Полное собрание сочинений. Том 20. Золотые закаты
Шрифт:
Смешно сказать, но без кошек сложнейшее подводное устройство с атомной установкой и с атомными ракетами уязвимо — крысы грызут что попало и могут пересечь провод, оголить кабель, кошек на атомных лодках любят и берегут. Кошек, живущих у лесников на кордонах, я умею сводить с ума. Пискнув мышью, пошуршу еще пальцами в листьях, и кошка пулей бросается в нужное место. Таков характер у всех мышеедов — лис, кошек, сов…
Марлока взяли в лесную избу с опаской. Две его предшественницы были разорваны живущими тут собаками-лайками. Для этих верных и умных друзей охотника кошка — не что иное, как дичь, которую надо немедля схватить и прикончить. Валентин Пажетнов, зная природу своих любимцев, решил их воспитывать. Сел на крылечке, посадил кота рядом и, поглаживая, строго
И лайки к коту привыкли. Случается даже — едят из одной миски. Опасность для кота остается, если кто-то заедет сюда на машине с маленьким фанатичным терьером. Тут Марлока может спасти только резвость и природная сообразительность — скорее на дерево или по лестнице на чердак!
Кота, в свою очередь, надо было научить не трогать цыплят. Задача не очень простая, если учесть, что летом рыльце Марлока постоянно было в пуху — в зарослях возле дома был он охотником очень умелым. Но научили его все же не трогать цыплят, гусят и утят. За год Марлок вполне вписался в многоликую жизнь двора — его не трогали, и он хорошо понимал все табу.
Но прямо у порога начинался огромный волнующий мир дикой жизни, в котором, помимо пташек, жили еще горностаи, лисы, еноты, кабаны, зайцы, ястреба, филины. Вблизи от дома пробегали иногда волки. А в загоне за огородом росли медвежата, привезенные сюда после охот на берлогах…
Домашняя живность постоянно граничила с дикой. Горностай прибегал из леса охотиться на мышек, унося иногда их из-под носа Марлока.
Ястреб перетаскал со двора около двадцати голубей. А четыре года назад случилась тут драма. Медведь, проходя ночью лесом, завернул к усадьбе, но, не соблазнившись ни телкою, ни гусями, разломал изгородь и прикончил трех медвежат. Зверь малышей не сожрал, только убил. Таково свойство медвежьей натуры. Люди в тот день горевали, а Марлока это событие не касалось. Он потерял лишь возможность подолгу заинтересованно наблюдать, как играли эти занятные косолапые существа.
Реальную опасность представляли для кота лисы и волки. Но волки вблизи пробегали лишь изредка. А большой опытный лисовин, живущий по соседству в болотных крепях, хорошо понимает, что в его интересах не трогать ни кошку, ни кур, ни гусей, уходящих частенько от дома на немалые расстояния. Люди оценили сообразительность лиса и, хотя легко могли бы добыть дорогой воротник, порешили зверя не трогать.
Взаимная терпимость привела к тому, что лисовин ночью прибегает к загону собак с явным желанием их подразнить. Слыша яростный лай, в доме знают: лисовин пришел поразвлечься. Лишь однажды случился срыв. Хозяева уехали на день из дома, не закрыли загон с гусями. Почуяв безнаказанность, на птиц напали еноты. Гусиная паника соблазнила и лиса принять участие в грабеже. Он задавил пять гусей, но съел одного, остальных спрятал в лесном завале.
Вернувшись домой, хозяева стали на лыжи и последам собрали свое богатство — семнадцать мертвых и одного живого, потерявшего рассудок гуся. Убыток был небольшой («гуси пошли на консервы»), а случай всем показался столь необычным, что «дело» против грабителей решили не возбуждать — не тронули ни енотов, ни лиса…
Вот в такой атмосфере приспособился жить наш Марлок. Он в лесу нападает на все, что может осилить (это с трудом, но терпят), — то рябчика принесет и положит у двери, то зайчонка. Однажды задавил Марлок даже взрослого зайца и не нес, а волок его, упираясь, к крыльцу. И лишь когда убедился, что старанья его замечены, поживился зайчатиной.
Жить-поживать бы Марлоку в золотом месте. Да имелась у него еще одна, кроме охотничьей, страсть. Был он, как сейчас говорят, сексуальным разбойником. Кошек в крошечной деревеньке не было. И Марлок время от времени уходил промышлять в соседние лесные деревни — Косилово, Некрашево, Плосково.
