Полное собрание рассказов. 1957-1973
Шрифт:
А на чердаке в своей квартире сидел на скамье сапожника Тагека, рисуя кисточкой в альбоме аккуратные идеограммы. Потом нажал зуммер вызова. Вошел дворецкий — негр, в желтом в полоску жилете, безукоризненной белой рубашке, с тяжелыми золотыми запонками на манжетах.
— Джеймс, — обратился к нему Тагека Ки, — завтра утром пойдешь и купишь для меня по пятьсот граммов диоксотетрамеркфеноферрогена четырнадцать, пятнадцать и семнадцать. И еще пятьсот белых мышей. Нет, лучше тысячу.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Джеймс.
— Да, Джеймс, — Тагека Ки небрежно помахал кистью в сторону дворецкого, — а теперь, будь
— Слушаюсь, сэр, — И Джеймс поднял трубку телефона.
Неудачная суббота, без вечеринки
В последние недели у него со сном творилось что-то странное из туманных закоулков подсознания возникали девушки, улыбались ему, манили за собой, бросали на него соблазняющие, призывные взгляды, приглашали куда-то, озорно подмигивая, даже чуть не обнимали…
На городских улицах, на палубах больших пароходов, в затянутых атласом уютных будуарах, на высоких мостах — всюду, где бы он ни оказывался, за ним постоянно следовали эти фигуры-призраки. Порой казалось — они знакомы ему, вот-вот он их узнает, но, увы, они тут же ускользали прочь, за пределы сна… А он, как всегда, долго лежал с открытыми глазами, один, беспокойно ворочался — сон не шел. Эти преследовавшие его странные фигуры словно сестры-близнецы — все гораздо выше его; пропадая из поля зрения, они уносились куда-то вверх, в недостижимые высоты…
Проснувшись вспомнил вдруг Кристофер Бэгшот, что за несколько мгновений до того, как открыл глаза, услыхал чей-то голос: «Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не ниже пяти футов восьми дюймов!». Впервые за несколько недель ему приснился чей-то голос — это уже определенное достижение, прорыв.
Часы на ночном столике показывали двадцать минут восьмого, — будильник зазвонит через час. Что-то сегодня такое ждет его важное, значительное, — он уставился в потолок, будто надеялся найти там ответ… И внезапно сообразил: ах да, сегодня же суббота!
Вылез из кровати и скинув пижамную куртку, занялся гимнастическими упражнениями. Пятнадцать отжиманий, десять раз встать из сидячего положения… Рост у него небольшой, всего пять футов шесть дюймов, но зато он крепко сбит. У него красивые черные глаза — как у марокканского мула, — длинные, пушистые ресницы; прямые, густые, мягкие черные волосы — так нравилось гладить его девушкам… Девушкам невысокого роста. Живи он в другой век, когда все вокруг, и мужчины и женщины, будут выглядеть так, словно воспитаны в штате Техас или Калифорния, рост честно говоря, его вовсе не волновал бы. Любил бы себе например, маленьких девушек — таких обожал, например, французский король Генрих IV. А ведь он кое-что смыслил в этом и вообще отличился — придумал знаменитую крылатую фразу — «Париж стоит мессы». Как быстро минуют столетия!
— Мне сегодня приснился такой сон! — поделился он со своим соседом и приятелем Стэнли Ховингтоном (ростом пять футов десять дюймов).
Происходило это на остановке автобуса, следующего через весь город, на углу 79-й улицы. В Нью-Йорке выдался холодный, солнечный октябрьский денек. Вон два пацана, каждому не больше пятнадцати, направляются в Центральный парк; у одного в руках мяч; оба ростом футов шесть. А длинноногие, симпатичные девушки, с приколотыми к платью
хризантемами, болеют сейчас по всей стране за своих — в Принстоне, Огайо, в Южной Калифорнии… Крепкие, бесстрашные ребята носятся по зеленому газону…— Мне тоже сегодня ночью приснился сон! — подхватил Стэнли. — Попадаю я аккурат в засаду в джунглях. Все это проклятое телевидение, черт бы его побрал!
— В моем сне, — продолжал Кристофер, не проявляя никакого интереса к ночным проблемам Стэнли (у него хорошая работа, в модном магазине Блумингдейла, но одно неудобство — приходится вкалывать, как и ему, Кристоферу, по субботам), — упрямо продолжал Кристофер, — чей-то голос сказал мне: «Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не ниже пяти футов восьми дюймов!»
— Ты узнал, чей это голос?
— Нет, ничего не вышло. Но дело не в этом.
— Нет, как раз в этом! — возразил Стэнли. — Важно знать, кто это сказал. И почему.
Стэнли — хороший друг, но слишком рассудительный, просто беда.
— Пять футов восемь дюймов… В этом что-то есть, какая-то загадка, и нужно найти к ней ключ… — бормотал Стэнли.
— Мое подсознание будто говорит мне, отозвался Кристофер, — что у него есть для меня какое-то сообщение. Вот в чем дело.
Подошел автобус, они сели, и им удалось найти свободные места в самой глубине салона — суббота ведь.
— Ну и какое же это сообщение? — поинтересовался Стэнли.
— Что в глубине души я чувствую себя обделенным.
— Из-за девушки ростом пять футов восемь дюймов?
— Все это вполне разумно. — Кристофер сохранял самый серьезный вид в качающемся из стороны в сторону автобусе. — Всю жизнь, — ему двадцать пять, — всю свою жизнь я был коротышкой. И горжусь этим, чтоб ты знал! Сама мысль, что я выгляжу каким-то дураком, мне противна!
— Сталин нисколько не выше тебя, — успокоил его Стэнли. — И его нисколько не волновало, каким дураком он выглядит.
— В том-то и опасность! — горячо согласился Кристофер. — Наполеоновский комплекс: он ведь очень маленького роста. Это еще хуже!
— Ну и чего, по-твоему, ты лишен? Как зовут эту девушку, которая от тебя без ума?
— Джун, [15] — удовлетворил его любопытство Кристофер.
— Ничего не имею против июня, имя как имя, — защитил свою реальную подружку Кристофер. — Но известно тебе, какой у нее рост?
— Кажется, ты зациклен на этой теме.
— Пять футов три дюйма. Самая высокая из всех моих девушек!
15
Джун (англ. june) — июнь.
— Ну и что с того? Ты что с ней в баскетбол играть собираешься? — засмеялся Стэнли собственной шутке.
— Ничего смешного. — Серьезно настроенного Кристофера слегка разочаровало такое отношение друга к его проблеме. — Вот что я думаю по этому поводу. В сегодняшней Америке, нашего века, по черт знает каким причинам все почти красивые девушки — настоящие красавицы, — ну, те, кого видишь в кино, модных журналах, газетах, на приемах, — очень высокие, крупные.
— Может, ты и открыл что-то для себя, — задумчиво откликнулся Стэнли, — чему я прежде не придавал особого значения… ни с чем этого не связывал.