Полночь (сборник)

Франк. Хильда… Хильда уехала, ладно. Дети: это было ужасно. И еще рука. Нет, все кончено, больше не надо. Дети плакали днем, плакали ночью, все время. Хильда… Нет, больше не надо.

Мадам Лемаршан. Вы сейчас зальетесь слезами, Франк, хотя вам повезло, чего вы в собственном ослеплении не замечаете. Вашу Хильду заменила Коринна, но какая Коринна заменит мне мою Хильду, позвольте вас спросить? Хильда у меня почти ни на что не годится. Если бы она была моей прислугой, мне следовало бы ее уволить. Я этого не делаю, я этого никогда не сделаю, потому что Хильде некуда идти. Ну и кто же тогда такая Хильда, моя горничная или старая псина, старая, бессмысленная и бесполезная животина? Или же подруга, моя несчастная подруга? Я больше не плачу Хильде, Франк, как вы, наверное, и сами догадываетесь. Та малость, которую делает Хильда, возмещает мне ее содержание, и я слежу за тем, чтобы у нее в кошельке всегда хватало денег на те безделушки, которые могли бы ее соблазнить. Но Хильда не выходит на улицу, ничего не тратит. Хильда больше не существует, Франк.

Франк. У меня дела. Я ухожу.

Мадам Лемаршан. Как я вам завидую, Коринне и вам. Какая у вас, должно быть, скромная и спокойная жизнь. Подождите, Франк, подождите! Мой дом печален и безмолвен. Мои дети грустны, им не по себе. Что мне делать?

Франк. Не возвращайтесь сюда.

Мадам Лемаршан. Я приглашаю вас, Коринну и вас, Франк. Заходите к нам пообедать. Хильда все еще кухарничает, вы не забыли, как чудесно Хильда стряпает? Франк, подождите. Приходите вдвоем завтра в полдень. Давайте бывать друг у друга, Франк, проявите ко мне интерес. А еще обратите внимание, что, стоит мне наклонить голову набок, как делает Хильда, и все мои волосы одним махом откидываются на сторону, совсем так же, как когда-то у Хильды. Взгляните. Помните об этом, Франк?

Ив Раве В ЛОВУШКЕ

Рене Гонсалесу

Тем утром я бежал сломя голову по улице Жуффруа д’Аббана, боясь опоздать в церковь на службу, и, не заметив, что на краю тротуара расставил руки, преграждая мне путь, наш сосед, месье Доменико, налетел прямо на него. Он попросил меня принести ему газету, я частенько выполнял для него это поручение. На самом деле он не любил, чтобы его жена в одиночку отправлялась в город на велосипеде, и отказывался получать газеты как все, через табачный киоск.

Когда я вернулся, он отправился читать газету в сад, приглядывая за месье Барром, тренером по плаванию, которому сдавал комнату, опустевшую после отъезда его не так давно вышедшей замуж дочери Жанны. В ту пору постройка муниципального бассейна подходила к концу, и мадам Доменико надоумила мужа поговорить с секретарем мэрии, чтобы тренер, который пока что жил в отеле, снял комнату у кого-то из горожан.

Свободное от работы время месье Барр проводил, раздвинув занавески, в шортах и с обнаженным торсом, в комнате на первом этаже, окна которой выходили в сад. Мадам Доменико, таким образом, могла болтать с ним, собирая ягоды, прямо из малинника. По словам моей матушки, ее привлекал ровный загар месье Барра, который дни напролет проводил в одних плавках на бортике бассейна, тогда как на плечах у месье Доменико виднелись отметины от майки.

Когда я приносил газету мадам Доменико, она угощала меня шоколадом, рассказывала о своих последних покупках и иногда расспрашивала, что нового у моей матушки. Но в первую очередь помогала делать домашние задания по математике. Она говорила своему мужу: Ты только подумай, Робер, этот парнишка даже объемы вычислять не умеет, так мне сказал его отец, а ведь они у него в программе.

Поначалу, когда мы занимались уроками, я подскакивал на месте, стоило месье Доменико возникнуть вдруг, не предупредив, на кухне. Такой у него был прием. Он подкрадывался на цыпочках, чтобы она не слышала его приближения. И приговаривал, что читает ее мысли, даже самые постыдные. По его словам, если что-то сидело у нее в голове, казалось, что она думает во весь голос. Она выдавала себя, когда они разговаривали друг с другом, поскольку, объяснял он ей, бедная моя Анжела, тебе не хватает силы характера и ты не способна хранить что-то про себя. Ты выдаешь секреты и совершенно об этом не подозреваешь. Можно подумать, что у тебя вот тут сзади громкоговоритель. Он прикоснулся рукой к ее затылку, погладил не сдерживаемые гребнем пряди волос, словно сгоняя муху, потом засунул руки в карманы. Он рассматривал свою жену и думал о тех мужчинах, с которыми она, чего доброго, встречалась за день, на работе в госпитале или в городе, пока ходила за покупками. Он подозревал всех. И, однако, никогда не упоминал о присутствии месье Барра.

Но однажды вечером — мадам Доменико и я как раз справились с задачей про отрезки — он, с яблоком в руке, впал в раздражение из-за кухонного ножа, который якобы не был вымыт. Он заявил, что накажет жену, дабы это послужило ей наукой, каково манкировать посудой, потом, повысив голос, принялся осыпать ее угрозами и предупредил, что, если в один прекрасный день обнаружит в подобном состоянии хоть один столовый прибор, ей придется пережить пренеприятнейшую четверть часа. Послышалось, как вращается на петлях решетка, потом скрип дверной ручки. Кто-то прошел мимо гаража. Легко было узнать легкие шаги месье Барра, который поднимался по лестнице. В обрамлении выходящей на террасу высокой застекленной двери показалась голова тренера. Месье Барр произнес: Не стоит говорить так громко, месье Доменико, вас могут услышать. Это было сказано с улыбкой, и месье Доменико опустил голову. Тренер задержался перед дверью на несколько секунд. На нем была тенниска, сквозь которую проступали грудные мышцы. В лучах заходящего солнца сверкнула цепочка с крестиком. Он чуть кивнул месье Доменико и, спокойно насвистывая, спустился в свою комнату позади гаража. А назавтра, встретив месье Доменико, он приветствовал его как ни в чем не бывало.

