек».

«Паек» действительно был весьма скудным – в 3–5 раз меньше, чем предусматривалось табелями. Так, стрелковой дивизии вместо положенных по табелю 327 телефонных аппаратов отпускалось 100, вместо 54 телефонных коммутаторов – 4, вместо 1556 километров полевого кабеля – 300 километров, в том числе 150 километров голого эмалированного провода, пригодного для одноразового использования. Резко был сокращен отпуск радиоимущества: вместо положенных стрелковой дивизии по табелю 63 радиостанций отпускалось 10–12.

Это была вынужденная мера. Она позволяла, хоть и в крайне недостаточной мере, все же обеспечивать войска средствами связи, равномерно, но с учетом специфики распределять их по частям и соединениям. Но новые нормы также не всегда соблюдались. И Пересыпкин, что говорится, под метлу забирал средства связи в тыловых частях и военно-учебных заведениях, на предприятиях Наркомата связи, оставляя там самое необходимое. На местах был организован сбор неисправного имущества связи, различных деталей. Все это приводилось в порядок и направлялось на фронт.

Широкая работа по сбережению имущества была развернута в армии и на флоте. ГУСКА подготовил материалы для Главного политического управления, которое разослало в войска «Памятку красноармейцу-связисту». Она требовала от каждого связиста беречь как зеницу ока технику, всегда держать аппаратуру в полной боевой готовности, добиваться, чтобы ни на секунду не выходили из строя линии связи.

Обеспечение войск имуществом связи еще длительное время было делом очень трудным. «Я считаю эту проблему, – писал после войны Пересыпкин, – одной из наиболее трудных проблем, которые пришлось решать войскам связи в годы Великой Отечественной воины».

Из множества задач, которые в первые месяцы войны приходилось одновременно решать Пересыпкину, трудно было выделить главную. Но всегда в центре его внимания была связь Ставки Верховного Главнокомандования, Генштаба, штабов видов Вооруженных Сил с фронтами и флотами.

Прежде всего нужно было обеспечить абсолютно надежную связь между высшими штабами военного руководства. Для решения этой задачи особняк в Кремле, где работал Сталин, узлы связи Генштаба в здании Наркомата обороны и на станции метро «Кировская», штабы ВВС и ПВО страны, главный штаб ВМФ и Центральный телеграф были связаны мощными соединительными кабельными линиями. Связь между высшими органами военного руководства практически приобрела абсолютную надежность. Кроме того, соединительные линии давали возможность в случае необходимости маневрировать телеграфными и телефонными каналами в интересах того или иного штаба.