Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю

И слово «купаются» тут звучит очень странно.

Впрочем, много новых слов приходится сейчас усваивать пастухам: пристань, мост, переправа, катер…

И у пастухов перемены. Вот сидят они на берегу. Спокойно ожидают, когда напьется отара.

Представьте теперь эту тысячу овец у пустынного колодца. Целую ночь доставал бы пастух воду с тридцатиметровой глубины…

Поздним вечером наш катер садится на мель. Это уже край воды. Дальше начинается «сухой канал» — царство скреперов, бульдозеров…

Возвращаемся мимо плавучих машин, одевшихся в вечерние огни. А вот большое двухпалубное общежитие. По-морскому его тут зовут «брандвахта». В воде отражаются длинные ряды освещенных окон. На верхней палубе вздыхает песня, с нижнего мостика кто-то полощет белье.

«Откуда это котенка приволокли?» — слышится удивленный голос, видно, комендантши. Обживается пустыня…

Без звука течет вода… И не поймешь, чего в ней больше, звезд или огней, зажженных людьми.

_{Фото автора. Кара-Кумы.}

 _{4–7 сентября 1958 г.}

Про Юрку, юркиного отца и маленького архаренка

Очень богатый человек Юрка Тишкин. Это у него есть большой козлиный рог. Хороший рог! Три стеклянных банки песку всыпать можно. А если дунуть, из рога будто кто живой отзывается. Да что рог, шляпа какая у Юрки! Не панамка, а настоящая войлочная, рыжая от солнца.

Тоже подарок отца, на охоту он в ней ходил.

Отца Юркина дядей Борей зовут, он подолгу не бывает дома. Зато вернется — то ежика принесет, то маленькую лисичку, сову…Целый день не уходил бы с Юркина двора.

А это уже совсем диковинный был подарок.

Пришел дядя Боря усталый. Снял патронташ, ружье, попросил Юрку полить ему воды на руки.

Потом сел на лавку.

— Ну, мелкота, айда ко мне. Что в этой корзинке?

— Наверное, опять дикобраз? — сказал сообразительный Мишка Антипов, тот самый, что целую минуту на голове стоять может.

— Нет, — сказал дядя Боря, — не дикобраз.

— А может, большая ящерица, как в прошлом году? — робко дотронулась до корзины Аннушка Речкина.

— Нет, Аннушка, и не ящерица.

Дядя Боря открыл корзинку. На дне, вытаращив темные глаза, калачиком лежал…

— Олененок! Олененок! — закричали ребятишки.

— Не олененок, — догадался. Юрка. — Это горная коза, а олени у нас не водятся.

Отец потрепал Юрку по голове:

— Это, ребятки, горный баран, архар. Только он маленький, зовите его архаренком, а имя можете придумать, какое захотите.

Назвали архаренка Петькой. Он жадно тянул молоко из бутылки, потом задремал на солнышке. Дядя Боря достал из мешка пятнистую шкуру большого зверя. И тут ребята узнали короткую Петькину судьбу.

Родился он недавно в долине горной речки. Мать кормила его молоком и учила бегать по скалам. Прыгнет с маленького обрыва, остановится и зовет сына. Архаренок дрожал от страха, но прыгал, и мать хвалила его, облизывая шершавым языком шерстку…

Однажды утром нагрянула беда. Прокрался в долину пятнистый барс.

Быстрые ноги у матери. Рванулась она бежать, да тут же остановилась. Разве оставит мать сына! «Беги, малыш, беги, как можешь, а я уж потом…» Желтой молнией метнулся барс. И не стало у архаренка матери…Через минуту прогремел дяди Борин выстрел.

Еще больше затрясся архаренок, увидев человека. Но человек оказался совсем нестрашным.

Он погладил испуганного малыша и сказал: «Пропадет без матери, придется взять на воспитание». Так вот и появился у Юрки еще один отцовский подарок.

Теперь уже большим стал архаренок. Ест траву, морковку, хлеб есть. Бегает так, что не угонишься.

В углу двора ребятишки сделали ему постель. Натаскали сена и покрыли шкурой. Шкура вся словно в солнечных зайчиках, когда-то ее носил барс. Набегавшись, архаренок засыпает на мягкой постели.

_{Фото автора. Ашхабад. 10 сентября 1958 г.}

Охотники за змеиным ядом

Мы едем на охоту. Сначала на машине, потом, когда надо свернуть в пустынные пески, переваливаем поклажу на верблюда. Ружей с нами нет, нет и сетей, капканов, и петель тоже нет. Все оружие — две суковатые палки. Между тем предстоящая охота совсем не безопасна — едем ловить змей.

Мои спутники единодушно сомневаются в успехе: «Не то время. Вот весной, тогда да. А теперь разве что у старого городища, в щелях…»

Охотники правы. Не то время. Весной, когда оттаивает земля, змеи на солнце «танцуют» брачные танцы. Весной их ловят десятками. А теперь разве выманишь кобру на раскаленный песок.

Впрочем, чем жарче климат, тем больше змей. Больше двадцати видов живет в Туркмении. Четыре из них очень ядовиты: кобра, эфа, гюрза, щитомордник… Укус — смерть. Именно эти змеи нас интересуют.

Вот, наконец, и «змеиное место». Заросший камышом ручей, развалины очень древних глиняных построек.

Один из охотников выразительно поднимает палец: «Есть!». У норы — вмятины змеиного следа. «Тощая ползла, — определяет Борис, — значит, вечером выйдет на охоту».

Отмечаем нору веточкой с клочком газеты и разбиваем палатку. Скорее, скорее под спасительный брезент. Кажется, еще немного — и мы свалимся от солнечного удара.

Приходим в себя после крепкого зеленого чая. Наши алюминиевые кружки наполняет Борис. Почему-то только теперь замечаю бесчисленные царапины и шрамы на его руках.

— Вся биография здесь, — замечает мое любопытство Борис. — Это вот, пониже локтя, раненый барс рванул, это шакал отметил, а подобный след оставляет заяц. Такова участь зверолова — все живьем приходится брать, вот и носишь звериные отметки.

— Ну, а змеи?

— Было. Видите, от первой кобры память.

Я ведь рос в пустыне. Восемь лет мне было, когда кобра ужалила сестру. Сквозь хромовое голенище достала. Растерялись дома — скорее за знахаркой… усердно шептала бабка. Только через день сестра уже под образами лежала… А через год кобра меня хватила. Как раз в палец — птичьи яйца в развалинах искал. Прибежал домой белый. Мать сразу догадалась. «Топор, — кричит, топор дайте!» Раз! Сама в обморок. А я хоть и лишился пальца, зато жив. И вот ведь как бывает — змееловом стал.