Полное собрание рассказов. 1957-1973

Взявшись за ручку двери в раздевалку, Хьюго заколебался: как поступить? Никогда не приходилось обсуждать с тренером политические проблемы; знает только, что тот всегда пускает слезу, когда на поле перед игрой исполняется гимн США «Звездное знамя», и отказался голосовать за Барри Голдуотера, считая его коммунистом. Решительно толкнул дверь, в пустой раздевалке прошел мимо своего ящичка: его имя все еще значится на нем. Доброе это предзнаменование или совсем наоборот? Дверь в кабинет тренера закрыта; еще раз оглядевшись на всякий случай по сторонам, постучал.

— Входи! — крикнул тренер.

Хьюго вошел. На тренере темный костюм, рубашка на вороте застегнута, черный галстук, — словно на похороны собрался. На лице явные следы недосыпания: щеки впали, глаза усталые, покрасневшие. Таким его Хьюго еще не видел; выглядит куда хуже, чем когда они проиграли с разгромным счетом 45:0 клубу — новичку в лиге.

— Мой мальчик, — хрипло начал тренер, — очень рад, что ты пришел, несмотря на поздний час. У меня хватило времени подумать, все рассмотреть под соответствующим углом зрения. Еще час назад, охваченный праведным гневом, готов был убить тебя собственными руками. Но, должен признаться, меня озарил свет понимания и удержал от поспешных действий, во многом способствовало мое бдение в эту мучительную для меня ночь.

Тренер явно пребывал в «библейском» настроении — такое с ним случалось.

— К счастью, — продолжал он, — после того, как мне позвонил Брентакис и сообщил, что ему удалось умаслить судью и замять дело за сотню долларов, — их мы, естественно, вычтем из твоего жалованья, — а также заверил меня, что вся эта история не попадет в газеты и это будет нам стоить еще сто пятьдесят, — таким образом, общая сумма вычетов достигнет двухсот пятидесяти, — у меня было время для размышлений. В конце концов, миллионам мальчишек по всей Америке, которые всегда видели в тебе и твоих парнях благороднейшее выражение ничем не запятнанного агрессивного американского духа, которые берут пример с тебя и твоих товарищей и поклоняются таким героям, как вы, с истинной детской невинностью и непосредственностью, не придется пережить столь сильный шок, столь пагубное разочарование в моем игроке, который вдруг забылся и публично примкнул к врагам нашей страны… Ты меня слушаешь, Плейс?

— Весь внимание, тренер, — откликнулся Хьюго, медленно, дюйм за дюймом пятясь к двери. Этот новый, незнакомый ему образ все понимающего тренера, с ласковым голосом, сильно его удивлял — все равно что вдруг увидеть, как река потекла вспять или стал совершенно темным.

— Так как никакого вреда великому множеству этих еще не окрепших душ — а мы за них несем, так сказать, полную ответственность — ты не причинил, то я могу найти в себе силы для христианской снисходительности и всепрощения.

Тренер, выйдя из-за стола, приблизился к Хьюго и положил ему руку на плечо.

— В сущности, Плейс, ты неплохой парень… глупый конечно, но неплохой. Моя вина, что ты оказался на этой отвратительной демонстрации. Да, я виноват в этом! В воскресенье ты получил сильнейший удар по голове, и я, как тренер, обязан был первым увидеть тревожные симптомы. Нечего было заставлять тебя бегать на спринтерские дистанции и работать два часа с манекенами. Надо было сказать тебе: «Послушай, Хьюго, мой мальчик, ступай домой, ложись в постель и лежи целую неделю, пока голова не придет в норму». Да, так мне следовало поступить. Прости меня, прошу, за мою близорукость! Прости меня, Хьюго!

— Конечно, тренер, какой разговор!

— А теперь, — продолжал тренер, — прежде чем ты пойдешь домой, к любящей тебя женушке, и как следует отдохнешь, я прошу тебя кое-что сделать для меня.

— Все, что угодно, тренер.

— Хочу, чтобы ты спел со мной куплет, маленький куплетик, из нашего гимна «Звездное знамя». Ты сделаешь это ради меня?

