Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Полное собрание стихотворений
Шрифт:

10

Да, обличай блудню их еретическую...А на Москву приехал —Государь, бояра – все мне рады:Как ангела приветствуют.Государь меня к руке поставил:«Здорово, протопоп, живешь?Еще-де свидеться Бог повелел».А я, супротив руку ему поцеловавши:«Жив, говорю, Господь, жива душа моя.А впредь, что Бог прикажет».Он же, миленькой, вздохнул, да и пошел,Где надобе ему.В подворье на Кремле велел меня поставитьДа проходя сам кланялся низенько:«Благослови меня-де, и помолись о мне».И шапку в иную пору – мурманку, – снимаючи,Уронит с головы.А все бояра – челом мне да челом.Как мне царя того, бояр тех не жалеть?Звали всё, чтоб в вере соединился с ними.Да видят – не хочу, – так Государь велелУговорить меня, чтоб я молчал.Так я его потешил —Царь есть от Бога учинен и до меня добренек.Пожаловал мне десять рублев,Царица тоже,А Федор Ртищев – дружище наше старое —Тот шестьдесят рублевВелел мне в шапку положить.Всяк тащит да несет.У Федосьи Прокофьевны МорозовойИ днюю и ночую —Понеже дочь моя духовная.Да к Ртищеву хожуС отступниками спорить.

11

К Ртищеву ходил с отступниками спорить.Вернулся раз домой зело печален,Понеже много шумел в тот день.А в доме у меня случилось неустройство:Протопопица моя с вдовою домочадицей ФетиньейПовздорила.А я пришед обеих бил и оскорбил гораздо.Тут бес вздивьял в Филиппе.Филипп был бешеной – к стене прикован:Жесток в нем бес сидел,Да вовсе кроток стал молитвами моими,А тут вдруг зачал цепь ломать —На всех домашних ужас нападе.Меня
не слушает, да как ухватит —
И стал як паучину меня терзать,А сам кричит:«Попал мне в руки!»Молитву говорю – не пользует молитва.Так горько стало: бес надо мною волю взял.Вижу – грешен: пусть бьет меня.Маленько полежал и с совестью собрался.Восстав, жену сыскал и земно кланялся:«Прости меня, Настасья Марковна!»Посем с Фетиньей такоже простился,На землю лег и каждому велелМеня бить плетью по спинеПо окаянной.А человек там было двадцать.Жена и дети – все плачучи стегали.А я ко всякому удару по молитве.Когда же все отбили —Бес, увидев ту неминучую беду,Вон из Филиппа вышел.А в тонцем сне возвещено мне было:«По стольком по страданьи угаснуть хочешь?Блюдися от меня – не то растерзан будешь».Сам вижу: церковное ничто не успевает,И паки заворчал,Да написал Царю посланьице,Чтоб он Святую Церковь от ереси оборонил.

12

Посланьице Царю, чтоб он Святую ЦерковьОт ереси оборонил:«Царь-Государь, наш свет!Твой богомолец в Даурех мученойБьет тебе челом.Во многих живучи смертях,Из многих заключений восставши, как из гроба,Я чаял дома тишину найти,А вижу церковь смущенну паче прежнего.Угасли древние лампады,Замутился Рим, и пал Царьград,Лутари, Гусяти и КолвинцыТело Церкви честное раздирали,В Галлии – земле вечерней,В граде во Парисе,В училище СоборномБлазнились прелестью, что зрит на круг небесный,Достигши разумом небесной твердиИ звездные теченья разумея.Только Русь, облистанная светомБлагости, цвела как вертоград,Паче мудрости любя простыню.Как на небе грозди светлых звездПо лицу Руси сияли храмы,Города стояли на мощах,Да Москва пылала светом веры.А нынче вижу: ересь на Москву пришла —Нарядна – в царской багрянице ездит,Из чаши потчует;И царство Римское и Польское,И многие другие реши упоилаДа и на Русь приехала.Церковь – православна,А догматы церковны – от Никона еретика.Многие его боятся – Никона,Да, на Бога уповая, – я не боюсь его,Понеже мерзок он пред Богом – Никон.Задумал адов пес:«Арсен, печатай книги – как-нибудь,Да только не по-старому».Так су и сделал.Ты ж простотой души своейОт внутреннего волка книги приял,Их чая православными.Никонианский дух – Антихристов есть дух!Как до нас положено отцами —Так лежи оно во век веков!Горе нам! Едина точкаСмущает богословию,Единой буквой ересь вводится.Не токмо лишь святые книги изменили,Но вещи и пословицы, обычаи и ризы:Исуса бо глаголят Иисусом,Николу Чудотворца – Николаем,Спасов образ пишут:Лице – одутловато,Уста – червонные, власы – кудрявы,Брюхат и толст, как немчин учинен —Только сабли при бедре не писано.Еще злохитрый ДьяволИз бездны вывел – мнихи:Имеющие образ любодейный,Подклейки женские и клобуки рогаты;Расчешут волосы, чтоб бабы их любили,По титькам препояшутся, что женка брюхатаяРебенка в брюхе не извредить бы;А в брюхе у него не меньше ребенка бабьегоНакладено еды той:Мигдальных ягод, ренскова,И романей, и водок, процеженных вином.Не челобитьем тебе реку,Не похвалой глаголю,А истину несу:Некому тебе ведь извещать,Как строится твоя держава.Вем, яко скорбно от докуки нашей,Тебе, о Государь!Да нам не сладко,Когда ломают ребра, кнутьем мучат,Да жгут огнем, да голодом томят.Ведаю я разум твой:Умеешь говорить ты языками многими.Да что в том прибыли?Ведь ты, Михайлович, русак – не грек.Вздохни-ка ты по-старому – по-русски:«Господи, помилуй мя грешного!»А «Кирие-элейсон» ты оставь.Возьми-ка ты никониан, латынников, жидовДа пережги их – псов паршивых,А нас природных – своих-то, распусти —И будет хорошо.Царь христианской, миленькой ты наш!»

