Полное собрание рассказов

За границей он не бывал аж с 1939-го и уже год, как не пробовал виноградного вина, и неожиданно его охватила глубокая тоска по родному его душе Югу. Совсем не часто и отнюдь не подолгу бывал он в тех восхитительных краях: раз двенадцать, наверное, по нескольку недель, общим счетом всего год за все сорок три года своей жизни, — но все сокровища его души и его сердце были похоронены там. Горячее оливковое масло с чесноком и разливное вино, светящиеся башенки над сумеречными стенами, фейерверки по ночам, фонтаны днем, нахальные, но безобидные торговцы лотерейными билетами, переходящие от столика к столику на запруженных народом тротуарах, пастушья дудка на пропахших цветами склонах гор — словом, все, что расчетливому агенту турфирмы вздумалось бы впихнуть в рекламный буклет, будоражило в то унылое утро сознание Скотт-Кинга. Он бросил свою монетку в Треви, крупнейший из римских фонтанов, он обручился с Адриатикой; он был человеком Средиземноморья.

Во время утренней перемены на фирменной школьной бумаге он написал, что принимает нейтралийское приглашение. В тот вечер и во многие последующие вечера в комнате отдыха велись разговоры о планах на каникулы. Все отчаялись попасть за границу — все, кроме Григгса: тот петушился, говоря о Международном слете прогрессивных молодых руководителей в Праге, участие в котором он себе пробил. Скотт-Кинг хранил молчание даже тогда, когда кто-то упомянул Нейтралию.

— Хотелось бы поехать туда, где можно прилично пожрать, — признался один из учителей. — В Ирландию, или в Нейтралию, или еще куда-нибудь.

— В Нейтралию вас ни за что не впустят, — заявил Григгс. — Чересчур много чего скрывать. У них там шайки немецких физиков делают атомные бомбы.

— Гражданская война вовсю идет.

— Половина населения в концлагерях сидит.

— Ни один человек в здравом уме не поехал бы в Нейтралию.

— Или в Ирландию, коли на то пошло, — сказал Григгс.

А Скотт-Кинг сидел да помалкивал.

II

Спустя несколько недель Скотт-Кинг сидел в зале ожидания аэродрома. На коленях у него лежало пальто, в ногах стояла ручная кладь. Из громкоговорителя, установленного, от греха подальше, под самым потолком на мышиного цвета бетонной стене, доносилась танцевальная музыка и положенные объявления. Это помещение, как и все другие, в каких ему довелось побывать за это утро, было негусто меблировано и безразлично чисто, по стенам висели (единственная уступка сохранившим интерес к беллетристике) похвальные отзывы о государственных сберегательных облигациях и предостережения против газовой атаки. Скотт-Кинг испытывал голод, усталость и уныние, ибо прелести современного путешествия были ему в новинку.

Утром, в семь часов, он выехал из лондонской гостиницы; сейчас уже полдень давно миновал, а он все еще пребывал на английской земле. Нет, без внимания его не оставляли. В общем стаде его, как несмышленое дитя, гоняли туда-сюда из автобусов в кабинеты и обратно; взвесили и обмерили, как торговый груз; обыскали, как преступника; подвергли допросу о его прошлом и будущем, состоянии здоровья и финансов, как будто бы он претендовал на постоянную работу доверительного характера. Скотт-Кинг не был избалован роскошью и привилегиями, но в иные времена путешествовал совсем не так. С утра он ничего не ел, не считая кусочка дряблого тоста с маргарином у себя в спальне. Последнее его прибежище, где он теперь сидел, судя по надписи на двери, предназначалось «Только для VIP».

— Ви-ай-пи? — спросил он сопровождавшую их служащую аэропорта, подтянутую безликую молодую женщину, в повадках которой проглядывала то повивальная бабка, то гувернантка, то магазинный администратор.

— Очень важные лица, — ответила она безо всякого заметного смущения.

— Но подобает ли мне находиться здесь?

— Это необходимо. Вы ВИП.

Интересно, подумал Скотт-Кинг, как же тут обходятся с совершенно обычными, не важными людьми?

Рядом находились двое попутчиков, мужчина и женщина, удостоенные того же важного статуса, и оба ожидали рейса на Белласиту, столицу Нейтралии, причем оба, как вскоре выяснилось, по приглашению Комитета по чествованию Беллориуса.

Мужчина принадлежал к тому типу, который был знаком Скотт-Кингу: по фамилии Уайтмейд, род занятий — наука, такой же неприметный, как и сам Скотт-Кинг, и почти одного с ним возраста.

— Послушайте, — обратился к нему Уайтмейд, — скажите мне, только откровенно, — и он хитро прищурился, как делают все пользующиеся этим двусмысленным выражением, — вы вообще хоть что-то слышали про уважаемого Беллориуса?

— Мне известно его произведение. Редко слышал, чтобы его обсуждали.

— A-а, как же, разумеется… В мой курс он не включен, я римское право преподаю, — признался Уайтмейд, и в его прищуре прибавилось хитрости, подчеркивавшей всю грандиозность сделанного утверждения. — Нейтралийцы просили профессора поэзии, знаете ли, но тот поехать не смог. Потом испросили профессора латинского языка. А он красный. Потом понадобился хоть кто-нибудь, чтобы представить университет. Желанием не горел никто, вот я и вызвался. Я нахожу командировки такого рода в высшей степени занимательными. Вам они знакомы?

— Нет.

— Я на прошлых каникулах ездил в Упсалу [134] и целую неделю дважды в день ел весьма пристойную икру. Нейтралия, увы, не славится изысканностью жизни, но можно полагаться на обилие чего попроще — и, разумеется, вино.

— Как ни крути, все это жульничество, — подала голос третья из числа Очень Важных Лиц.

Ею была женщина, которую уже не принимали за молодую. Ее фамилию Скотт-Кинг с Уайтмейдом запомнили без труда: на протяжении всего их путешествия она часто звучала из громкоговорителя и была написана мелом на всякой черной доске наряду с призывом к обладательнице получить срочное сообщение, — мисс Бомбаум. Имя это было скандально известно, почитай, всему миру за исключением, так уж случилось, Скотт-Кинга и Уайтмейда. Женщину эту не назовешь неприметной: некогда репортер и «свободный охотник», она еще до войны всегда появлялась в «горячих точках» — Данциг, Альказар, Шанхай, Уол-Уол, [135] — а теперь была синдицированным обозревателем, [136] чьи колонки еженедельно появлялись в средствах массовой информации четырех континентов. Скотт-Кинг такие статьи не читал и во время многочисленных в то утро ожиданий от нечего делать гадал, кем могла бы быть эта женщина. По виду — отнюдь не леди: внешность не позволяла назвать ее даже заслуживающей почтения, — вот только он никак не мог увязать ее пишущую машинку с призванием актрисы или куртизанки, коли на то пошло, не вязались с такими занятиями и ее острое маленькое бесполое личико под слишком женственной шляпой и пышно взбитая прическа. Учитель оказался близок к истине, когда заподозрил в ней женщину-писательницу, о каких он частенько слышал, но ни разу в жизни не видел.

134

Старинный город в Швеции. Основанный в 1477 г. Упсальский университет является старейшим центром высшего образования в Скандинавии.

135

Речь идет о событиях, связанных с захватом гитлеровской Германией Данцига (Гданьска), бывшего с 1919 г. Вольным городом, Гражданской войной в Испании, военными действиями на юге Китая и вторжением итальянских войск в Абиссинию.

136

Журналист, как правило, не состоящий в штате какого-либо одного СМИ, а направляющий по договору свои статьи во множество газет и журналов одновременно (синдицированно), где они публикуются чаще всего в виде постоянных авторских колонок.

— Все это жульничество, — повторила мисс Бомбаум, — Бюро пропаганды Нейтралии. Полагаю, теперь, когда война кончилась, они во многом оказались на мели и хотят приобрести задушевных новых друзей среди Объединенных Наций. Мы всего лишь часть этого надувательства. Они устроили религиозное паломничество, Конгресс по физической культуре, Международный съезд филателистов и бог весть что еще. Полагаю, тема как раз в этом — в Нейтралии, я хочу сказать, а конечно же, не в Беллориусе: это уже сделано.

— Сделано?

— Да, у меня где-то есть копия, — кивнула журналистка, роясь у себя в сумочке. — Подумала, что может пригодиться для речей.

— Уж не считаете ли вы, — улыбнулся Скотт-Кинг, — что нам грозит необходимость произносить речи?

— А я и представить не могу, зачем еще нас пригласили, — сказала мисс Бомбаум. — А вы?

— В Упсале я произнес три длинные речи, — сообщил Уайтмейд. — Их приняли на ура.

— Вот те раз, а я все свои записи дома оставил!

— Пользуйтесь этим в любое удобное вам время, — сказала мисс Бомбаум, протягивая книжку «Граф Белизариус» Роберта Грейвса. — В общем-то грустно. Под конец он ослеп.

Внезапно музыка оборвалась, и из репродуктора донеслось: «Пассажиров рейса на Белласиту просят пройти к выходу „Д“. Повторяю: пассажиров рейса на Белласиту просят пройти к выходу „Д“».

Одновременно в дверях появилась наша сопровождающая:

— Прошу следовать за мной. Пожалуйста, приготовьте для предъявления у стойки посадочные талоны, медицинские сертификаты, квитанции о проходе таможни, ваучеры валютного контроля, паспорта, билеты, опись личного багажа, командировочные удостоверения, эмиграционные карточки, багажные бирки и пропуска службы безопасности.