На следующий день мадам Доменико пришла за мной, чтобы заняться уроками. Моя матушка была на кладбище. Бабушка в саду. Но отец оставался дома. Она какое-то время обсуждала с ним что-то в гараже, наверное пытаясь убедить, что мне нужно поднажать в школе, и в конце концов я отправился следом за ней с тетрадкой и пеналом под мышкой. Она объявила, что сначала мы повторим уроки по математике, а потом почитаем. Пока я делал домашнее задание, она обычно хлопотала над своими кастрюлями, время от времени бросая взгляд мне через плечо, но в тот день она не отрываясь смотрела сквозь застекленную дверь и, когда я задавал вопросы по задачам, отвечала уклончиво, отодвигая в сторону занавески. Тогда-то она мне и сказала, что на самом деле не любит математику. На самом деле ей куда интересней французский. Она еще в школе, а потом в лицее познала удовольствие от чтения прекрасных историй, и она назвала имена каких-то неизвестных мне писателей, ведь мне тогда не было еще и двенадцати.

Она отправилась в погреб и вернулась с обернутой в грубую хозяйственную бумагу книгой. Она подула на нее, чтобы стряхнуть пыль, со словами, что речь в ней идет о любовной истории. Сказала еще, что дело происходит в небольшом городке, а главная героиня — жена нотариуса. Но я, пока она говорила, заметил в коридоре тень месье Доменико, который, наверное, занимаясь чем-то в погребе, видел, как она брала книгу, и последовал за ней. Теперь он был тут, позади нее, опершись о дверной косяк, и я не знал, как предупредить мадам Доменико, которая читала мне начало первой главы. Она надела очки, увлеклась текстом, стараясь читать с выражением. Время от времени она поглядывала на меня, чтобы оценить мою реакцию, а я пытался подсказать ей, что позади стоит и слушает ее муж. Я волновался тем сильнее, что накануне она показала мне место, где он запер ее книги, в погребе, рядом с бутылками вина, и сказала: Видишь, вот романы, которые мой муж терпеть не может. Она продолжала читать. В конце абзаца там встретилось слово «рябчик», и я спросил у нее, что оно означает, чтобы она прервала чтение и посмотрела на меня повнимательнее. Одновременно я пытался показать ей глазами, что он стоит рядом, но ничего не помогало. Она сняла очки и пустилась в объяснения. Раздался голос ее мужа. Она подскочила на месте. Он сказал, что это не так, что рябчик это не птица с рыжеватым оперением, заветная добыча охотников, как она мне объясняла, а жирная клуша, нечто вроде куропатки, падкой курвы. Она закрыла книгу. Она спросила, что это он делал у нее за спиной, коли ему удалось ее подслушать, и он ответил: Ничего, просто проходил мимо и решил, что никогда не поздно немного подучиться, впрочем, эта история о жене нотариуса весьма и весьма интересна, но ведь он вроде бы предупреждал: книги из погреба не брать. В гостиной есть немало других книг, да и что может понять бедный малыш (он показал на меня пальцем) во всей этой истории о жене, о рынке, о нотариусе, об аптекаре, о ферме, об отбытии в почтовой карете, это же книга ушедшей эпохи, нужно жить своим временем.

Он объявил, что с месье Барром покончено. Он разорвал договор о сдаче жилья. И только что его об этом уведомил. Тот может собирать манатки, в нем больше нет нужды. Впрочем, никакой замены ему не будет, вообще! В комнате за гаражом отныне будет храниться мебель. Съемщики — это хуже всего, ты меня понимаешь? В такт своим словам он стучал кулаком по столу. Она не стала отвечать, а просто спросила, что будет с месье Барром. Он сказал: Нашел квартиру в городе. Рано или поздно, впрочем, ему придется подумать о том, что пора подыскивать новый город, я поговорил об этом с мэром.

Во дворе показался тренер, он как раз открывал решетку, и месье Доменико исчез. Она закрыла книгу и сказала: Продолжим позже. Она повторила, что читать очень важно. Потом продиктовала условия задачи по арифметике. Но сердце у нее не лежало к работе. Она отвернулась к окну. Месье Барр был все еще перед решеткой. Он помахал ей рукой. Она не ответила. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. Она теребила угол занавески. Я видел, как она вытащила из кармашка блузки носовой платок, сжала его в руке. Тренер по плаванию, в шортах и в тряпичных туфлях, выпустил из рук свою торбу и снова помахал ей с каким-то подобием меланхолической улыбки, но она не выказала ни малейшего всплеска чувств, объяснял я позднее своей матушке, которая спросила меня, что это я у них делал и почему это, пока она была на кладбище, меня приходила разыскивать мадам Доменико.

Мадам Доменико, мой друг, как я втайне ее называл, говорила, что, если хочешь понимать книги, нужно приложить определенные усилия. Поэтому она нередко спускалась в погреб и открывала коробку, из которой вынимала этот роман, каковой и читала мне вслух, так что в конце концов я узнал всю историю, хотя чтение частенько оказывалось обрывочным из-за присутствия ее мужа, который бесцеремонно усаживался прямо на край стола, потягивая из стакана вино, и отпускал комментарии по поводу неспособности своей жены правильно читать.