Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным

Фото с автографом Хо Ши Мина, подаренное В. Пескову (он — слева).

Вы слышите сначала легкое шуршание. Сопоставив шуршание с тактами музыки, вы поймете, что это зарядка. А теперь приглядитесь.

Видите в полутьме фигуры? Вон повар Нгуен Тан, тот самый, что знает два русских слова: «Ну как?» Вон служащий из министерства транспорта, слесарь Ким Ха с двумя сыновьями… В палисадниках, во дворе, прямо на асфальте в такт музыки шевелятся стройные, невысокого роста фигуры. В любом уголке Ханоя в пять часов тридцать минут вы увидите эту картину. Ремесленники, ученые, торговцы, служащие, президент Хо Ши Мин… весь Ханой делает в этот час зарядку.

Еще звучит бодрая музыка, а с улицы уже несутся стук деревянных сандалий и тягучий гортанный крик. Это дядюшка Нгок оповещает жителей улицы, что настало время завтрака и что только у него самый вкусный, самый душистый горячий сой.

Сой — это особым образом сваренный рис.

Дядюшка Нгок садится на углу улицы и ждет покупателей. Палочкой они помешивает угли в жаровне.

— Пышный сой, горячий сой!

Вот и первые покупатели… Не велика зарплата у ханойских парней. Не много зарабатывает и дядюшка Нгок своей бедной торговлей.

Но если жить экономно, то семьдесят донгов хватит на жизнь. Хватит на рис, на овощи, на мясо изредка. Можно иметь две-три свежие рубашки, ходить в кино, раза два в год делать большие покупки. Не удивляйтесь, если вьетнамец скажет вам, что сейчас он живет богато. Уровень жизни веками тут мерился рисом. Есть рис — вьетнамец богат. В прошлом году получено риса вдвое больше, чем в самый лучший год, за всю древнюю историю Северного Вьетнама. Рис очень дешев.

Рис продается на каждом шагу. Обилие риса — символ благополучия. Вот почему так весело болтают парни, присев на корточки возле жаровни дядюшки Нгока. На банановых листьях у каждого горка риса. Завтрак запивается пахучим супом из овощей, который продается тут же.

Вьетнам. У Красной реки.

* * *

Ханой — город велосипедов. Вы убедитесь в этом, если выйдете на улицы где-нибудь в половине седьмого. Велосипедное море течет по улицам. Милиционер под огромным зонтом на перекрестке в две руки регулирует неудержимый поток.

Едет парень, едут парень с девушкой, едут две девушки на одном велосипеде. Едет профессор в очках, едут кузнец, доктор с красным крестом на чемоданчике. Вот работник министерства иностранных дел переговаривается на ходу с рыбаком, привязавшим ночную добычу сзади сиденья. Вот продавец овощей, перевозчик угля с двумя корзинами. Вот целый холм горшков, под ними тоже велосипед.

Сколько же велосипедов в Ханое? «Сто двадцать три тысячи», — сказали мне в конторе, где выдают номера для транспорта. А транспорт в Ханое — это почти только велосипеды. Зато велосипед почти у каждого взрослого. На велосипеде возят тяжести, ездят в гости, на работу, на прогулку, в командировку. Первая покупка, которую делает вьетнамец, начавший работать, — велосипед.

…В семь часов кончается велосипедный прилив. Семь часов — начало работы в Ханое. Бесконечными баррикадами стоят у ворот учреждений, фабрик, заводов и мастерских осиротевшие велосипеды. Посмотрим, чем же заняты хозяева, чем занят город в часы, когда велосипеды стоят на улицах.

— Вьетнам — это где шьют вьетнамские рубашки?.. — спросила шестилетняя Танька, когда мы укладывали чемодан в дорогу. Мы посмеялись и пошли покупать эти вьетнамские рубашки. На прилавке ГУМа они успешно конкурируют с десятками других рубашек — и наших, и польских, и чешских. На прозрачной упаковке я прочел слово «Ханой». Оно показалось тогда таинственным и бесконечно далеким. А сейчас мы стоим на улице у окна, за которым родятся эти белые, как январский снег, рубашки. Тонкие пальцы девушки бережно ведут строчку… Завтра рубашку наденет какой-нибудь ханойский парень (в Ханое все ходят в белом) или совершит рубашка дальнее путешествие…

Рядом со швейной — еще мастерская. Делают лаки. О прекрасных вьетнамских лаках, об искусстве художников, покорившем весь мир, надо сказать особо. В этой же кустарной мастерской делают шкатулки, вазы, крышки альбомов.

Это тоже искусство, и немаленькое. Но это для широкого потребления. Десять художников нежными кистями рисуют по черному полю деревенские сценки, заросли бамбука, красные паруса на золотом закате. Изделия с рисунками тщательно полируются и расходятся, как наши палехские ларцы и шкатулки. И еще мастерская…

Часами можно глядеть, как руки мастера ткут паутину серебряных брошек, браслетов. Вот точной чеканки посуда, фигурки из рога, слоновая кость… На всем — марка Ханоя. Но все это для туристов, для продажи за рубежом. Сам же Вьетнам серебру предпочитает сейчас простое железо.

Спрос на железо огромный. Вовсю работают кузнецы-кустари. Как и девятьсот лет назад, делают они сохи, серпы, ножи, топоры. Иногда наковальня стоит прямо на базаре. Прямо горячими, из-под молота покупают крестьяне мотыги, ножи-тесаки, без которых не пройдешь в джунглях.

Веками ничто не менялось в стране под пальмами. И как измерить силу народа, как оценить успехи, которые сделала страна за последние годы, когда после базарной кузницы видишь паровой молот, видишь микрометр в руках у рабочего, сложный чертеж на синей бумаге!

Механический завод в Ханое — гордость Вьетнама. Это самое крупное, самое совершенное предприятие в Индокитае. Нельзя не растрогаться, когда читаешь наивные, может быть, стихи об этом заводе, построенном с помощью нашей страны; стихи, в которых станки называются богами из страны неба. Смотришь на бога с надписью «Красный пролетарий», смотришь на парня, который вчера стучал по дедовской наковальне, а сегодня научился управлять этим «богом», и чувствуешь, как много уже сделано с тех пор, как страна вышла из джунглей, с тех пор, как ушел из Ханоя последний французский солдат.

Теперь уже не только на рубашках и лаковых коробках марка Ханоя. Новейшие, высокого класса станки делает город. Чинит паровозы Ханой и варит пиво. Велосипеды и трикотаж, резиновые шины и сигареты делает город. Эта вот автоматическая ручка куплена на память в Ханое. Да, это простые, обыденные для нас привычные вещи. А для вьетнамцев? Вспомните, в чем вышел новый Вьетнам из джунглей. В штиблетах из рваных автопокрышек и в истлевшей рубахе. Больше ничего не было. А прошло ведь шесть только лет…

И сегодня в Ханое много еще не решенных задач. Много сложностей в жизни, решать которые надо терпеливо и мудро.

Возьмите старое производство. Сотни мастерских и мелких заводов разбросаны в центре и на окраинах. У каждого был частный владелец. Но пришло время кончать с частным капиталом… Нет, взять за рукав капиталиста и вывести за ворота для Вьетнама было бы слишком немудро. Ведь многие из частников признают народную власть, помогали или даже участвовали в Сопротивлении. Идет кропотливая работа, идет перевоспитание.