Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897

* * *

Знакомы ли вы, читатель, с произведением г-на Сергея Шарапова: «Русский сельский хозяин. Несколько мыслей об устройстве хозяйства в России на новых началах» (Бесплатное приложение к журналу «Север» {125} за 1894 г.), СПБ. 1894 г.? Сотрудникам «Р. Богатства» вообще и г-ну Южакову в частности мы бы очень рекомендовали познакомиться с ним. Первая глава его озаглавлена: «Нравственные условия русского хозяйства». Автор разжевывает здесь очень близко стоящие к «народничеству» идеи о коренном отличии России от Запада, о преобладании на Западе голого коммерческого расчета, об отсутствии всяких нравственных вопросов для тамошних хозяев и рабочих. Наоборот, в России благодаря наделению крестьян землею в 1861 г. «для их существования определилась совсем иная цель, чем на Западе» (8). «У нашего крестьянина, получившего землю, явилась самостоятельная цель бытия». Ну, одним словом, было санкционировано народное производство, – как выразился гораздо рельефнее г. Николай —он. Помещик у нас, продолжает развивать свою мысль г. Шарапов, заинтересован в благосостоянии крестьянина, ибо этот же крестьянин своим инвентарем обрабатывает помещичьи земли. «В его (помещика) расчеты, кроме соображений частной выгодности предприятия, входит и элемент нравственный, вернее психологический» (12. Курсив автора). И г. Шарапов с пафосом (который не уступил бы пафосу г-на Южакова) говорит о невозможности у нас капитализма. У нас возможен и нужен вместо капитализма «союз барина и мужика» (заглавие II главы книги г. Шарапова). «Хозяйство должно быть построено на тесной солидарности барина и мужика» (25): барин должен насаждать культуру, а мужик… ну, мужик, конечно, должен работать! И вот он, г. Сергей Шарапов, «после долгих и мучительных ошибок», осуществил наконец в своем имении «упомянутое единение барина и мужика» (26). Он ввел рациональный севооборот и пр. и пр., а с крестьянами заключил такой договор: крестьяне получают от помещика луга, выгон и пашню плюс семена на столько-то десятин и т. п. Обязуются же крестьяне сделать все работы по хозяйству помещика (вывезти навоз, рассыпать фосфорит, вспахать, посеять, убрать, свезти в «мой амбар», обмолотить и пр. и пр. столько-то десятин каждого хлеба) и затем еще уплатить сначала 600 р., затем 800, 850, 1100, наконец 1200 рублей (т. е. прибавка ежегодно). Платеж этих денег рассрочен… применительно к взносам процентов в Дворянский банк (36 и сл). Автор, само собою разумеется, «убежденный сторонник сельской общины» (37). Мы говорим: «разумеется», ибо при отсутствии законов о прикреплении крестьян к наделу и о сословной замкнутости крестьянской общины подобные типы хозяйства были бы невозможны. Обеспечение платежей от крестьян состоит у г-на Шарапова «в неразрешении без своего участия продажи готовых продуктов, вследствие чего является неизбежным ссыпать и складывать все это в своем амбаре» (36). Так как платежи от бедноты было бы крайне трудно получать, то г. Шарапов устроил так, что он получает их от богатых крестьян: эти богатые крестьяне сами подбирают себе группу слабосильных, становятся во главе этой артели (38) и вносят помещику деньги беспрекословно, потому что с бедняка они всегда получат при продаже продуктов (39). «Для многих бедняков, особенно малосемейных, очень тяжело работать мою работу. Им приходится очень и очень напрягаться, но уклониться нельзя, крестьяне не примут в стадо скота уклонившегося домохозяина. Я тоже не приму, этим меня обязывают крестьяне, и бедняк волей-неволей работает. Это, конечно, насилие своего рода, но знаете, что получается в результате? Год или два аренды – и у бедняка казенные недоимки заплачены, вещи из заклада выкуплены, являются свободные деньжонки, перестраивается хата… глядь! уж он вышел из бедности» (39). И г. Шарапов «с гордостью указывает», что «его» крестьяне (он не раз говорит «мои крестьяне») процветают, что он насаждает культуру, вводит и клевер, и фосфорит, и т. п., тогда «как крестьяне сами ничего не сделают» (35). «Все работы должны при этом производиться по моему распоряжению и указанию. Я выбираю дни посева, вывозки навоза, покоса. Все лето у нас почти восстановляется крепостное право, кроме, конечно, зуботычин и экзекуций на конюшие» (стр. 29).

125

«Север» — еженедельный литературно-художественный журнал; выходил в Петербурге с 1888 по 1914 год.

