Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке

Научилась Агафья сквашивать молоко, делать творог и сушить его впрок. Сам процесс «скотоводства» доставляет ей удовольствие — нянчит козлят, водит коз кормиться, лечит. (Козел, правда, от попыток врачевать его таблетками протянул ноги.) Главная забота «в молочном животноводстве», как и везде, — корма. Сена козам надо немного, но тут, в горах, запасать его особенно трудно, к тому же летом за ограду «усадьбы» скотину не выпустишь — близко медведи. Когда вертолеты в этом краю бывали относительно часто, летчики при возможности прихватывали тюк-другой сена. Сейчас это немыслимо, и козы живут главным образом на веточных вениках. Заготавливать их на зиму-дело хлопотное, но Агафья ни разу не заикнулась даже бросить «животноводство» — молоко!

Козы, попадая в тайгу, ведут себя довольно спокойно — спустившись по лестнице из вертолета, сразу же начинают искать, где что-нибудь можно щипнуть, и Агафья, обо всем позабыв, тут же, рядом.

В мире, пишут, сейчас около 400 миллионов домашних коз. (Больше всего, кажется, в Турции — 60 миллионов!) Но при явной и большой пользе чрезмерное их количество в некоторых местах приносит немалый вред.

Козы не только съедают молодые побеги зелени, они объедают деревья, грызут землю, добираясь до корней и семян. Оголенная почва подвергается коррозии. «Там, где долго пасутся большие стада коз, леса умирают, всякая растительность исчезает с лица земли, на цветущий край наступает пустыня. Козы съедают дочиста леса Северной Африки, юга Испании, Турции, Сирии, Ливана, Палестины и других стран, где зелень из-за засух особенно уязвима. Гибель лесов, куда были допущены козы, — одна из печальных страниц в истории цивилизации.

Лет сорок назад была принята Всемирная программа борьбы с засильем коз. На Кипре, в Венесуэле и Новой Зеландии с «рогатой саранчой» боролись под лозунгом: «Даже одна-единственная коза, оставшаяся на свободе, представляет национальную опасность!» Результаты такой решительности дали нужные результаты — оголенные почвы снова зазеленели. Но в других местах козы продолжают опустынивать землю.

Нашим лесам угрожают, конечно, не козы. И тем, кому не под силу держать корову, можно посоветовать завести парочку коз. Их молоко не просто прекрасный продукт питанья, этот продукт, подобно меду, целебный.

_{Фото В. Пескова и из архива автора. 27 декабря 2002 г.}

2003

Сейчас они спят

(Окно в природу)

Слово «сурок» известно всем, и связано оно почти всегда с представленьем о сне — «спит, как сурок». Действительно, этот грызун, похожий слегка на белку, слегка на бобра, спит долго — полгода! Иначе говоря, половину жизни он спит, точнее сказать, проводит в спячке, особом состоянии, когда жизнь в организме чуть теплится. Это все происходит зимой. Прибавим сюда же обычный сон летом, и выходит, сурки мало что видят в жизни.

Но так уж распорядилась природа. Сурков на земле четырнадцать видов. Прародина их — Америка. Многие животные (как и люди) по суше, некогда соединявшей Азию и Америку, перебрались в Новый Свет, сурки же двигались в обратную сторону. Полагают, что прародитель у всех сурков общий. Обособившись в разных географических зонах и сохранив внешнее сходство (а также необходимость зимою спать), поведеньем они несколько различаются, хотя и тут немало у них одинакового — вегетарианцы, живут в норах, тепло одеты, почти всегда обитают колониями. Выделяются сурки равнинные (байбаки) и горные, живущие в особо трудных условиях, на границе альпийских лугов, куда летнее тепло приходит поздно, а зима является рано. Что делать? Спешно накопить жир и на боковую!

Лет восемь назад на Камчатке я участвовал в переселении сурков в местечко, где они когда-то водились. Зверьков, благополучно переживших зиму в неволе, на вертолете в ящиках отвезли в нужное место. Выпускали их на огороженную сетью площадку, чтобы сразу не разбежались — мы могли бы их снять и как следует разглядеть.

Сурки не метались, не суетились, ощутив некоторую свободу, они, стоя столбиком, осваивались, посвистывали, а когда сеть убрали, мгновенно попрятались меж камнями, а некоторые немедленно начали зарываться в землю.

Сурков на земле четырнадцать видов.

Сурчиная колония всегда заметна — горки земли рядом с норами и протоптанные тропинки, по которым грызуны ходят кормиться и кубарем катятся в норы, если видят опасность.

Подойти незаметным к суркам невозможно. Прекрасные слух и зрение помогают им заметить любое движенье. И кто бы ни заметил — свистит. Все сразу же настораживаются, и, если опасность нарастает, — немедленно в норы!

При играх, однако, опасность можно и проморгать, поэтому в каждой колонии есть часовой. С возвышения он наблюдает за всем, что вокруг происходит, и почти всегда первым видит опасность. Свистит он по-разному. Самый тревожный и сильный свист означает: «Орел!!!» И тут — ни размышлений, ни промедлений, все катятся в норы. Кто не успел, попадает в когтистые лапы — нежным сурчиным мясом орлы кормят птенцов и падают на колонию сверху, как метеоры. Эту неизбежную дань сурки платили орлам всегда и будут платить до окончанья веков. И волку иногда удается прищучить жирного землекопа. Зверь с ночи прячется где-нибудь рядом с колонией и ждет, когда какой-нибудь поглотитель травы утречком зазевается.

Большое искушенье отведать сурчатины испытывают молодые, неопытные медведи. Этим изловить сурка трудно, но есть силы — раскопать нору. «Перелопатив» несколько кубометров земли и не достигнув цели, медведь «нерентабельной» охотой на сурков уже не соблазняется.

Человек — главный враг обладателей теплых шуб, жира и вкусного мяса. Там, куда добираются люди, сурки исчезают. Переселенье зверьков из других мест и охрана помогают суркам выживать, но как только запрет на охоту снимают — сурки опять исчезают, ибо ничего нет проще, затаившись с ночи, разрядить ружье не в крупную, но близкую цель.

Исстари охотились на сурков и с ловушками. Причем дли охотника Юго-Восточной Сибири это был «подножный корм». Сняв с сурка шкуру и вынув внутренности, охотник клал в утробу ему раскаленные на костре камни и помещал тушку в сумку за седлом. Через пару часов он садился за сытный обед.

В сообществах сурки живут семьями. В норе рождаются два — четыре беспомощных детеныша. Месяц малыши кормятся молоком, а потом робко, под материнским надзором, выползают на травку. Знания опасностей жизни у них врожденные — начинают свистеть, как только видят что-нибудь необычное.

Через год в семье появляется еще один приплод. Подрастающих малышей старшие братья и сестры помогают родителям нянчить.

Две зимы и два лета каждый приплод живет со «стариками», затем родителей покидает.

Корм у всей братии — главным образом травы. Сурки хорошо различают их вкус и питательность — поедают в первую очередь самые аппетитные верхушки растений и всем другим травам предпочитают бобовые. Едят два раза в день — утром и на ночь, но, что называется, до отвала — примерно полкилограмма еды на брата.