— Конечно, сэр! — Хьюго был уверен, что забыл, какая строчка идет после «ярко-красный след ракет».

Тренер сильнее сжал его плечо.

— Раз, два, три… Начали!

Вместе спели гимн «Звездное знамя»; после первой же спетой строчки тренер заплакал. Когда последнее эхо торжественного гимна замерло где-то под трибуной, тренер завершил встречу так:

— Вот и славно! Ну а теперь ступай домой. Я бы тебя сам отвез, но, к сожалению, сейчас занят — я работаю над новыми вариантами игры, завтра предложу их вниманию твоих товарищей. Не беспокойся, ты тоже узнаешь о моих новых планах. Пришлю тебе свои разработки нарочным, посмотришь их, когда придет охота. И не переживай из-за пропущенных тренировок. Как только почувствуешь себя в форме — приходи. Да благословит тебя Бог, мой мальчик! — И в последний раз похлопав Хьюго по плечу, повернулся и вновь уставился в фотографию Хойхо Бейнса все еще влажными от слез после исполнения государственного гимна глазами.

До конца недели Хьюго не выходил из догма — питался консервами и смотрел телевизор. Ну что такого особенного может стрястись с ним, рассуждал он в тишине своей квартиры. Но даже и такую уверенность портили тяжкие мгновения.

Как-то часов в девять утра, когда н сидел у телевизора (передача, посвященная сообразительности домохозяек) повернулся ключ в двери — вошла уборщица миссис Фитцджералд, седовласая женщина, пропитанная запахом пыли, осевшей на ней в других квартирах.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, мистер Плейс, — заботливо пробубнила она. — Какой прекрасный сегодня денек! Просто преступление проводить его взаперти.

А я непременно выйду — попозже, — солгал Хьюго.

Вот о чем думала в эту минуту у нег за спиной миссис Фитцджералд: «Ленивый, неповоротливый увалень… Ни одного честно отработанного дня в жизни! Вот придет в нашей стране революция — уж на позаботится о таких, как ты! Будете вкалывать с киркой в руках на строительстве дорог. Хоть бы дожить до такого счастливого дня, увидеть все собственными глазами!»

Подумал, не донести ли на миссис Фитцджералд в ФБР, н потом решил — лучше не надо, — не желаешь он с ними связываться, это точно.

Прослушал речь президента, и она произвела на него благоприятное впечатление: президент явно владеет ситуацией как дома, так и за рубежом. Признал, что сейчас в стране не все идет гладко, сто процентов. Но он предпринимает решительные шаги, чтобы покончить с бедностью; с безответственной, уводящей в сторону критикой демагогов всех мастей; с уличными беспорядками; добиться положительного, сбалансированного бюджета; значительно улучшить общественное здравоохранение. Ощупывая большую шишку на голове, оставленную полицейской дубинкой, Хьюго с удовольствием слушал сообщение президента о том, как успешно идет война во Вьетнаме и почему есть все основания рассчитывать на неминуемой крах противника, полное его поражение. На экране президент выглядит таким ловким, опытным, уверенным в себе политиком, умеющим убеждать всех в свей правоте; посылает одну за другой улыбки гражданам страны — ее друг и отец. Но тут президент, перед тем как перейти к обсуждению других проблем, сделал небольшую паузу и Хьюго услыхал другой голос, — совершенно иная тональность: «Ах! знали бы вы, что на самом деле происходит в стране, — писали бы все эти негодования». Он выключил телевизор.

На следующий день телеприемник сломался. Наблюдая за суетливой работой телевизионного мастера, что-то печально мурлыкающего себе под нос, Хьюго явственно прочитал его мысли: «Тупица мастера вызывал? Не мог что ли сам посмотреть, в чем тут дело?! Всего-то один проводок поправить… Поставь на место, закрепи зажим — и все дела!».

Как раз в этот момент мастер с озабоченным видом повернулся к нему.

— Вынужден огорчить вас, мистер. Существует вполне вероятная опасность взрыва там внутри, в начине. Придется мне забрать его с собой в ателье. Ну а вам — заплатить за новую трубку.