Как видите, прямодушный хозяин г. Шарапов немножко откровеннее, чем просвещенный публицист г. Южаков. А велика ли разница между типами хозяйства в имении первого и в утопии второго? И там, и здесь вся суть в отработках; и там, и здесь мы видим – принуждение либо давлением распоряжающихся «общиной» богатеев, либо угрозой отдать в исправительную гимназию. – Читатель возразит, что г. Шарапов хозяйничает ради выгоды, а чиновники в утопии г-на Южакова хозяйничают из рвения к общему благу? – Извините. Г-н Шарапов прямо говорит, что он хозяйничает из нравственных мотивов, что он отдает половину дохода крестьянам и т. д. – и мы не имеем ни права, ни основания верить ему меньше, чем г-ну Южакову, который ведь тоже обеспечил своих утопических преподавателей вовсе не утопическим «доходным местом». А если иной помещик последует совету г-на Южакова и отдаст свою землю под земледельческую гимназию, получая с «гимназистов» проценты для платежа в Дворянский банк – («отлично обеспеченная ипотека», по словам самого г-на Южакова), – то разница совсем почти исчезнет. Остается, конечно, громадная разница в «вопросах просвещения», но скажите, бога ради, неужели и г. Сергей Шарапов не предпочел бы нанимать образованных батраков за 50 руб., чем необразованных за 60 руб.?

И вот, если г. Мануйлов и теперь не понимает, почему русские (да и не одни русские) ученики считают необходимым, в интересах труда, поддерживать последовательных буржуа и последовательные буржуазные идеи против тех остатков старины, которые порождают хозяйства господ Шараповых и «утопии» господ Южаковых, – тогда, признаемся, нам трудно даже объясняться с ним, ибо мы говорим, очевидно, на разных языках. Г-н Мануйлов рассуждает, должно быть, по знаменитому рецепту знаменитого г-на Михайловского: надо взять хорошее и оттуда и отсюда, – наподобие того, как гоголевская невеста {126} хотела взять нос одного жениха и приставить к подбородку другого. А нам кажется, что подобное рассуждение есть лишь комичная претензия Kleinb"urger'a подняться выше определенных классов, вполне сложившихся в нашей действительности и занявших вполне определенное место в процессе исторического развития, происходящем перед нашими глазами. «Утопии», естественно и неизбежно вырастающие из подобного рассуждения, уже не комичны, а вредны, особенно когда они ведут к донельзя разнузданным бюрократическим измышлениям. В России такое явление наблюдается, по вполне понятным причинам, особенно часто, но оно не ограничивается Россией. Недаром Антонио Лабриола в своей превосходной книге: «Essais sur la conception mat'erialiste de l'histoire» (Paris, Giard et Bri`ere, 1897) [265] говорит, имея в виду Пруссию, что к тем вредным формам утопий, с которыми боролись полвека тому назад «учителя», присоединилась теперь еще одна: «утопия бюрократическая и фискальная, утопия кретинов» (l'utopie bureaucratique et fiscale, l'utopie des cr'etins. Page 105, note [266] ).

126

Гоголевская невеста — Агафья Тихоновна, персонаж комедии Гоголя «Женитьба» (1833).

265

«Очерки материалистического понимания истории» (Париж, изд. Жиара и Бриера, 1897). Ред.

266

Стр. 105, примечание. Ред.

VII

В заключение вернемся еще раз к вопросам просвещения, – но не к книге г-на Южакова, носящей это заглавие. Было уже замечено, что заглавие это слишком широко, ибо вопросы просвещения вовсе не покрываются вопросами школы, просвещение вовсе не ограничивается школой. Если бы г. Южаков действительно ставил «вопросы просвещения» принципиально и разбирая отношения между различными классами, то он не мог бы обойти вопроса о роли капиталистического развития России в вопросе просвещения трудящихся масс. Этот вопрос затронул другой сотрудник «Рус. Богатства», г. Михайловский, в № 11 за 1897 г. По поводу слов г. Novus'a, что Маркс не боялся, и с полным правом не боялся, писать об «идиотизме деревенской жизни» {127} и видел заслугу капитализма и буржуазии в «разрушении этого идиотизма», г. Михайловский пишет:

127

К. Маркс и Ф. Энгельс. «Манифест Коммунистической партии» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 4, стр. 428). Ниже Ленин цитирует это место более подробно (см. второе подстрочное примечание на стр. 502 настоящего тома).

