ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ И ПИСЕМ
Шрифт:
В о й н и ц е в. Что делать, Николай?
Т р и л е ц к и й. Хоронить мертвых и починять живых!
А н н а П е т р о в н а (медленно поднимается и идет к Софье Егоровне). Успокойтесь, Софи! (Рыдает.) Что вы наделали?! Но… но… успокойтесь! (Трилецкому.) Ничего не говорите Александре Ивановне, Николай Иваныч! Я сама ей скажу! (Идет к Платонову и опускается перед ним на колени.) Платонов! Жизнь моя! Не верю! Не верю я! Ведь ты не умер? (Берет его за руку.) Жизнь моя!
Т р и л е ц к и й. За дело, Сережа! Поможем твоей жене, а потом…
В о й н и ц е в. Да, да, Да… (Идет к Софье Егоровне.)
И
«Конец четвертого действия»
НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ
Т и х о н Е в с т и г н е е в, содержатель кабака на большой дороге.
С е м е н С е р г е е в и ч Б о р ц о в, разорившийся помещик.
М а р ь я Е г о р о в н а, его жена.
С а в в а, старик-странник.
Н а з а р о в н а,
Е ф и м о в н а - богомолки.
Ф е д я, прохожий фабричный.
Е г о р М е р и к, бродяга.
К у з ь м а, проезжий.
П о ч т а л ь о н.
К у ч е р Берцовой.
Б о г о м о л ь ц ы, г у р т о в щ и к и, п р о е з ж и е и проч.
Действие происходит в одной из южнорусских губерний.
Сцена представляет собой кабак Тихона. Направо прилавок и полки с бутылками. В глубине дверь, ведущая наружу. Над нею снаружи висит красный засаленный фонарик. Пол и скамьи, стоящие у стен, вплотную заняты богомольцами и прохожими. Многие, за неимением места, спят сидя. Глубокая ночь. При поднятии занавеса слышится гром и в дверь видна молния.
За прилавком Т и х о н. На одной из скамей, развалясь, полулежит Ф е д я и тихо наигрывает на гармонийке. Около него сидит Б о р ц о в, одетый в поношенное летнее платье. На полу около скамей расположились
С а в в а, Н а з а р о в н а и Е ф и м о в н а.
Е ф и м о в н а (Назаровне). Потолкай-ка, мать, старца! Словно, никак, богу душу отдает.
Н а з а р о в н а (поднимая с лица Саввы, край сермяги). Божий человек, а божий человек! Жив ты, аль уж помер?
С а в в а. Зачем помер? Жив, матушка. (Приподнимаясь на локоть.) Укрой-ка мне, убогонькая, ноги! Вот так. Правую больше. Вот так, матушка. Дай бог здоровья.
Н а з а р о в н а (прикрывая Савве ноги). Спи, батюшка.
С а в в а. Какой уж тут сон? Было б терпенье муку эту перенесть, а спанья, матушка, хоть и не надо. Не достоин грешник покой иметь. Это что шумит, богомолочка?
Н а з а р о в н а. Грозу бог посылает. Ветер воет, а дождик так и хлещет, так и хлещет. По крыше и в стекла словно горошком дробненьким. Чуешь? Разверзлись хляби небесные.
Гром. Свят, свят, свят…
Ф е д я. И гремит, и гудит, и шумит, и… конца краю нет! Гууу… словно лес шумит… Гууу… Ветер как собака воет… (Ежится.) Холодно! Одежа мокрая, хоть возьми да выжми, двери настежь… (Тихо наигрывает.) Размокла моя гармония, православные, никакой музыки нет, а то бы я вам такую концерту отшпандорил,
что держись шапка! Великолепно! Кадрель ежели, или польку, положим… или какой русский куплетец… всё это мы можем. В городе, когда в коридорных при гранд-ателе состоял, денег не нажил, а в рассуждении гармонии все ноты превозошел. И на гитаре умею.Г о л о с и з у г л а. Дурак, дурацкие и речи.
Ф е д я. От дурака слышу.
Пауза.
Н а з а р о в н а (Савве). Тебе бы, старик, таперича в тепле полежать, ножку-то погреть.
Пауза. Старик! Человек божий! (Толкает Савву.) Ай помирать собираешься?
Ф е д я. Ты бы, дедусь, водочки выпил. Ты выпьешь, а оно в животе погорит, погорит, да от сердца и оттянет малость. Выпей-ка!
Н а з а р о в н а. Не бахвальничай, парень! Старик, может, душу богу отдает да о грехах кается, а ты слова такие, да с гармонией… Брось музыку-то! Глаза бесстыжие!
Ф е д я. А ты чего к нему пристала? Ему невмочь, а ты… бабьи глупости… Он из праведности не может тебе грубое слово вымолвить, а ты обрадовалась, рада, что он тебя, дуру, слушает… Спи, дедусь, не слушай! Пущай болтает, а ты наплюй. Бабий язык - чертово помело, выметет из дому хитреца и мудреца. Наплюй… (Всплескивает руками.) Да и худой же ты, братец ты мой! Страсть! Чисто как ни на есть мертвый шкилет! Никакой живности! Ай и впрямь помираешь?
С а в в а. Зачем помирать? Избави, господи, зря помереть… Помаюсь маленько, а там и поднимусь с божьей помощью… Не попустит матерь божия в чужой земле помереть… Помру дома…
Ф е д я. Издалече сам?
С а в в а. Вологодский. Из самой Вологды… мещанин тамошний…
Ф е д я. А где это Вологда?
Т и х о н. За Москвой… Губерния…
Ф е д я. Тю, тю, тю… Занесло же тебя, борода! И все пешком?
С а в в а. Пешком, паренек. Был у Тихона Задонского, а иду в Святые горы… Из Святых гор, коли на то воля господня, в Одест… Оттеда, сказывают, в Ерусалим задешево отправляют. Будто за двадцать один рупь…
Ф е д я. А в Москве был?
С а в в а. Эва! разов пять…
Ф е д я. Хороший город? (Закуривает.) Стоющий?
С а в в а. Святынь много, парень… Где святынь много, там везде хорошо…
Б о р ц о в (подходит к прилавку и Тихону). Еще раз прошу! Дай Христа ради!
Ф е д я. Главное в городе, чтоб чистота была… Ежели пыль - поливать, ежели грязь - чистить. Чтоб дома высокие были… театр, полиция… извозчики, которые… Сам жил в городах, понимаю.
Б о р ц о в. Рюмочку… вот эту маленькую. В долг ведь! Отдам!
Т и х о н. Ладно.
Б о р ц о в. Ну прошу! Сделай милость!
Т и х о н. Ступай!
Б о р ц о в. Ты меня не понимаешь… Пойми ты, невежа, если в твоей деревянной, мужицкой голове есть хоть капля мозга, не я прошу, нутро, выражаясь по-твоему, по-мужицкому, просит! Болезнь моя просит! Пойми!
Т и х о н. Нечего нам понимать… Отходи!
Б о р ц о в. Ведь если я не выпью сейчас, пойми ты это, если я не удовлетворю своей страсти, то я могу преступление совершить. Я бог знает что могу сделать! Видал ты, хам, на своем кабацком веку много пьяного люда, и неужели же ты до сих пор не сумел уяснить себе, что это за люди? Это больные! На цепь их сажай, бей, режь, а водки дай! Ну, покорнейше прошу! Сделай милость! Унижаюсь! Боже мой, как я унижаюсь!