Полное собрание стихотворений

Много есть прелестей в ней, я ожидаю тебя!

Наша любовь оживит все радости юной природы,

В воспоминаньи, в мечтах, в страстном сжимании рук

Мы не услышим с тобой порывистых свистов метели!

В холод согреешься ты в жарких объятьях моих

И поцелуем тоску от несчастного друга отгонишь,

Мрачную, с белым лицом, с думою тихой в очах,

Скрытых развитыми кудрями, впалых глубоко под брови, -

Спутницу жизни моей, страсти несчастливой дочь».

Между 1814 и 1817

К АМУРУ (Из Генсера)

Еще в начале мая

Тебе, Амур жестокий!

Я жертвенник поставил

В домашнем огороде

И розами и миртом

Обвил его, украсил.

Не каждое ли утро

С тех пор венок душистый

Носил тебе, как жертву?

А было все напрасно!

Уж сыплются метели

По обнаженным ветвям, -

Она ж ко мне сурова,

Как и в начале мая.

Между 1814 и 1817

ДОСАДА

Как песенка моя понравилась Лилете

Она ее — ну целовать!

Эх, други! тут бы ей сказать:

«Лилета, поцелуй весь песенник в поэте!»

Между 1814 и 1817

ЦЕФИЗ (Идилия)

(И. А. Б….ому)

Мы еще молоды, Лидий! вкруг шеи кудри виются;

Рдеют, как яблоко, щеки, и свежие губы алеют

В быстрые дни молодых поцелуев. Но скоро ль, не скоро ль,

Все ж мы, пастух, состар’еемся; все ж подурнеем, а Дафна,

Эта шалунья, насмешница, вдруг подрастет и, как роза,

Вешним утром расцветшая, нас ослепит красотою.

Поздно тогда к ней ласкаться, поздно и тщетно. Вертушка

Вряд поцелует седых — и, локтем подругу толкая,

Скажет с насмешкою: «Взглянь, вот бабушкин милый любовник!

Как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!

Голос его соловьиный, а взор его прямо орлиный!»

— Смейся, — мы скажем ей, — смейся! И мы насмехались, бывало!

Здесь проходчиво все — одна непроходчива дружба!

«Здравствуй, здравствуй, Филинт! Давно мы с тобой не видались!

Век не забуду я дня, который тебя возвратил мне,

Мой добродетельный старец! Милый друг, твои кудри

Старость не скупо осыпала снегом! Приди же к Цефизу;

Здесь отдохни под прохладою теней: тебя oжидают

Сочный в саду виноград и плодами румяная груша!»

Так Цефиз говорил с младенчества милому другу,

Старца обнял, затвор отшатнул и ввел его в садик.

С груши одной Филинт плоды вкушал и хвалил их,

И Цефиз ему весело молвил: «Приятель, отныне

Дерево это твое; а я от холодной метели

Буду прилежно его укутывать теплой соломой:

Пусть оно для тебя и цветет и плодом богатеет!»

Но — не Филинту оно и цвело, и плодом богатело:

В ту же осень он умер. Цефиз молил жизнедавца

Так же мирно уснуть, хоть и бедным, но добрым. Под грушей

Старца он схоронил и холм увенчал кипарисом.

Часто слыхал он, когда простирала луна от деревьев

Влажные, долгие тени, священное листьев шептанье;

Часто из гроба таинственный глас исходил — казалось,

Был благодарности глас он. И небо давало Цефизу

Много с тех пор и груш благовонных, и гроздий прозрачных.

Между 1814 и 1817

ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Други, други! радость

нам дана судьбой,

Пейте жизни сладость

Полною струей.

Прочь от нас печали,

Прочь толпа забот!

Юных увенчали

Бахус и Эрот.

Пусть трещат морозы,

Ветр свистит в окно,

Нам напомнят розы

С Мозеля вино.

Нас любовь лелеет,

Нас в младые дни,

Как весна согреет

Поцелуй любви.

Между 1814 и 1817

К ФАНТАЗИИ

Сопутница моя златая,

Сестра крылатых снов,

Ты, свежесть в нектар изливая,

На пиршестве богов,

с их древних чел свеваешь думы,

Лишаешь радость крыл.

Склонился к чаше Зевс угрюмый

И громы позабыл.

Ты предпочла меня, пиита,

Толпе других детей!

Соломой хижина покрыта,

Приют семьи моей,

Тобой, богиня, претворялась

В очарова’нный храм,

И у младенца разливалась

Улыбка по устам.

Ты, мотыльковыми крылами

Порхая перед ним -

То меж душистыми цветами,

То над ручьем златым, -

Его манила вверх утеса

С гранита на гранит,

Где в бездну с мрачного навеса

Седой поток шумит.

Мечтами грудь его вздымала,

И, свитые кольцом,

С чела открытого сдувала

Ты кудри ветерком.

Пусть гул катился отдаленный,

Дождь в листья ударял, -

Тобой, богиня, осененный

Младенец засыпал.

Огни ночные, блеск зарницы,

Падающей льдины гром

Его пушистые ресницы,

Отягощенны сном,

К восторгам новым открывали

И к трепетам святым,

И в мраке свода ужасали

Видением ночным.

Заря сидящего пиита

Встречала на скалах,

Цветами вешними увита

И с лирою в руках.

Тобой, богиня, вдохновленный,

С вершин горы седой

Свирели вторил отдаленной

Я песнию простой:

«Что ты, пастушка, приуныла?

Не пляшешь, не поешь?

К коленям руки опустила,

Идешь и не поешь?