Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том I.
Шрифт:
222
– Вы и это измеряете деньгами?
– А чем же прикажешь? чем больше тебя читают, тем больше платят денег.
– А слава, слава? вот истинная награда певца…
– Она устала нянчиться с певцами: слишком много претендентов. Это прежде, бывало, слава, как женщина, ухаживала за всяким, а теперь, замечаешь ли? ее как будто нет совсем, или она спряталась – да! Есть известность, а славы что-то не слыхать, или она придумала
10 другой способ проявляться: кто лучше пишет, тому больше денег, кто хуже – не прогневайся. Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно, не мерзнет и не умирает с голода на чердаке, хоть за ним и не бегают по улицам и не указывают на него пальцами, как на
– Как другие – что вы, дядюшка! как это можно говорить! Поэт заклеймен особенною печатью: в нем
20 таится присутствие высшей силы…
– Как иногда в других – и в математике, и в часовщике, и в нашем брате, заводчике. Ньютон, Гутенберг, Ватт так же были одарены высшей силой, как и Шекспир, Дант и прочие. Доведи-ка я каким-нибудь процессом нашу парголовскую глину до того, чтобы из нее выходил фарфор лучше саксонского или севрского, так ты думаешь, что тут не было бы присутствия высшей силы?
– Вы смешиваете искусство с ремеслом, дядюшка.
30 – Боже сохрани! Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть и в том и в другом, так же точно, как и не быть. Если нет его, так ремесленник так и называется ремесленник, а не творец, и поэт без творчества уж не поэт, а сочинитель… Да разве вам об этом не читали в университете? Чему же вы там учились?..
Дяде уж самому стало досадно, что он пустился в такие объяснения о том, что считал общеизвестной истиной.
40 «Это похоже на искренние излияния», – подумал он. – Покажи-ка, что там у тебя? – спросил он, – стихотворения!
Дядя взял сверток и начал читать первую страницу.
223
Отколь порой тоска и горе Внезапной тучей налетят И, сердце с жизнию поссоря… – Дай-ка, Александр, огня. Он закурил сигару и продолжал: В нем рой желаний заменят? Зачем вдруг сумрачным ненастьем Падет на душу тяжкий сон, Каким неведомым несчастьем 10 Ее смутит внезапно он…– Одно и то же в первых четырех стихах сказано, и вышла вода, – заметил Петр Иваныч и читал:
Кто отгадает, отчего Проступит хладными слезами Вдруг побледневшее чело…– Как же это так? Чело потом проступает, а слезами – не видывал.
И что тогда творится с нами? Небес далеких тишина 20 В тот миг ужасна и страшна… – Ужасна и страшна – одно и то же. Гляжу на небо: там луна…– Луна непременно: без нее никак нельзя! Если у тебя тут есть мечта и дева – ты погиб: я отступаюсь от тебя.
Гляжу на небо: там луна Безмолвно плавает, сияя, И мнится, в ней погребена От века тайна роковая.40 – Недурно! Дай-ка еще огня… сигара погасла. Где, бишь, – да!
В эфире звезды, притаясь, Дрожат в изменчивом сиянье И, будто дружно согласясь,224
Хранят коварное молчанье. Так в мире всё грозит бедой, Всё зло нам дико предвещает, Беспечно будто бы качает Нас в нем обманчивый покой; И грусти той назва…нья нет… Дядя сильно зевнул и продолжал: Она пройдет, умчит и след, Как перелетный ветр степей 10 С песков сдувает след зверей.– Ну уж зверей-то тут куда нехорошо! Зачем же тут черта? А! это было о грусти, а теперь о радости…
И он начал скороговоркой читать, почти про себя:
Зато случается порой Иной в нас демон поселится, Тогда восторг живой струей Насильно в душу протеснится… И затрепещет сладко грудь… и т. д.– Ни худо, ни хорошо! – сказал он, окончив.
–
20 Впрочем, другие начинали и хуже; попробуй, пиши, занимайся, если есть охота; может быть, и обнаружится талант; тогда другое дело.
Александр опечалился. Он ожидал совсем не такого отзыва. Его немного утешало то, что он считал дядю человеком холодным, почти без души.
– Вот перевод из Шиллера, – сказал он.
– Довольно; я вижу; а ты знаешь и языки?
– Я знаю по-французски, по-немецки и немного по-английски.
30 – Поздравляю тебя, давно бы ты сказал; из тебя можно многое сделать. Давеча насказал мне про политическую экономию, философию, археологию, бог знает про что еще, а о главном ни слова – скромность некстати. Я тебе тотчас найду и литературное занятие.
– Неужели, дядюшка? вот обяжете! – позвольте вас обнять.
– Погоди, вот как найду.
– Не покажете ли вы чего-нибудь из моих сочинений
40 будущему моему начальнику, чтоб дать понятие?
225
– Нет, не нужно; если понадобится, ты и сам покажешь, а может быть, и не понадобится. Подари-ка ты мне свои проекты и сочинения?..
– Подарить? – извольте, дядюшка, – сказал Александр, которому польстило это требование дяди. – Не угодно ли, я вам сделаю оглавление всех статей в хронологическом порядке?
– Нет, не нужно… Спасибо за подарок. Евсей! Отнеси эти бумаги к Василью.
10 – Зачем же к Василью? в ваш кабинет.
– Он просил у меня бумаги обклеить что-то…
– Как, дядюшка?.. – в ужасе спросил Александр и схватил кипу назад.
– Ведь ты подарил, а тебе что за дело, какое употребление я сделаю из твоего подарка?..
– Вы не щадите ничего… ничего!.. – с отчаянием стонал он, прижимая бумаги обеими руками к груди.
– Александр, послушайся меня, – сказал дядя, вырывая у него бумаги, – не будешь краснеть после и
20 скажешь мне спасибо.
Александр выпустил бумаги из рук.
– На, отнеси, Евсей, – сказал Петр Иваныч. – Ну вот теперь у тебя в комнате чисто и хорошо: пустяков нет; от тебя будет зависеть наполнить ее сором или чем-нибудь дельным. Поедем на завод прогуляться, рассеяться, подышать свежим воздухом и посмотреть, как работают.
Утром Петр Иваныч привез племянника в департамент, и пока сам он говорил с своим приятелем -
30 начальником отделения, Александр знакомился с этим новым для него миром. Он еще мечтал всё о проектах и ломал себе голову над тем, какой государственный вопрос предложат ему решить, между тем всё стоял и смотрел.