Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

¹¹¹⁹ Дисциплина армии падала, но гвардии отдавались беспрестанные приказы то о том, что часовые не окликают, то о том, что не делают должной чести императору и т. д.

* № 293 (рук. наборная. T. IV, ч. 4, гл. II).

Когда она вошла в залу, отец выходил из комнаты графини. Лицо его было мокро от слез, и он, видимо, только что остановил рыдания. Увидав Наташу, он поднял кверху руки.

— Папинька! Что? — вскрикнула Наташа. ¹¹²⁰

— Петя... сын... Поди, поди, ¹¹²¹ она... она... зовет... — И он ¹¹²² опять зарыдал, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками. ¹¹²³

Подбородок Наташи быстро задрожал. Она хотела подойти к отцу, но, видимо, не могла двинуться с места.

— Мари, что?.. Убит?.. ¹¹²⁴ — проговорила она.

Княжна Марья прошептала что-то и закрыла лицо руками.

Наташа, бледная как мел, стояла в дверях спальни. Страшный горловой звук поднялся из ее груди. Но вдруг она услыхала, увидала мать, краска быстро покрыла ее лицо, и она ¹¹²⁵ подбежала к ней.

Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об ¹¹²⁶ стену.

* № 294 (рук. наборная T. IV, ч. 4, начало гл. III).

II (<Новая> глава)

Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того, как рана зажила, и, кажется, сошлась своими краями, рана духовная, как и физическая, заживает изнутри, выпирающей силой жизни.

Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена; ей казалось, что она несомненно чувствовала это. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни — любовь — еще жива в ней. Проснулась любовь и проснулась жизнь. И ей мало стало той бессознательной, кровной любви, которой проявление она чувствовала только в редкие минуты ¹¹²⁷ сильных переворотов в жизни, ей стало необходимо любить снова чужое, таинственное и неизвестное. И такою и вместе близкою была для нее княжна Марья. И она страстно, как любят женщины, полюбила ее.

* № 295 (рук. наборная. T. IV, ч. 4, конец гл. XIX).

Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. ¹¹²⁸

Все люди казались Пьеру занятыми только одним — его будущим счастьем. Ему казалось, что все они не только знают про его счастье, но радуются ему так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость и притвориться занятыми другими интересами. Ему казалось, что он всякую минуту проникал их притворство; ¹¹²⁹ и он был уверен, что они могли притворяться еще только до тех пор, пока совершится его счастье; тогда же все они откровенно признаются, что всё остальное не имеет никакого интереса.

В Петербурге он часто должен был удерживаться от смеха, когда ему предлагали служить в Петербурге или жениться или когда обсуждали какие-нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого-то исхода или события зависит счастье всех людей. Когда он видел, что люди заняты какими-нибудь делами, имеющими влияние на общее благо людей, он испытывал к этим людям глубокое чувство жалости и благодарности. Все люди казались ему добрыми и прекрасными.

Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал другого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, ¹¹³⁰ особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему ¹¹³¹ трогательным, добрым и жалким стариком. Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. «Может быть, думал он, я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как это кажется. Я был, напротив, тогда умнее и проницательнее ко всему доброму и прекрасному, чем я был когда-либо. Если все люди казались мне добры и прекрасны, покойная жена — жалкая и добрая женщина, князь Василий — милым, заблудшим стариком, то я не отрекся ни от одного из тех взглядов, которые я имел тогда. Я понимал тогда всё, что стоит понимать в жизни, и сквозь все внешние покровы проникал доброе и прекрасное. Да, я во время того безумия был умнее и сильнее ¹¹³² моего небезумия, во время которого я видел одно дурное, то есть ничего не видел».

III. ВАРИАНТЫ ИЗ КОРРЕКТУР

* № 296 (корректура. T. IV, ч. 1, гл. V, VI).

<Губернаторша ¹¹³³ начинала свое французское письмо Соне ¹¹³⁴ рассуждениями о том, что истинная любовь не может быть соединена с эгоизмом, что ¹¹³⁵ цель истинной любви заключается только в счастии тех людей, которых мы любим.

«Неожиданные обстоятельства», писала она, «сделали мне известной вашу любовь к милому Nicolas. Зная его благородство и правила, я уверена, что он никогда не изменит вам; но вместе с тем я знаю, что единственное средство ¹¹³⁶ спасения от разорения всего семейства состоит в его женитьбе на девушке с состоянием, и только его любовь к вам заставляет его отказывать мольбам его матери. Ch`ere Sophie, le sacrifice de soi est bien doux aux coeurs nobles. Rendez lui sa libert'e et vous gagnerez [?] son coeur et les douces joies de l’abn'egation. ¹¹³⁷ Потом она описывала странную двуекратную встречу с княжной Марьей и ¹¹³⁸ видела в этом особенный промысел божий. Написав эти письма, губернаторша с курьером, уезжавшим в тот же вечер, отослала их.>

* № 297 (корректура. T. IV, ч. 1, гл. VI).

Лицо ее с того времени, как вошел Ростов, вдруг преобразилось так, как преображается расписной фонарь, в который вставят свечку. Бывают лица, подобные фонарям с толстыми стенками, непроницаемыми для света, и, как бы ни красивы, ¹¹³⁹ представляющие всегда для виду грубую бессмысленную работу ¹¹⁴⁰ ; бывают лица, подобные фонарям с тонкими, прозрачными стенками и с различной силой света. Бывают лица, подобные фонарям, в которых прозрачные стенки, но однообразные, одного какого-нибудь яркого света (таково было лицо Ростова), и бывают лица, как лицо княжны Марьи, подобные фонарям с ¹¹⁴¹ наипрозрачнейшими стенками, с самой искусной, сложной, художественной на них работой, которая вдруг но всей своей тонкой красоте выступает только тогда, когда яркий [свет] зажжен в них. В первый раз этот свет зажжен был теперь в лице княжны Марьи, и вся та чистая духовная, внутренняя работа, которой она жила до сих пор, выступила наружу.

* № 298 (корректура. T. IV, ч. 1, гл. XII).

Пьер стоял против этой кучки солдат. ¹¹⁴² Все эти лица, фигуры, позы, звуки голосов — всё это было так знакомо Пьеру и так страшно бессмысленно.

— Ребята, тут местечко барину дайте, — сказал офицер, подвигаясь к ним.

— Что ж, можно, — откликнулся голос.

— Да, вишь, ловок, я и так вчерась Миронова задавил было, — сказал другой. ¹¹⁴³

Пьер стал посередине балагана, молча оглядываясь.

— Ишь, как витютень, ни очей, ни речей, — послышался в это время ¹¹⁴⁴ насмешливый и чрезвычайно приятный голос. — Экой народ неласковый — право: человек новый, неизвестный.

И, говоря эти слова, небольшого роста ¹¹⁴⁵ полу-солдат, полу-мужик, в лаптях и солдатской шинели, имея что-то круглое (так он отразился в впечатлении Пьера), ¹¹⁴⁶ подошел, ¹¹⁴⁷ раскачиваясь, к Пьеру и слегка тронул его за руку.