Полное собрание стихотворений

Дней прежних не дадут отдохновенья

И горького не усладят питья.

С оливой мира смерть, а не с косою.

Так! в небе не смутит его земное,

Он землю отбывал без бытия…

1926

12. БРЮСОВ

Его воспламенял призывный клич,

Кто б ни кричал – новатор или Батый…

Не медля честолюбец суховатый,

Приемля бунт, спешил его постичь.

Взносился грозный над рутиной бич

В руке самоуверенно зажатой,

Оплачивал новинку щедрой платой

По-европейски скроенный москвич.

Родясь дельцом и стать сумев поэтом,

Как часто голос свой срывал фальцетом,

В ненасытимой страсти все губя!

Всю жизнь мечтая о себе, чугунном,

Готовый песни петь грядущих гуннам,

Не пощадил он – прежде всех – себя…

1926

13. ПОЛЬ БУРЖЕ

Как должного ему я не воздам,

Как я пройду своей душою мимо

Того, кем нежно, бережно хранима

Благая сущность девствуюших дам?

Сквернит мужская черствость часто храм

Душ, на земле взыскавших серафима,

Есть тонкий аромат в удушье дыма

Так называемых “мещанских” драм.

Как будто обыватель без души?…

И как его ты, критик, ни круши,

Блажен, в душе найти сумевший душу.

И если, кончив том, вздохнешь: “Уже?…”

Я думаю, я правды не нарушу,

Признав твой возглас честью для Бурже!

1925

14. БУНИН

В его стихах – веселая капель,

Откосы гор, блестящие слюдою,

И спетая березой молодою

Песнь солнышку. И вешних вод купель.

Прозрачен стих, как северный апрель.

То он бежит проточною водою,

То теплится студеною звездою,

В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель.

Уют усадеб в пору листопада.

Благая одиночества отрада.

Ружье. Собака. Серая Ока.

Душа и воздух скованы в кристалле.

Камин. Вино. Перо из мягкой стали.

По отчужденной женщине тоска.

1925

15. БЕЛЫЙ

В пути поэзии, – как бог, простой

И романтичный снова в очень близком,-

Он высится не то что обелиском,

А рядовой коломенской верстой.

В заумной глубине своей пустой -

Он в сплине философии английском,

Дивящий якобы цветущим риском,

По существу, бесплодный сухостой…

Безумствующий умник ли он или

Глупец, что даже умничать не в силе -

Вопрос, где нерассеянная мгла.

Но куклу заводную в амбразуре

Не оживит ни золото лазури,

Ни переплеск пенснэйного стекла…

1926

16. ВЕРБИЦКАЯ

К ней свысока относится Парнас,

Ее поставив вне литературы:

Ах, Искренность! твоей фюрирутуры

Хрусталинки на крыльях – бред для нас…

Парнасу вторит Критика: “Она

Способна развратить, всмотритесь в туры

Ее идей…” И вот для креатуры

Читательской она, как грех, нужна…

Но несмотря на все ее бессилье

(Верней – благодаря ему!), обилье

Поклонников – печалящий симптом:

Находит в-ней охотник за бациллой

Разврата то, роднящее с гориллой,

Чего она не вкладывала в том…

1926

17. ВЕРДИ

Поют на маскированном балу

Сердца красавиц, склонные к измене.

А преданный сердцам певучий гений

Подслушивает их, таясь в углу.

О сквозь столетья розовую мглу,

Впитав исполненную наслаждений

Песнь их сердец, пред нами будит тени

Мелодий, превратившихся в золу…

Пусть эта песнь в огне своем истлела!

Ренато, Риголетто и Отелло,

Эрнани, Амонасро и Фальстаф,

Перепылав, все растворилось в тверди,

Взнесенные в нее крылами Верди,

Нас и золою греть не перестав.

1926

18. ВЕРЛЕН

Абсент, питавший грубость апаша,

В нем ласковые пробуждал оттенки.

Телесные изничтожала стенки

Полетом опьяненная душа.

Он, глубь души вином опустоша,

Уподоблял себя демимонддэнке,

Кого врач Ужас выбрал в пациентки,

И умерщвлял с улыбкой, не спеша.

Он веет музыкальною вуалью,

Он грезит идеальною печалью,

В нем бирюзового тумана плен.

В утонченностях непереводимый,

Ни в чем глубинный, в чуждости родимый.

Ни в ком неповторимый Поль Верлен.

1926

19. ЖЮЛЬ ВЕРН

Он предсказал подводные суда

И корабли, плывушие в эфире.

Он фантастичней всех фантастов в мире

И потому – вне нашего суда.

У грез беспроволочны провода,

Здесь интуиция доступна лире,

И это так, как дважды два – четыре,

Как всех стихий прекраснее – вода.

Цветок, пронизанный сияньем светов,

Для юношества он и для поэтов,

Крылатых друг и ползающих враг.

Он выше ваших дрязг, вражды и партий.

Его мечты на всей всемирной карте

Оставили свой животворный знак.

1927

20. ВИСНАПУ

В нем есть протест, простор и глубина,

И солнце в колыбель ему запало:

В цветок огнистый ночи под Купала

Поверил он, в чьем имени – весна.

Он умудрен, – и песнь его грустна:

Мерцанье в ней печального опала.

Ах, буря не одна его трепала!

Он молчалив. Душа его ясна.

Он, патриотом будучи, вселенен,

Трудолюбив, но склонен к бодрой лени

Благочестивых северных полей.

Вот он идет по саду, поливая

Возделанный свой сад, а полевая