Полное собрание рассказов

— Нет, — буркнул Илай.

Сильвия, очаровательная мать Илая, сидела рядом с мужем, листая буклет о школе.

— На твоем месте, — сказала она Илаю, — я бы с ума сходила от радости. Впереди четыре лучших года твоей жизни.

— Ага, — не поворачивая головы, согласился сын. На мать смотрел только его затылок с завитком жестких русых волос над белым воротничком.

— Вот интересно, сколько Ременцелей учились в Уайтхолле? — не умолкала Сильвия.

— Спроси еще, сколько покойников лежит на кладбище, — буркнул доктор и тут же ответил как на вопрос жены, так и на старую шутку: — Все.

— А если все же прикинуть, которым по счету выйдет Илай? — не унималась Сильвия.

Доктор Ременцель почувствовал легкое раздражение — вопрос показался ему не слишком уместным.

— Такие вещи вычислять не принято.

— И все-таки! — настаивала жена.

— Пойми, даже для грубого подсчета придется перелопатить архивы с конца восемнадцатого века! И потом, как учитывать Шофилдов, Хейли, Маклилланов?

— Посчитай хотя бы Ременцелей. Пожалуйста!

— Ну… — Доктор пожал плечами, калька в его руках зашуршала. — Около тридцати.

— Значит, Илай — тридцать первый! — с удовольствием объявила Сильвия. — Ты тридцать первый, золотко! — сообщила она затылку сына.

Калька раздраженно хрустнула.

— Не хватало еще, чтобы он шатался по школе, болтая всякую ерунду. Тридцать первый!

— Он не будет, он умный мальчик, — успокоила мужа Сильвия.

Азартная, амбициозная, она вышла замуж за доктора шестнадцать лет назад, без гроша за душой, и до сих пор приходила в восторг при мысли о том, что люди могут быть богаты так долго, на протяжении нескольких поколений.

— А разыщу-ка я эти самые архивы, пока вы будете заняты делами, — решила Сильвия. — И посчитаю точно, которым из Ременцелей станет Илай. Не для того чтобы он хвастался, конечно, — просто из интереса.

— Как тебе будет угодно, — согласился доктор.

— Так и будет! Я люблю подобные вещи, хоть ты и ворчишь.

Сильвия ожидала, что муж, по своему обыкновению, вскипит, но этого не случилось. Ей нравилось поддразнивать его, намекая на разницу в происхождении, и она частенько заканчивала споры словами: «Вообще, в глубине души, я все та же сельская девчонка, ею и останусь, пора бы привыкнуть!»

Однако в этот раз доктор Ременцель игру не поддержал. Его полностью захватили чертежи.

— А в новой пристройке будут камины? — спросила Сильвия, вспомнив о красивых каминах в нескольких комнатах старой части общежития.

— Это бы удвоило стоимость строительства.

— Будет здорово, если Илаю достанется комната с камином.

— Камины только у старшеклассников.

— Ну вдруг повезет…

— Что ты имеешь в виду под словом «повезет»? Что я должен потребовать камин для Илая?

— Не потребовать…

— А просто попросить?

— Возможно, в душе я всего лишь сельская девчонка, — заявила Сильвия, — но, перелистывая буклет, я вижу здания, названные в честь Ременцелей, на последней странице читаю, сколько сотен тысяч Ременцели перечисляют в школьный фонд, и не могу отделаться от мысли, что мальчик с фамилией Ременцель имеет право на некоторые поблажки.

— Отвечу прямо: даже не вздумай просить никаких поблажек, ясно? Никаких.

— Разумеется, не буду. Почему ты вечно боишься, что я тебя опозорю?

— Ничего такого я не боюсь.

— И все-таки имею я право думать что думаю?

— Если не можешь иначе.

— Не могу, — нисколько не раскаиваясь, весело подтвердила Сильвия и тоже заглянула в чертежи. — Как считаешь, новичкам понравится в пристройке?

— Каким именно новичкам?

— Из Африки.

Сильвия говорила о тридцати африканцах, принятых в Уайтхилл по требованию министерства иностранных дел. Собственно, для них и расширялось общежитие.

— Пристройка не только для африканцев, — ответил доктор. — Всех расселят вперемешку.

— Вот как! — Сильвия помолчала, обдумывая слова мужа, а затем спросила: — Значит, Илай может получить комнату с кем-то из них?

— Первокурсники тянут жребий, выбирая соседей, — ответил доктор. — Это и в буклете написано.

— Илай! — окликнула Сильвия.

— Гм? — отозвался сын.

— Что, если тебе в соседи попадется африканец?

В ответ Илай лишь вяло пожал плечами.

— Ничего?

Снова пожатие.

— Думаю, ничего, — заключила Сильвия.

— Еще не хватало, чтобы он был недоволен, — проворчал доктор.

«Роллс-ройс» поравнялся со старым «шевроле», таким разбитым, что задняя его дверь была подвязана веревкой. Доктор Ременцель мельком глянул на водителя и, внезапно просияв, приказал Бену Баркли держаться рядом.

А сам перегнулся через Сильвию, открыл окно и громко крикнул:

— Том! Том!

Водителем потрепанного «шевроле» оказался одноклассник доктора. В ответ он в восторге замахал форменным галстуком Уайтхилла и указал на славного мальчика, сидевшего рядом, поясняя кивками и улыбками, что везет сына в школу.

Доктор Ременцель, в свою очередь, ткнул пальцем в лохматый затылок Илая, показывая, что едет за тем же самым. Перекрикивая ветер, свистевший между двумя машинами, приятели договорились встретиться за обедом в «Остролисте» — гостинице, где чаще всего останавливались посетители Уайтхилла.

— А теперь вперед! — приказал доктор Бену.

— Знаешь, — сказала Сильвия, — об этом обязательно нужно написать статью. — Она поглядела в заднее стекло на отставшую от них старую машину. — Просто обязательно.

— О чем? — спросил доктор и, заметив, что Илай сполз по сиденью вниз, резко прикрикнул: — Сядь прямо! — а затем вновь обернулся к жене.

— Люди считают, что в частные школы берут только богатых и знатных, — пояснила Сильвия. — Но ведь это не так!

Она пролистнула каталог и прочла: «Школа Уайтхилл придерживается позиции, что каждый мальчик, желающий попробовать свои силы на экзамене, должен получить такую возможность, даже если его семья не в силах оплачивать полную стоимость обучения. Поэтому приемная комиссия каждый год отбирает из трех тысяч кандидатов 150 наиболее многообещающих и достойных абитуриентов, не обращая внимания на то, могут ли их родители целиком внести положенные 2200 долларов. Те, кто нуждается в материальной помощи, получают ее в необходимом объеме. В некоторых случаях оплачивается даже проезд и покупка одежды».