По дороге к дальней деревне — семь километров, но Марлок, как истый лесной ходок, словно по компасу, двигался напрямик. Лисы были ему не страшны — прыжок на дерево, и пусть облизывается. Реальной опасностью был только филин, но на всю большую округу тут живет только пара этих искусных ловцов. Кот об этой опасности, возможно, даже не знал и изредка исчезал, возвращаясь домой лишь дней через десять — пятнадцать. Усталый и поцарапанный, он отсыпался на чердаке.Что там было у него в сопредельных пространствах, можно было только догадываться. Но однажды явились к Пажетновым ходоки с ружьями. «Сергеич, мы тебя уважаем и работу твою уважаем. Но коту надо давать укорот. Иначе его застрелим…».
Выяснилось, во время отлучек Марлок в деревнях терроризировал все кошиное общество — котам отгрызал уши, выдирал глаза, и постепенно появленье его заставляло всех котов прятаться где кто мог. Ну а кошки… кошки победителей жалуют…
И состоялся суд над Марлоком. Постановленье суда: кастрировать. И кастрировали кота, по всем правилам зоологической практики провели операцию. Все осталось при здешнем тигре — сообразительность, сила, охотничья страсть. Но совершенно, напрочь исчезли желания посещать лежащие по соседству населенные пункты.
Се ля ви! Житие незаурядного существа записал я в мае, а сегодня, поставив точку в рассказе о нем, позвонил в Бубоницы своему другу и следом за рассказом о новостях спросил:
— А что Марлок?
— Жив-здоров! К нам заехали тут знакомые. У них котенок. Так Марлок неустанно носит ему мышей. И пристрастился к рыбалке. Часами может сидеть неподвижно, наблюдать поплавки…
Фото автора. 29 августа 1997 г.
Лебединая песня
(Окно в природу)
Было раннее утро. Я плыл на лодке в тумане, ориентируясь по крику петухов в приозерной деревне. В каком-то месте я оглянулся и обомлел: прямо по курсу (почти что наехал!) чернела лодка и рядом с ней лебеди. Поняв мое удивление, из тумана вполголоса кто-то сказал: — Они тут плавают от лодки к лодке. Попрошайничают…
При солнце, возвращаясь с рыбалки, я снова увидел птиц. Теперь на синей глади воды сияли они белизной. Я повернул в их сторону, а лебеди столь же резво поплыли навстречу лодке. Я уже знал: они выпрашивают хлеб, но и рыбой тоже не брезгуют. Пока резал плотву на кусочки, птицы подплыли к лодке вплотную и, вытянув шеи, нетерпеливо шипели-«давай!». Серьезные рыбаки лебедей отгоняют, чтобы не мешали, а тут было явное покровительство, и белоснежные птицы проводили лодку до пристани, почти истребив весь мой скудный улов…
История двух лебедей-шипунов такая.
Три года назад весною, в марте, когда на смоленское Поозерье со всех сторон съезжаются рыболовы-подледники, неизвестно откуда прилетели два лебедя. Людей они не боялись. Перелетая с места на место, птицы у лунок довольно нахально выпрашивали еду, при случае запуская клювы даже в рыболовные ящики.
Так, попрошайничая, лебеди дожили до открытой воды и загнездились, выбрав для этого камышовый островок на озере Рытом. Вели птицы себя уверенно, подплывая вплотную к лодкам и решительно изгоняя с воды уток и чомг.
Когда вывелись семь пушистых птенцов, лебеди стали плавать целым семейством. Небоязливость родителей не привила осторожность птенцам. Они стали выходить на сушу и постепенно лиса ли, собака, а может, плохой человек сократили число молодых до двух. Развивались птенцы с опозданьем. Когда перед ледоставом пришла пора улетать, молодые стать на крыло еще не могли, и родители (так, видно, заведено) однажды покинули остров, улетели куда — неизвестно.
На замерзшей воде брат с сестрой оказались беспомощными, и птиц решили поймать. Зимовали они в тепле при сытной кормежке. А лед сошел, выпустили их на озеро. Вот и живут птицы уже два лета, доставляя много радости рыбакам и всем, кто тут появится на воде.