«Я не знаю, где именно у Маркса написаны эти грубые (?) слова…» Характерное признание в незнакомстве с одним из важнейших произведений Маркса (именно «Манифестом»)! Но еще характернее дальнейшее: «… но давно известно, что если Александр Македонский был великий герой, то стульев все-таки ломать не следует. Маркс был вообще неразборчив в выражениях, и, конечно, подражать ему в этом отношении, по малой мере, не умно. Но и то я уверен (слушайте!), что приведенное выражение у Маркса простая бутада. И если поколение, вместе с г. Златовратским мучившееся над сложными вопросами деревенской жизни, приняло много напрасного горя, то горе – хотя и иное – и тому поколению, которое воспитается на презрительном отношении к «идиотизму деревенской жизни»…» (стр. 139).

В высшей степени характерно для г-на Михайловского, объявлявшего не раз, что он согласен с экономической доктриной Маркса, полное непонимание этой доктрины, позволяющее ему «уверенно» заявлять, что цитированные Novus'om слова Маркса – результат простого увлечения, простой неразборчивости в выражениях, простая бутада! Нет, г. Михайловский, вы жестоко ошибаетесь. Эти слова Маркса – не бутада, а выражение одной из самых основных и самых важных черт всего его миросозерцания, и теоретического и практического. В этих словах ясно выражено признание прогрессивности того процесса отвлечения населения от земледелия к промышленности, от деревень к городам, который служит одним из характернейших признаков капиталистического развития, который наблюдается и на Западе, и в России. В статье: «К характеристике экономического романтизма» я говорил уже о том, какое важное значение имеет это воззрение Маркса, принятое всеми «учениками», как резко противоречит оно всем и всяческим романтическим теориям, начиная от старика Сисмонди и кончая г-ном Н. —оном. Там же было указано (стр. 39 {128} ), что это воззрение вполне определенно выражено Марксом и в «Капитале» (I. Band, 2-te Aufl., S. 527–528 [267] ), a также Энгельсом в сочинении: «Положение рабочего класса в Англии» {129} . Можно добавить сюда и сочинение Маркса: «Der Achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte» (Hamb. 1885. Cf. S. 98 [268] ) [269] . Оба эти писателя так подробно изложили свои взгляды по данному вопросу, так часто повторяли их по самым различным поводам, что только человеку, совершенно незнакомому с их учением, могла прийти в голову идея объявить слово «идиотизм» в приведенной цитате просто «грубостью» и «бутадой». Наконец, г. Михайловский мог бы вспомнить также и тот факт, что все последователи этих писателей высказывались всегда по целому ряду практических вопросов в духе этого учения, защищая, напр., полную свободу передвижения, восставая против проектов наделить рабочего кусочком земли или собственным домиком и т. п.

128

Ленин ссылается здесь на стр. 39 журнала «Новое Слово» № 9, июнь 1897 года, где находится упоминаемое место его статьи «К характеристике экономического романтизма» (см. настоящий том, стр.

267

I том, 2-ое изд., стр. 527–528. {176} Ред.

129

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 2, стр. 483–484.

268

«Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (Гамбург. 1885. Ср. стр. 98) {177}. Ред.

269

Г-н Novus, конечно, не предполагал, что г. Михайловский настолько незнаком с сочинениями Маркса, а то бы он процитировал всю фразу последнего: Die Bourgeoisie hat das Laud der Herrschaft der Stadt unterworfen. Sie hat enorme St"adte geschaffen, sie hat die Zahl der st"adtischen Bev"olkerung gegen"uber der l"andlichen in hohem Grade vermehrt und so einen bedeutenden Teil der Bev"olkerung dem Idiotismus des Landlebens entrissen. (Буржуазия подчинила деревню господству города. Она создала огромные города, в высокой степени увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни. Ред.)

Далее г. Михайловский в выписанной тираде обвиняет Novus'a и его единомышленников в том, что они будто бы воспитывают современное поколение «на презрительном отношении к идиотизму деревенской жизни». Это неправда. «Ученики» заслуживали бы, конечно, порицания, если бы «презрительно» относились к задавленному нуждой и темнотой жителю деревни, но ни у одного из них г. Михайловский не мог бы доказать подобного отношения. Говоря об «идиотизме деревенской жизни», ученики в то же время показывают, какой выход из этого положения открывает развитие капитализма. Повторим сказанное выше в статье об экономическом романтизме: «Если преобладание города необходимо, то только привлечение населения в города может парализовать (и действительно, как доказывает история, парализует) односторонний характер этого преобладания. Если город выделяет себя необходимо в привилегированное положение, то только приток деревенского населения в города, только это смешение и слияние земледельческого и неземледельческого населения может поднять сельское население из его беспомощности. Поэтому в ответ на реакционные жалобы и сетования романтиков новейшая теория указывает на то, как именно это сближение условий жизни земледельческого и неземледельческого населения создает условия для устранения противоположности между городом и деревней» [270] .

270

См. настоящий том, стр. 224. Ред.

Это вовсе не презрительное отношение к «идиотизму деревенской жизни», а желание найти выход из него. Из таких воззрений следует только «презрительное отношение» к тем учениям, которые предлагают «искать путей для отечества» – вместо того, чтобы искать выхода в данном пути и его дальнейшем ходе.

Различие между народниками и «учениками» по вопросу о значении процесса отвлечения населения от земледелия к промышленности состоит не только в принципиальном теоретическом разногласии и в различной оценке фактов русской истории и действительности, но и в разрешении практических вопросов, связанных с этим процессом. «Ученики», естественно, настаивают на необходимости отмены всех устаревших стеснений передвижения и переселения крестьян из деревень в города, а народники либо прямо защищают эти стеснения, либо осторожно обходят вопрос об них (что на практике сводится к такой же защите). Г-н Мануйлов мог бы и на этом примере уяснить себе то удивительное для него обстоятельство, что «ученики» выражают солидарность с представителями буржуазии. Последовательный буржуа всегда будет стоять за отмену указанных стеснений передвижения, а для рабочего – этой отмены требует самый насущный интерес его. Следовательно, солидарность между ними вполне естественна и неизбежна. Наоборот, аграриям (крупным и мелким, до хозяйственных мужичков включительно) невыгоден этот процесс отвлечения населения к промышленности, и они усердно стараются задержать его, споспешествуемые теориями гг. народников.

Заключаем: по крупнейшему вопросу об отвлечении капитализмом населения от земледелия г. Михайловский выказал полное непонимание учений Маркса, а соответствующее разногласие русских «учеников» и народников как по теоретическим, так и по практическим пунктам он обошел ничего не говорящими фразами.

От какого наследства мы отказываемся?

Написано в ссылке в конце 1897 г.

Впервые напечатано в 1898 г. в сборнике: Владимир Ильин. «Экономические этюды и статьи». СПБ.

Печатается по тексту сборника

В № 10 «Русского Богатства» за 1897 год г. Михайловский пишет, пересказывая отзыв г-на Минского о «диалектических материалистах»: «ему (г-ну Минскому) должно быть известно, что эти люди не желают состоять ни в какой преемственной связи с прошлым и решительно отказываются от наследства» (стр. 179), т. е. от «наследства 60–70-х годов», от которого торжественно отказывался в 1891 г. г-н В. Розанов в «Московских Ведомостях» (стр. 178).

В этом отзыве г-на Михайловского о «русских учениках» масса фальши. Правда, г. Михайловский – не единственный и не самостоятельный автор этой фальши об «отказе русских учеников от наследства», – ее повторяют уже давно чуть ли не все представители либерально-народнической прессы, воюя против «учеников». В начале своей ярой войны с «учениками» г. Михайловский, сколько помнится, еще не додумался до этой фальши, и ее раньше него придумали другие. Потом он счел нужным подхватить и ее. Чем дальше развивали свои воззрения в русской литературе «ученики», чем подробнее и обстоятельнее высказывались они по целому ряду и теоретических, и практических вопросов, – тем реже можно было встретить во враждебной прессе возражение по существу против основных пунктов нового направления, против взгляда на прогрессивность русского капитализма, на вздорность народнической идеализации мелкого производителя, на необходимость искать объяснения течениям общественной мысли и юридико-политическим учреждениям в материальных интересах различных классов русского общества. Эти основные пункты замалчивались, о них предпочитали и предпочитают не говорить, но зато тем больше сочинялось выдумок, долженствующих дискредитировать новое направление. К числу таких выдумок, «плохих выдумок», относится и эта ходячая фраза об «отказе русских учеников от наследства», о разрыве их с лучшими традициями лучшей, передовой части русского общества, о перерыве ими демократической нити и т. п., и т. д., и как там еще это ни выражалось. Чрезвычайная распространенность подобных фраз побуждает нас остановиться на подробном рассмотрении и опровержении их. Чтобы наше изложение не показалось голословным, мы начнем с одной историко-литературной параллели между двумя «публицистами деревни», взятыми для характеристики «наследства». Оговариваемся, что мы ограничиваемся исключительно вопросами экономическими и публицистическими, рассматривая из всего «наследства» только эти вопросы и оставляя в стороне вопросы философские, литературные, эстетические и т. п.