Полное собрание сочинений. Том 69. Письма 1896 г.

Es geschieht da dasselbe, was beim Vegetarismus. «Der Mensch kann leben und gesund sein, ohne T"odten von Thieren f"ur seine Nahrung, folglich wirkt er dem Thierest"odten bei, falls er Fleisch isst, einzig der Lust seines Gaumens zu lieb. So zu handeln ist unsittlich». Dies ist so einfach und zweifellos, dass man nicht umhin kann, damit nicht "ubereinzustimmen. Da jedoch die Mehrzahl noch Fleisch isst, so erwiedern die Menschen, nachdem sie solche Auseinandersetzung gah"ort und begriffen, so hart lachend hierauf: «ein gates St"uck Beafsteaks ist dennoch ein pr"achtiges Ding, und ich werde es mit Vergn"ugen heute zu Mittag verzehren».

Ganz so verhalten sich jetzt Offiziere und Beamte gegen"uber der Beweisf"uhrung betreffs der Unvereinbarkeit nicht nur des Christenthums, aber auch der Humanit"at mit dem Milit"ar und Staatsdienste. «Selbstverst"andlich ist es richtig, sagt der Beamte,— dennoch aber ist es angenehm eine Uniform und Epoletten zu tragen, die einem "uberall Eingang und Achtung schaffen, und noch angenehmer ist’s unabh"angig von jeder Eventualit"at, p"unktlich und sicher jeden Ersten des Monats seinen Gehalt zu beziehen. So dass Euere Er"orterung wohl richtig ist, ich jedoch werde trachten Zulage und Pension zu bekommen». Ihre Er"orterung ist richtig, sagt der Fleischesser, aber erstens braucht der Ochse nicht eigenh"andig get"odtet [zu] werden, da er bereits get"odtet ward, und braucht man nicht selber Steuern sammeln, da solche bereits gesammelt sind, und man kann im Milit"ar dienen ohne gen"othigt zu sein eigenh"andig Menschen zu t"odten; zweitens, hat die Mehrzahl der Menschen diese Er"orterung nicht geh"ort und weiss auch nicht, dass es b"ose sei, so zu handeln. Und so kann man denn fortbestehen, ohne sich von Beafsteaks und von der so vieles Angenehme bietende Uniform, den Orden und haupts"achlich des allmonatlichen sicheren Gehaltes zu trennen. «Und was dann — das wird sich schon zeigen.»

Die ganze Sache h"alt sich darauf, dass die Menschen die Er"orterungen, welche Ihnen die Ungerechtigkeit und Schuld ihres Lebens blosstellen, nicht geh"ort haben. Und deswegen soll man nicht aufh"oren, sie zu wiederholen.

Carthago delenda est...⁴ Und Carthago wird ohne Zweifel fallen.

Ich behaupte nicht, dass der Staat und seine Macht aufh"oren wird, diese wird nicht so bald noch aufh"oren, es giebt noch gar viel rohe Elemente in den Massen, welche sie noch aufrechterhalten, — jedoch es wird die christliche St"utze des Staates vernichtet, d. h. die Gewaltaus"uber werden aufh"oren ihre Autorit"at mit der Heiligung des Christenthumes zu sch"utzen. Gewaltausf"uhrer werden Gewaltausf"uhrer heissen und nichts mehr. Und sobald solches geschehen ist, wird es ihnen unm"oglich sein sich mit dem Pseudochristenthume zu manteln, dann wird auch das Ende jeder Gewaltt"atigkeit nahe sein.

Nun so trachten wir denn dieses Ende n"aher zu bringen. Carthago delenda est. Der Staat ist Vergewaltigung, das Christenthum ist Duldsamkeit, Nichtwiederstreben, Liebe; deswegen kann der Staat nicht christlich sein, und ein Mensch, der ein Christ sein will, kann nicht dem Staate dienen. Es kann kein christlicher Staat geben. Der Christ kann dem Staate nicht dienen. Es kann kein christlicher Staat geben.... u. s. w.

Carthago delenda est.

Moskau den 5 Nov. 96.

Leo Tolstoy.

P. S. Damit Sie die "Ubersetzung verbessern k"onnen, wo sie nich gut ist, schicke ich hiermit das Russische Original.

Вы пишете, что люди никак не могут понять того, что исполнение государственной службы несовместимо с христианством.

Точно так же люди долго не могли понять, что индульгенции, инквизиция, рабство, пытки несовместимы с христианством; но пришло время, и это было понято, как придет время и будет понято — прежде несовместимость военной службы с христианством (это уже начинается), а потом и вообще службы государству.

Еще 50 лет тому назад очень мало известный, но весьма замечательный американский писатель Торо (Thoreau)¹ ясно не только выразил эту несовместимость в своей прекрасной статье² об обязанности человека не повиноваться правительству, но и на деле показал пример этого неповиновения. Он отказался платить требуемые с него подати, не желая быть пособником и участником того государства, которое узаконивало рабство; и был посажен за это в тюрьму, где и написал свою статью.

Торо отказался от уплаты податей государству. Понятно, что на том же основании не может и человек служить государству, как вы прекрасно выразились в вашем письме к министру: что вы не считаете совместимым с нравственным достоинством отдавать свой труд такому учреждению, которое служит представителем узаконенного человекоубийства и грабительства.

Торо сказал это, сколько мне кажется, первый, 50 лет тому назад. Тогда никто не обратил на этот его отказ и статью внимания, — так это показалось странным. Объяснили это эксцентричностью.³ Ваш отказ уже возбуждает толки и, как всегда при высказывании новых истин, двойное удивление: удивление о том, что человек говорит такие странные вещи; и, вслед за этим, удивление о том, как я сам давно не догадался о том самом, что высказано этим человеком, так это очевидно и несомненно.

Такие истины, как то, что христианин не может быть военным, т. е. убийцей, не может быть слугой того учреждения, которое держится насилием и убийством, — так несомненны, просты и неопровержимы, что для того, чтобы люди усвоили их, не нужно никаких ни рассуждений, ни доказательств, ни красноречия, а нужно только, не переставая, повторять их — для того, чтобы большинство людей услышало и поняло их.

Истины о том, что христианин не может быть участником убийства или служить и получать жалованье, насильно собираемое с бедных начальниками убийц, — так просты и неоспоримы, что всякии слышащии их не может не согласиться с ними; и если, услыхав их, он продолжает поступать противно этим истинам, то только потому, что он привык поступать противно им, что ему трудно переломить себя и что большинство поступает так же, как и он, так что исследование истине не лишит его уважения большинства наиболее уважаемых людей.

Происходит то же, что с вегетарианством. «Человек может быть жив и здоров, не убивая для своей пищи животных; следовательно, если он ест мясо, он содействует убийству животных только для прихоти своего вкуса. Так поступать безнравственно». Это так просто и несомненно, что не согласиться с этим нельзя. Но потому что большинство еще ест мясо, люди, услышав это рассуждение, признают его справедливым и тут же, смеясь, говорят: «а все-таки кусок хорошего бифстека — хорошая вещь, и я с удовольствием поем его нынче за обедом».

Точно так же относятся теперь офицеры и чиновники к доводам о несовместимости христианства и гуманности с военной и гражданской службой. «Да, это, разумеется, правда», скажет такой чиновник, «а все-таки приятно носить мундир, эполеты, по которым вас везде пропустят и окажут уважение, и еще приятнее, независимо от каких бы то ни было случайностей, верно и несомненно получать каждое первое число свое жалование. Так что рассуждение ваше справедливо, а я все-таки постараюсь получить прибавку жалования и пенсию». Рассуждение признается несомненным; но, во-первых, убить быка для бифстека приходится не самому, а он уже убит; и подати собирать и убивать приходится не самому, а подати уже собраны и войско есть; а во-вторых, большинство людей еще не слыхали этого рассуждения и не знают, что нехорошо так поступать. И потому можно еще не отказываться от вкусного бифстека и от дающего так много приятного мундира, орденов и, главное, ежемесячного верного жалования. А потом видно будет».

Всё дело держится только на том, что люди не слыхали рассуждения, показывающего им несправедливость и преступность их жизни. И потому надо не уставать повторять «Carthago delenda est»,⁴ и Carthago непременно разрушится.

Я не говорю, что разрушится государство и его власть, — оно еще не скоро распадется, еще слишком много в толпе грубых элементов, поддерживающих его, — но уничтожится христианская опора государства, т. е. перестанут насильники поддерживать свои авторитет святостью христианства. Насильники будут насильники и больше ничего. И когда это будет, — когда им нельзя уже будет прикрываться мнимым христианством, — тогда и конец всякого насилия будет близок.