Полное собрание стихотворений

С веселою, насмешливой улыбкой?

Как в этой нови, горестной и зыбкой,

Ты можешь жить, и мысля, и дыша?

Твои глаза, в которых скорбь и смех,

Твои уста с язвительным рисунком

Так близки мне и серебристым стрункам

Моей души, закутанная в мех.

О, странная! О, грустная! в тебе

Влекущее есть что-то. Осиянна

Ты лирикой души благоуханной,

О лилия в вакхической алчбе!

1918 – XII

ПАМЯТИ Н. И. КУЛЬБИНА

Подвал, куда “богемцы” на ночь

Съезжались, пьяный был подвал.

В нем милый Николай Иваныч

Художественно ночевал.

А это значит – спич за спичем

И об искусстве пламный спор.

Насмешка над мещанством бычьим

И над кретинами топор.

Новатор в живописи, доктор.

И Дон-Жуан, и генерал.

А сколько шло к нему дорог-то!

Кто, только кто его не знал!

В его улыбке миловзорца

Торжествовала простота.

Глаза сияли, как озерца

В саду у Господа-Христа.

Среди завистливого, злого

Мирка, теплел он, как рубин.

Да, он в хорошем смысле слова

Был человеком – наш Кульбин!

1918 – V

СУДЬБА ТАСИ

Наш век – чудо-ребенка эра

И всяких чуд. Был вундеркинд

И дирижер Вилли Ферреро,

Кудрявый, точно гиацинт.

Девятилетний капельмейстер

Имел поклонниц, как большой,

И тайно грезил о невесте

Своею взрослою душой.

Однажды восьмилетке Тасе

Мать разрешила ехать с ней -

На симфоническом Парнасе

Смотреть на чудо из детей.

В очарованьи от оркестра,

Ведомого его рукой,

В антракте мальчику-маэстро

Малютка принесла левкой.

Хотя чело его увили

Цветы, – их нес к нему весь зал, -

Все ж в знак признательности Вилли

В лоб девочку поцеловал.

О, в этом поцелуе – жало,

А в жале – яд, а в яде – тлен…

Блаженно Тася задрожала,

Познало сердце нежный плен.

Уехал Вилли. Стало жутко.

Прошло три года. Вдалеке

Ее он помнил ли? Малютка

Скончалась в муке и тоске.

l918 – V

ЛОСОСЬЯ ИДИЛЛИЯ

Там, где растет на берегу осина

И вкривь, и вкось,

Вплыла из моря в речку лососина,

За ней – лосось.

И стала выкрапчатая лососька

Метать икру.

На душегубке слышен шепот: “Фроська,

Оставь игру.

Не шевелись. Ах, лучше б ты осталась

На берегу.

Зря к делу на ночное затесалась…

Дай острогу”.

И дедушка, дрожащею, но верной

Сухой рукой

Взмахнул, слегка прицелился примерно

И – острогой!

От восхищенья закричала Фроська:

“Поди, небось,

Ты пала, икрометная лососька!”

Но пал лосось.

КОНДИТЕРСКАЯ ДОЧЬ

Германский лейтенант с кондитерскою дочкой

Приходит на лужок устраивать пикник.

И саркастически пчела янтарной точкой

Над ним взвивается, как злой его двойник.

Они любуются постельною лужайкой,

Тем, что под травкою, и около, и под.

И – френч ли юнкерский затейливою байкой

Иль страсть заводская – его вгоняет в пот.

Так в полдень млеющий на млеющей поляне

Млеть собирается кондитерская дочь…

Как сочь июльская, полна она желаний:

В ее глазах, губах, во всей – сплошная сочь…

Вот страсть насыщена, и аккуратно вытер

Отроманировавший немец пыль и влажь…

А у кондитерской встречает их кондитер

С открытой гордостью – как связи их бандаж.

1918 – XI

В РОЛИ РИКШИ

Пятнадцать верст на саночках норвежских

Я вез тебя равниной снеговой,

На небе видя зубров беловежских,

Из облаков содеянных мечтой.

Пятнадцать верст от Тойлы и до Сомпе,

В дороге раза два передохнув,

Я вез тебя, и вспоминал о помпе,

С какой поил вином меня Гурзуф…

Пятнадцать верст, уподобляясь рикше,

Через поля и лес тебя я вез…

Но, к лошадиной роли не привыкши,

Прошу мне дать обед, а не овес…

КВИНТИНА V

Когда поэт-миллионер,

При всем богатстве, – скряга,

Он, очевидно, духом сер.

Портянки, лапти и сермяга -

Нутро. Снаружи – эксцессер.

О, пошехонский эксцессер,

Офрачена твоя сермяга!

О нищенский миллионер,

Твой алый цвет промозгло-сер!

Ты даже в ощущеньях скряга!

Противен мот. Противен скряга,

Тем более – миллионер,

Кому отцовская сермяга

Стеснительна: ведь эксцессер

Фрак любит – черен он иль сер…

Вообразите: фрак – и сер…

Тогда рутинствуй, эксцессер!

Тогда крути беспутно, скряга!

Тогда бедуй, миллионер!

Стань фраком, серая сермяга!

Компрометирует сермяга

Того лишь, кто душою сер.

Отвратен горе-эксцессер,-

По существу – скопец и скряга,

По кошельку – миллионер.

ЛЭ II

Алексею Масаинову

В Японии, у гейши Ойя-Сан,

Цветут в саду такие анемоны,

Что друг ее, испанский капитан,

Ей предсказал “карьеру” Дездемоны.

Не мудрено: их пьяный аромат

Всех соблазнит, и, ревностью объят,

Наш капитан ее повергнет в стоны.

Наш капитан ее повергнет в стоны,

Когда микадо, позабыв свой сан,

Придет к японке предлагать ей троны, -

За исключением своей, – всех стран…