Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Полное собрание сочинений. Том 12. Война и мир. Том четвертый
Шрифт:

Хотя источник chagrin [20] г-на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:

— M’apportez vous de tristes nouvelles, colonel?

— Bien tristes, sire, — отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, — l’abandon de Moscou.

— Aurait on livr'e mon ancienne capitale sans se battre, [21] — вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.

20

[горе]

21

Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?

— Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.

— Неужели отдали мою древнюю столицу без битвы?

Мишо почтительно передал то, чт`o ему приказано было передать от Кутузова, именно то, что под Москвою драться не было возможности и, что так как оставался один выбор — потерять армию и Москву, или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать

последнее.

Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.

— L’ennemi est-il en ville? — спросил он.

— Oui, sire, et elle est en cendres `a l’heure qu’il est. Je l’ai laiss'ee toute en flammes, [22] — решительно сказал Мишо; но взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, чт`o он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.

22

Вступил ли неприятель в город?

— Да, ваше величество, и в настоящую минуту Москва обращена в пепел. Я оставил ее объятую пламенем,

Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо:

— Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, — сказал он, — que la Providence exige de grands sacrifices de nous... Je suis pr^et `a me soumettre `a toutes Ses volont'es; mais dites moi, Michaud, comment avez-vous laiss'e l’arm'ee, en voyant ainsi, sans coup f'erir, abandonner mon ancienne capitale? N’avez-vous pas apercu du d'ecouragement?.. [23]

23

Я вижу, полковник, по всему, чт`o происходит, что Провидение требует от нас больших жертв... Я готов покориться Его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?

Увидав успокоение своего tr`es gracieux souverain, [24] Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.

— Sire, me permettrez-vous de vous parler franchement en loyal militaire? — сказал он, чтобы выиграть время.

— Colonel, je l’'exige toujours, [25] — сказал государь. — Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu’il en est. [26]

24

[всемилостивого повелителя,]

25

Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает прямому воину?

— Полковник, я всегда этого требую.

26

Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.

— Sire! — сказал Мишо с тонкою чуть заметною улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots. [27] — Sire! j’ai laiss'e toute l’arm'ee depuis les chefs jusqu’au dernier soldat, sans exception, dans une crainte 'epouvantable, affrayante... [28]

— Comment ca? [29]строго нахмурившись, перебил государь. — Mes Russes se laisseront-ils abattre par le malheur... Jamais!.. [30] — Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.

27

[игры слов.]

28

Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе...

29

Как так?

30

Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей... Никогда!..

— Sire, — сказал он с почтительною игривостью выражения, — ils craignent seulement que Votre Majest'e par bont'e de coeur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils br^ulent de combattre, — говорил уполномоченный русского народа, — et de prouver `a Votre Majest'e par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devou'es... [31]

— Ah! — успокоенно и с ласковым блеском глаз, сказал государь, ударяя по плечу Мишо. — Vous me tranquillisez, colonel. [32]

31

Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, на сколько они вам преданы!..

32

Вы меня успокоиваете, полковник.

Государь, опустив голову, молчал несколько времени.

— Eh bien, retournez `a l’arm'ee, [33] — сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, — et dites `a nos braves, dites `a tous mes bons sujets partout o`u vous passerez, que quand je n’aurais plus aucun soldat, je me mettrai, moi-m^eme, `a la t^ete de ma ch`ere noblesse, de mes bons paysans et j’userai ainsi jusqu’`a la derni`ere ressource de mon empire. Il m’en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, [34] — говорил

государь, все более и более воодушевляясь. — Mais si jamais il fut 'ecrit dans les decrets de la Divine Providence, [35] — сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, — que ma dinastie d^ut cesser de r'egner sur le tr^one de mes anc^etres, alors, apr`es avoir 'epuis'e tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai cro^itre la barbe jusqu’ici (государь показал рукой на половину груди), et j’irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plut^ot, que de signer la honte de ma patrie et de ma ch`ere nation, dont je sais appr'ecier les sacrifices!.. [36] — Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось и глаза горели блеском решимости и гнева.

33

Ну, так возвращайтесь к армии.

34

Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков, и истощу таким образом последние средства моего государства. Этих средств больше, нежели думают мои враги,

35

Но если бы предназначено было божественным провидением,

36

чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор, и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..

— Colonel Michaud, n’oubliez pas ce que je vous dis ici; peut-^etre qu’un jour nous nous le rappellerons avec plaisir... Napol'eon ou moi, — сказал государь, дотрогиваясь до груди. — Nous ne pouvons plus r'egner ensemble. J’ai appris `a le conna^itre, il ne me trompera plus... [37] — И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо, — quoique 'etranger, mais Russe de coeur et d’^ame — почувствовал себя, в эту торжественную минуту, — entousiasm'e par tout ce qu’il venait d’entendre, [38] — (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.

37

Полковник Мишо, не забудьте того, что я вам сказал здесь; может быть мы когда-нибудь вспомним об этом с удовольствием... Наполеон или я... Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет...

38

Хотя иностранец, но русский в глубине души, почувствовал себя в эту торжественную минуту восхищенным всем тем, чт`o он услышал,

— Sire! — сказал он, — Votre Majest'e signe dans ce moment la gloire de sa nation et le salut de l’Europe! [39]

Государь наклонением головы отпустил Мишо.

IV.

В то время как Россия была до половины завоевана и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополчение за ополчением поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди, от мала до велика, были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаяньи, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это только так потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени, и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей. А между тем в действительности те личные интересы настоящего в такой степени значительнее общих интересов, что из-за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти-то люди были самыми полезными деятелями того времени.

39

Государь! ваше величество подписывает в эту минуту славу своего народа и спасение Европы!

Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели всё навыворот, и всё, чт`o они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых зa то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды и человек играющий роль в историческом событии никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.

Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губерниях, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отмстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке-маркитантке и тому подобное...

Поделиться с друзьями: