Полное собрание сочинений. Том 8. Мир за нашим окном

Ужасный ветер. Пытаюсь что-то записывать. Но рука почему-то не держит карандаш. Кисти рябин возле домов, где жили эсэсовцы лагеря, кажутся мне сейчас сгустками крови.

Бухенвальд… При других обстоятельствах слово имело бы даже и поэтический смысл. Бухенвальд — буковый лес. Но каким страшным символом на земле сделалось это слово!

* * *

Перед отъездом из Москвы я ходил на лыжах. Тут же, на юго-западе ГДР, — не только нет снега, но вовсю еще идет уборка свеклы и капусты. Аккуратности немца помогает еще и природа, лишний месяц для уборки полей — великое дело!

Много лошадей на полях и дорогах. Крестьянин, с которым заговорил: «С полтонной груза зачем гнать машину? Лошадь нужна в хозяйстве».

Далеко в стороне от всех туристских дорог есть в ГДР деревенька Рентендорф. Я давно знал о ее существовании, и вот теперь после долгих расспросов и блужданий по саксонским дорогам въехали в деревеньку. Чем она знаменита? Тут родился, тут работал, сюда возвращался после больших путешествий Альфред Брем. Для меня всегда было тайной: как это можно было одному человеку рассказать о всех животных и птицах, какие есть на земле? Десять толстых томов. Наверное, Брем жил в каком-то особенном мире?

Нет! Все обычное. В окошко дома мы видим деревенскую улицу, гору, покрытую лесом, коровий выгон…

Много раз по дороге я видел на желтых одинаковой формы дощечках силуэт ушастой совы.

Оказалось — это знак заповедности. Участок леса, живописное озеро, роща, древние скалы, старое дерево… Каждый немец хорошо знает: «Сова» — значит, это особенно строго надо беречь. В ГДР около шестисот заповедных объектов природы.

* * *

Был дождливый, пасмурный день, и, наверное, по этой причине Дрезден напомнил мне Ленинград. Дворцы, Эльба, похожая на Неву.

Музеи. Картинная галерея… И так же, как Ленинград, Дрезден хорошо знает, что значит война. Авиация американцев и англичан почти до конца войны не трогала город, и потом в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года 750 самолетов сделали город грудой развалин. В одну ночь погибло тридцать пять тысяч людей. До сих пор еще стоят дворцы с пустыми глазницами окон.

Сейчас Дрезден много и хорошо строит. Мне с гордостью показали застроенный, чем-то напоминающий Новый Арбат в Москве, центр Дрездена. Много выдумки, вкуса и немецкой добротности. Несколько наиболее драматических развалин решено оставить как памятники.

* * *

Залы Дрезденской галереи. Такое чувство, что я уже был тут когда-то. «Спящая Венера», «Вирсавия», «Шоколадница». Я помню, Москва стояла в длинных очередях, чтобы увидеть картины перед отправкой их в Дрезден…

Наш солдат в галерее. Молоденький, веснушчатый, сапоги ярко начищены, гимнастерка отглажена, и сам он весь как будто отглажен для «увольнительной». Ужасно стесняется и не знает, куда идти. Услышав мой разговор с переводчиком, обрадовался: «Как тут пройти… ну к этой, к Мадонне?» Мы показали, как пройти к «Сикстинской мадонне». Солдат смешно, почти на носках своих тяжелых сапог, пошел к портрету знаменитой итальянки с младенцем.

Я подошел к нему еще раз: «Смелее, солдат. Держись с достоинством. Наши с тобою отцы спасали эту Мадонну».

* * *

Возвращение в Берлин. По пути на пару часов заезжаем в местечко Бастай. Над плавной лентой реки, над лоскутками лесов и лугов — причудливой красоты скалы. Красота такая, что крикни от радости, и эхо начало бы бросать твой крик от одной поросшей лесом скалы к другой.

Но, постояв полминуты, чувствуешь: молчание — лучший способ оставить в памяти это утро. Бог явно понимал толк в туризме, уронив в полста километрах от Дрездена эту жемчужину. И люди оценили подарок. Жемчужина уже много лет оправлена в кружева каменных и железных мостков, построены лестницы и площадки.

Турист с любой точки может глянуть на скалы. Но альпинисты лезут наверх своей дорогой.

Малыш, глядя на альпиниста: «Мама, а что, дядя — дурак? Есть же лестница…»

Я попросил знакомых газетчиков: назовите двух популярных людей в Берлине. Газетчики подумали и сказали: капитан Вернер Баар и директор зоопарка доктор Датте.

Беседа в полицейском управлении с капитаном Бааром. Много лет капитан разряжает в Берлине неразорвавшиеся снаряды, гранаты и бомбы. Большого роста, спокойный и очень застенчивый человек. Не знает, куда на столе деть руки.

— Сколько же бомб вы держали в этих руках?

— Одних только английских восемьсот двадцать девять…

— По-прежнему много работы?

— Да. Берлин — строится. Где ни копни — бомба…

— Говорят, как артиста кино, вас узнают люди на улицах.

— Это телевидение виновато.

— А строили телебашню, нашли что-нибудь?

— Да, была там «куколка» весом в полтонны…

С доктором Датте я говорил два часа в его кабинете, потом мы встретились в зоопарке. Этот энергичный, умный, обаятельный человек сумел каждого из берлинцев сделать участником строительства зоопарка. Зоопарк получился великолепным. Три дня я подробно знакомился с этим лучшим из всех зоопарков мира и попытаюсь особо о нем рассказать. Что касается доктора Датте, то он успевает вести работу ученого, руководит сложным хозяйством парка и большим штатом сотрудников, занят в Берлине большой общественной работой, объездил весь мир, ведет одну из самых популярных программ телевидения… Я улыбаюсь:

— Вас узнают в метро и на улицах?

В ответ тоже улыбка:

— Заблуждение. Я ведь езжу в машине.

Служитель парка: «Доктора Датте знают не только люди в лицо, но даже и звери. Рабочий день доктор начинает непременно с обхода всего зоопарка».

* * *

Героическими усилиями редактор молодежной газеты «Юнге вельт» Хорст Пенерт добыл для меня билет в знаменитую берлинскую «Комическую оперу». Это так же трудно, как добывать билеты в московский Большой театр.

«Сказки Гофмана». Оформлен спектакль прекрасно. Сыгран он, кажется, тоже великолепно. Зал то и дело взрывался рукоплесканием и смехом. Я делил внимание между сценой и залом — понял из спектакля ровно столько, сколько и должен понять человек, не знающий языка.

Прекрасная деталь. Вызывали артистов. Они выходили и кланялись. Потом так же, как и артисты, вышли в комбинезонах и в стоптанных сапогах рабочие сцены и тоже поклонились.

Буря восторга. Умно и ненавязчиво сказано: успех спектаклю создавали не только актеры.

* * *

Видел охоту с ловчими птицами. Охотник — сокол. Жертва — черная утка. Снят колпачок с головы, и сокол в мгновение ока сбивает в воздухе утку. В лапах с добычей он пытается улететь. Но бубенец на ноге птицы подсказал охотнику направление. Добыча у сокола отнята.

Он, кажется, даже охотно обменял ее на завяленный кусок мяса. Много любопытнейших тонкостей в этой древней охоте.

* * *

Дом на берлинской окраине, где поставили последнюю точку войне. Знакомый по множеству фотографий зал. Вот тут сидели союзники, тут за столом, сбоку — Кейтель. Весь дом сейчас представляет собою музей штурма Берлина. Тысячи экспонатов. Дольше всего мы стояли у необычной карты Берлина. Удивительная карта! Ее сделали в 45-м, готовясь к штурму. На карте — макет каждого берлинского дома. Видны улицы, перекрестки, площади, переулки. Вот рейхстаг, Бранденбургские ворота… Кажется, видишь город с очень большой высоты. Сколько кропотливой работы проделала наша разведка, летчики и топографы, чтобы соорудить эту размером с жилую комнату копию города. И сколько человеческих жизней спасла эта карта, помогавшая знать очень точно, как идет штурм…