13

Царь христианской миленькой-то нашСтал на меня с тех пор кручиновати.Не любо им, что начал говорить,А любо, коль молчу.Да мне так не сошлось.А власти, что козлы, – все пырскать стали.Был от Царя мне выговор:«Поедь-де в ссылку снова».Учали вновь возитьПо тюрьмам да по монастырям.А сами просят:«Долго ль мучать нас тебе?Соединись-ка с нами, Аввакумушка!»А я их – зверей пестрообразных – обличаю,Да вере истинной народ учу.Опять в Москву свезли, —В соборном храме стригли:Обгрызли, что собаки, и бороду обрезали,Да бросили в тюрьму.Потом приволоклиНа суд Вселенских Патриархов.И наши тут же – сидят, что лисы.Говорят: «Упрям ты:Вся-де Палестина, и Серби, и Албансы, и Волохи,И Римляне, и Ляхи, – все крестятся тремя персты».А я им:«Учители вселенстии!Рим давно упал, и Ляхи с ним погибли.У вас же православие пестроС насилия турецкого.Впредь сами к нам учиться приезжайте!»Тут наши все завыли, что волчата, —Бить бросились...И Патриархи с ними:Великое Антихристово войско!А я им:«Убивши человека,Как литоргисать будете?»Они и сели.Я ж отошел к дверям да на бок повалился:Вы посидите, а я, мол, полежу.Они смеются:Дурак-де протопоп – не почитает Патриархов.А я их словами Апостола:«Мы ведь – уроды Христа ради:Вы славны, мы – бесчестны,Вы сильны, мы же – немощны».

14

Вы – сильны, мы же – немощны.Боярыню Морозову с сестрой —Княгиней Урусовой – детей моих духовныхРазорили и в Боровске в темницу закопали.Ту с мужем развели, у этой сына уморили.Федосья Прокофьевна, боярыня, увы!Твой сын плотской, а мой духовный,Как злак посечен:Уж некого тебе погладить по головке,Ни четками в науку постегать,Ни посмотреть, как на лошадке ездит.Да ты не больно кручинься-то:Христос добро изволил,Мы сами-то не вем, как доберемся,А они на небе у Христа ликовствуютС Федором – с удавленным моим.Федор-то – юродивый покойник —Пять лет в одной рубахе на морозеИ гол и бос ходил.Как из Сибири ехал – ко мне пришел.Псалтырь печатей новых был у него —Не знал о новизнах.А как сказал ему – в печь бросил книгу.У Федора зело был подвиг крепок:Весь день юродствует, а ночью на молитве.В Москве, как вместе жили, —Неможется, лежу, – а он стыдит:«Долго ль лежать тебе? И как сорома нет?Встань, миленькой!»Вытащит, посадит, прикажет молитвы говорить,А сам-то бьет поклоны за меня.То-то был мне друг сердечный!Хорош и Афанасьюшка – другой мой сын духовный,Да в подвиге маленько покороче.Отступники его на углях испекли:Что сладок хлеб принесся Пречистой Троице!Ивана – князя Хованского – избили батогамиИ, как Исаию, огнем сожгли.Двоих родных сынов – Ивана и Прокофья —Повесить приказали;Они ж не догадалисьВенцов победных ухватить,Сплошали – повинились.Так вместе с матерью их в землю закопали:Вот вам – без смерти смерть.У Лазаря священника отсекли руку,А она-то отсечена и лежа на землеСама сложила пальцы двуперстием.Чудно сие:Бездушная одушевленных обличает.У схимника – у старца ЕпифанияЯзык отрезали.Ему ж Пречистая в уста вложила новый:Бог – старый чудотворец —Допустит пострадать и паки исцелит.И прочих наших на Москве пекли и жарили.Чудно! Огнем, кнутом да виселицейВеру желают утвердить.Которые учили так – не знаю,А мой Христос не так велел учить.Выпросил у Бога светлую Россию сатана —Да очервленит юКровью мученической.Добро ты, Дьявол, выдумал —И нам то любо:Ради Христа страданьем пострадати.

15

Ради Христа страданьем пострадатиМне не судил еще Господь:Царица стояла за меня – от казни отпросила.Так, братию казня, меня ж не тронув,Сослали в ПустозерьеИ в срубе там под землю закопали:Как есть мертвец —Живой похороненной.И было на Страстной со мною чудо:Распространился мой языкИ был зело велик,И зубы тоже,Потом
стал весь широк —
По всей земле под небесем пространен,А после небо, землю и тварей всехГосподь в меня вместил.Не диво ли: в темницу заключен,А мне Господь и небо и землю покорил?Есмь мал и наг,А более вселенной.Есмь кал и грязь,А сам горю, как солнце.Э, милые, да если б Богу угодно былоДушу у каждого разоблачить от пепела,Так вся земля растаяла б,Что воск, в единую минуту.Задумали добро:Двенадцать летЗакопанным в земле меня держали;Думали – погасну,А я молитвами да бденьями свечуНа весь крещеный мир.От света земного заперли,Да свет небесный замкнуть не догадались.
Двенадцать лет не видел я ни солнца,Ни неба синего, ни снега, ни деревьев, —А вывели казнить —Смотрю, дивлюсь:Черно и пепельно, сине, красно и бело,И красоты тойУм человеческий вместить не может!Построен сруб – соломою накладен:Корабль мой огненный —На родину мне ехать.Как стал ногой —Почуял: вот отчалю!И ждать не стал —Сам подпалил свечой.Святая Троица! Христос мой миленькой!Обратно к Вам в Иерусалим небесный!Родясь – погас,Да снова разгорелся!

19 мая 1918

Коктебель

V. Личины

Красногвардеец

(1917)

Скакать на красном парадеС кокардой на головеВ расплавленном Петрограде,В революционной Москве.В бреду и в хмельном азартеОтдаться лихой игре,Стоять за Родзянку в марте,За большевиков в октябре.Толпиться по коридорамТаврического дворца,Не видя буржуйным спорамНи выхода, ни конца.Оборотиться к собранью,Рукою поправить ус,Хлестнуть площадною бранью,На ухо заломив картуз.И, показавшись толковым, —Ввиду особых заслугБыть посланным с МуравьевымДля пропаганды на юг.Идти запущенным садом.Щупать замок штыком.Высаживать дверь прикладом.Толпою врываться в дом.У бочек выломав днища,В подвал выпускать вино,Потом подпалить горищеДа выбить плечом окно.В Раздельной, под Красным РогомГромить поместья и прочьВ степях по грязным дорогамСкакать в осеннюю ночь.Забравши весь хлеб, о «свободах»Размазывать мужикам.Искать лошадей в комодахДа пушек по коробкам.Палить из пулеметов:Кто? С кем? Да не всё ль равно?Петлюра, Григорьев, Котов,Таранов или Махно...Слоняться буйной оравой.Стать всем своим невтерпеж.И умереть под канавойРасстрелянным за грабеж.

16 июня 1919

Коктебель

Матрос

(1918)

Широколиц, скуласт, угрюм,Голос осиплый, тяжкодум,В кармане – браунинг и напилок,Взгляд мутный, злой, как у дворняг,Фуражка с лентою «Варяг»,Сдвинутая на затылок.Татуированный драконПод синей форменной рубашкой,Браслеты, в перстне кабошон,И красный бант с алмазной пряжкой.При Керенском, как прочий флот,Он был правительству оплот,И Баткин был его оратор,Его герой – Колчак. Когда жВесь черноморский экипажСорвал приезжий агитатор,Он стал большевиком, и самНа мушку брал да ставил к стенке,Топил, устраивал застенки,Ходил к кавказским берегамС «Пронзительным» и с «Фидониси»,Ругал царя, грозил Алисе;Входя на миноноске в порт,Кидал небрежно через борт:«Ну как? Буржуи ваши живы?»Устроить был всегда непрочьВарфоломеевскую ночь,Громил дома, ища поживы,Грабил награбленное, пил,Швыряя керенки без счета,И вместе с Саблиным топилПоследние остатки флота.Так целый год прошел в бреду.Теперь, вернувшись в Севастополь,Он носит красную звездуИ, глядя вдаль на пыльный тополь,На Инкерманский известняк,На мертвый флот, на красный флаг,На илистые водорослиСудов, лежащих на боку,Угрюмо цедит земляку:«Возьмем Париж... весь мир... а послеПередадимся Колчаку».

14 июня 1919

Коктебель

Большевик

(1918)

Памяти Барсова

Зверь зверем. С крученкой во рту.За поясом два пистолета.Был председателем «Совета»,А раньше грузчиком в порту.Когда матросы предлагалиУстроить к завтрашнему днюБуржуев общую резнюИ в город пушки направляли, —Всем обращавшимся к немуОн заявлял спокойно волю:– «Буржуй здесь мой, и никомуЧужим их резать не позволю».Гроза прошла на этот раз:В нем было чувство человечье —Как стадо он буржуев пас:Хранил, но стриг руно овечье.Когда же вражеская ратьСдавила юг в германских кольцах,Он убежал. Потом опятьВернулся в Крым при добровольцах.Был арестован. Целый годСидел в тюрьме без обвиненьяИ наскоро «внесен в расход»За два часа до отступленья.

25 августа 1919

Коктебель

Феодосия

(1918)

Сей древний град – богоспасаем(Ему же имя «Богом дан») —В те дни был социальным раем.Из дальних черноморских странСолдаты навезли товаруИ бойко продавали тутОрехи – сто рублей за пуд,Турчанок – пятьдесят за пару —На том же рынке, где рабовСлавянских продавал татарин.Наш мир культурой не состарен,И торг рабами вечно нов.Хмельные от лихой свободыВ те дни спасались здесь народы:Затравленные пароходыВрывались в порт, тушили свет,Толкались в пристань, швартовались,Спускали сходни, разгружалисьИ шли захватывать «Совет».Мелькали бурки и халаты,И пулеметы и штыки,Румынские большевикиИ трапезундские солдаты,«Семерки», «Тройки», «Румчерод»,И «Центрослух», и «Центрофлот»,Толпы одесских анархистов,И анархистов-коммунистов,И анархистов-террористов:Специалистов из громил.В те дни понятья так смешались,Что Господа буржуй молил,Чтобы у власти продержалисьОстатки большевицких сил.В те дни пришел сюда посольствомТурецкий крейсер, и СоветС широким русским хлебосольствомДал политический банкет.Сменял оратора оратор.Красноречивый агитаторПриветствовал, как брата брат,Турецкий пролетариат,И каждый с пафосом трибунаСвой тост эффектно заключал:– «Итак: да здравствует КоммунаИ Третий Интернационал!»Оратор клал на стол окурок...Тогда вставал почтенный турок —В мундире, в феске, в орденах —И отвечал в таких словах:– «Я вижу...слышу...помнить стану...И обо всем, что видел, – самС отменным чувством передамЕго Величеству – Султану».

24 августа 1919

Коктебель

Буржуй

(1919)

Буржуя не было, но в нем была потребность:Для революции необходим капиталист,Чтоб одолеть его во имя пролетариата.Его слепили наскоро: из лавочников, из купцов,Помещиков, кадет и акушерок.Его смешали с кровью офицеров,Прожгли, сплавили в застенках Чрезвычаек,Гражданская война дохнула в его уста...Тогда он сам поверил в свое существованьеИ начал быть.Но бытие его сомнительно и призрачно,Душа же негативна.Из человечьих чувств ему доступны три:Страх, жадность, ненависть.Он воплощался на бегуМеж Киевом, Одессой и Ростовом.Сюда бежал он под защиту добровольцев,Чья армия возникла лишь затем,Чтоб защищать его.Он ускользнул от всех ее наборов —Зато стал сам героем, как они.Из всех военных качеств он усвоилСебе одно: спасаться от врагов.И сделался жесток и беспощаден.Он не может без гнева видетьПредателей, что не бежали за границуИ, чтоб спасти какие-то лоскутьяПогибшей родины,Пошли к большевикам на службу:«Тем хуже, что они предотвращалиУбийства и спасали ценности культуры:Они им помешали себя ославить до конца,И жаль, что их самих еще не расстреляли».Так мыслит каждый сознательный буржуй.А те из них, что любят русское искусство,Прибавляют, что, взяв Москву, они повесят самиМаксима ГорькогоИ расстреляют Блока.
Поделиться с друзьями: