Полный годичный круг кратких поучений. Том III (июль - сентябрь)

Мы утомили бы себя и слушателей исчислением подобных разительных примеров всеблагой и премудрой попечительности Божией о людях.

б) Рассуждая же о том, как велик и дорог человек в очах Божиих, о котором Господь так помышляет, святитель Тихон Задонский пишет: «Господи! Что есть человек, яко помниши его? или сын человечь, яко посещаеши его (Пс. 143, 3)? Воистину дивное создание Божие человек! Дивный и промысл Божий о нем: создан не так, как прочие твари, создан особливым советом Святой Троицы: сотворим человека (Быт. 1, 26), и создан по образу Божию и по подобию человек (Быт. 1, 27). Все вещи созданные суть свидетельства всемогущества, благости и премудрости Божией; но человек, кроме того, образ Божий в себе носит. Воистину краснейшая доброта, любезное благолепие, высочайшее достоинство, честнейшее благородие! Нижайший Бога, но высший всех видимых созданий – человек».

«Образом Божиим почтен человек. Прекрасно небо, солнце, луна и звезды, и все создание Божие, но прекраснее их человек, яко по образу Божию созданную доброту в себе носит. Рассуждай и размышляй, коль славен Бог, несозданная и присносущная доброта. Господи Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и велелепоту облекся еси, одеяйся светом яко ризою» (Пс. 103, 1, 2).

«Отсюда несколько познаешь, – учит святитель Тихон Задонский, – сколь прекрасна душа человеческая, по образу Божию созданная. Образ бо должен быть подобен первообразному. Небо и земля с исполнением своим служат и работают человеку. Но когда пал и погиб человек: чудным и непостижимым образом восставлен и взыскан он. Сам Бог, что всякий разум и удивление превосходит, Сам Бог ради человека в многобедный мир сей пришел, и в человека вообразился; пожил на земле, трудился, болезновал, страдал и умер святейшею Своею Плотью за человека. Не послал ни ангела, ни ходатая, но Сам пришел взыскати и спасти погибшаго (Лк. 19, 10). Так человек, милостивый, человеколюбивый и чудный о себе промысл Божий дознавши, какой еще милости не сподобляется от Бога! Был осквернен, опорочен, грешен, беззаконен, сын гнева; но омывается, оправдывается именем Господа нашего (1 Кор. 6, 11), делается духовным членом пренебесной главы – Иисуса Христа, причащается таинственно животворящего Тела и божественной Крови Его; удостояется быть жилищем Божиим и храмом Святаго Духа; сподобляется иметь общение со Отцем и Сыном Его Иисусом Христом, быть чадом Божиим верой о Христе Иисусе, наследником Богу, сонаследником Иисусу Христу. Читай апостольские послания, и увидишь, что все это и прочее приписует Дух Святый человеку – истинному христианину. Чего еще недостает человеку? Так великой милости, человеколюбия, чести и блаженства сподоблен от Бога человек!»

Вот что есть человек и как он честен у Бога! О! Когда бы помнил и ценил сие человек, и так бы почитал Бога, как он почтен от Бога.

Но что будет в будущей жизни человеку, по неложному обещанию Божию! Какое добро, какое блаженство, какая честь, какая слава! Как река, непрестанно потечет умом непостижимое и языком неизреченное вечное его блаженство. Око не виде, и ухо не слышаша и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Воссияют люди Божии, яко солнце, во Царствии Отца небесного; будут как ангелы; будут как бози втории; будут царие и господие; будут царствовати во веки веков. За все сие да будет слава Отцу и Сыну и Святому Духу, так возвеличившему род наш!

«Видишь блаженство человеческое, – обращается с увещанием к христианину святитель Тихон. – Но знай твердо, возлюбленный, что все сие блаженство погубляет человек, когда Богу неблагодарен показуется, и беззаконнует; и бывает нижайшим и беднейшим всякие твари. Итак, берегись греха, как ядовитого змия, да не лишит тебя христианского блаженства, и вринет в беднейшее состояние». (Из творений святителя Тихона Задонского, т. XIV, изд. 1825 г., с. 214–218).

III. Зная, как трогательно печется о человеке Господь и как он дорог в очах Божиих, поревнуем, возлюбленные братия, о том, чтобы исполнением воли Божией и хождением во всех путях заповедей Господних быть хотя несколько достойными столь великой любви Божией к нам. (Прот. Г. Дьяченко).

Поучение 2-е. Преподобный Харитон Исповедник (Почему путь в Царствие Небесное, указываемый Еваниелием, узок?)

I. В день преп. ныне прославляемого в церковных песнопениях и чтениях Харитона, достигшего Царствия Небесного узким путем сначала страдания за Иисуса Христа при императоре Аврелиане и затем делами любви к Богу и ближним и строгим подвижничеством в основанных им монастырях, уместно, братия мои возлюбленные, побеседовать с вами о том, почему путь в Царствие Небесное, указываемый Евангелием, должен быть тесным и узким, т. е. трудным и скорбным.

II. Путь в Царствие Небесное узок:

а) ибо он не дает прохода нашим страстям и нашим порокам.

Евангельский путь вам кажется слишком узким? Вы хотите его расширить? Каким образом? Всякий желает, чтобы дали волю любимым склонностям: один – его честолюбию, другой – его стяжательности, третий – его преступным привязанностям, четвертый – его злопамятству и злорадству, а все вместе – их тайному идолопоклонству. Ничто не раздражает вас более евангельского заявления, что самоотречение без оговорок есть единственное разумное служение Богу христианскому.

Попытаемся же расширить путь, и пусть исполнится ваше желание. Создадим нравственное учение вам по сердцу. Вы теперь им удовлетворены. Но кто поручится мне, что вы будете им удовлетворены и завтра? Кто скажет мне, что ваши страсти, все более и более выходящие из пределов и ничем не удовлетворяющиеся, не потребуют от Евангелия новых уступок? И если, именно, вы сумеете положить им предел, то кто уверит меня, что другие сумеют остановиться, подобно вам, и не приступят, во имя широты, к разрушению остальных преград, еще противостоящих их прихотям? Нет более узкости, – скажут хором все страсти и вожделения! Дайте нам широкий путь! Прочь религиозные предрассудки, эту пустую добросовестность боязливых душ и все эти цепи, слишком долго нас обременявшие! Для нас наслажденье, для нас настоящий час со всеми его радостями, для нас, – чтобы омочить наши запекшиеся губы, – чаша удовольствий, из которой счастливцы без нас уже утолили свою жажду! И в ужасном хаосе всех этих вожделений, без сомнения, останется победа на стороне самого дикого самолюбия, самого животного эгоизма. Вот последнее слово человеческой широты! Итак, остается выбирать или широкий путь порочных страстей, приводящий к аду, или узкую дорогу святости. вводящую в рай.

б) Сделаем еще шаг далее. Путь Евангелия узок потому, что он – путь смирения.

Я показал, что он не мог дать прохода нашим страстям и нашим порокам; теперь же я утверждаю, что он закрыт для гордости, даже честной и великодушной. Смиряться, искренно сознавать свое недостоинство перед Святым Богом, слагая с себя свои добродетели и заслуги, и, таким образом, принимать спасение, как дар, составляет единственно приличное для нас положение. Но как оно прискорбно для естественного человека! По этой-то именно причине Евангелие является слишком узким для современных людей. Насколько охотнее заплатили бы они за свое спасение самыми блестящими жертвами, если б это спасение было делом их рук, если б этим они могли умилостивить небо! Милость, т. е. совершенное прощение! Милость, без которой Евангелие было бы более непреклонным, чем закон синайский! Сколько возбуждает она сопротивления! И, между тем, это единственный путь, по которому существа падшие могут войти в общение со святым Богом. Итак, разве Бог сделал этот путь узким? Судите сами. Вот посреди ночи дом, объятый пламенем. Повсюду быстро разливается огонь. Раздаются крики тревоги, потому что там, внутри, находится спящий среди этого огня, который скоро его поглотит. Он пробуждается, он бросает вокруг себя испуганные взгляды. Перед ним один только выход остается свободным, правда узкий, но достаточный для бегства из опасности. Что же он делает? Жадной, лихорадочной рукой он схватывает все, что может схватить из своего имущества. Нагруженный своими вещами, сгибаясь под их тяжестью, он подходит к узкой двери, которая отказывается пропустить его. «Ко мне! – кричит он. – На помощь! Дверь слишком узка». Бедный безумец! Брось там свои пожитки, которые будут стоить тебя жизни, освободись от того, что препятствует тебе бежать от опасности, и пожертвуй всем. Твое спасение может быть куплено только такою жертвою. Вы поняли меня, братия. Обрушивающийся дом – это наша жизнь; пожирающее его пламя – это суд святого Бога; открытая дверь – это прощение; а сокровища, готовые вас погубить – это те достоинства, добродетели, заслуги, который вы хотите сохранить во что бы то ни стало. Да, дверь к небу слишком узка для праведных собственной праведностью, и этим-то именно Евангелие и возбуждает в них такое отвращение и раздражение. О! Бред человеческой гордости есть нечто смущающее. В то время, когда мы слышим, что и самые святые люди, каких только знал мир, содрогаются при мысли о своем недостоинстве и взывают о милости; в то время, когда мы недоумеваем над смятением даже праведных душ, нам нужно сделать над собой некоторое усилие, чтобы представить следующее зрелище. Вот люди, добродетельная жизнь коих есть пред лицом Божиим целая ткань незримых проступков и неблагодарности; вот люди, имеющие, подобно вам и мне, в своей жизни скрытые страницы, которых они не желали бы дать прочесть ни одному человеческому взгляду. Предположим, что они отталкивают помилование, как нечто слишком для них унизительное, и негодуют на то, что им предлагают прощение. Они говорят о своих добродетелях, о своих добрых делах, не думая, что уже одна их гордость уничтожает всю заслугу их добрых дел пред вечным правосудием, соединяющимся с понятием о возмездии. Так идут они навстречу смерти, помышляя только о справедливости, и это пред лицом креста, предлагающего им милосердие и прощение. Они отходят требовать своего законного места в обществе святых, в этом беспорочном и неприступном свете, где живет Господь. Они идут и не знают, что единый взгляд праведного Судии, осветив страшным светом глубину их тайной жизни, был бы достаточен, чтобы их осудить. О! Будем благодарить Бога, братия, если Он рассеет наше ослепление и смутит нашу плотскую уверенность.

Итак, пока спасение нам открыто, примем его, как милость, и поспешим, как из пожара, к узкому пути, потому что он один ведет к жизни.

в) Наконец, мы утверждаем, что путь Евангелия узок потому, что он путь любви.

Мы знаем, что такая мысль может показаться странной. Мы не привыкли слышать, чтобы понятие узкости соединялось с понятием любви. Напротив, ничего не приходится слышать чаще в настоящее время, как рассуждения о религии любви, в которой должны отныне смириться все вероисповедания, разделявшие до сих пор людей. Говорят: «ведь Бог есть любовь»; что же, в сущности, за дело Ему до наших заблуждений и слабостей? Чем могут действия существ преходящих нарушать ясное спокойствие всемирного Существа? Откройте же заблудшим созданиям бесконечное Милосердие! Зачем смущать их преходящие радости? Зачем отравлять их удовольствия? Человек так слаб, а жизнь так коротка!» Так говорят они, и даже на сомнительных своих страницах воспевают они любовь Божию. Да, из нечистых уст раздаются нечистые прославления любви Божией. Но ведь это святилище, куда без трепета они не должны были бы проникать, его святая святых ныне превратилось в проходное здание, где каждый дерзко хочет занять место и укрыть свои мысли, свое неверие, свои пороки, даже свое богохульство.

Знаете ли, что скрывается под этими мыслями? Кроме гнусного кощунства в них есть отвратительная смесь эгоизма и гордости. «Бог есть любовь, – говорят они, – итак мы свободны, свободны мыслить, действовать и любить по-своему. Небо открыто нам всем!» – Вот чего нельзя пропустить без опровержения.

Без сомнения, все христианство может быть сведено к одному понятию милосердия и любви. Но какая бездна между любовью, как ее понимает мир, и любовью, как ее излагает Евангелие! Да, любовь к Богу есть сама религия, но что такое эта любовь к Богу и самый Виновник всякого бытия и жизни? Это святой Бог, очи Которого слишком чисты, чтобы спокойно видеть зло, Бог, перед Которым даже ангелы закрывают свои лица. Это Бог ревнивый: Ему довлеет нераздельно царствовать над сердцами, чуждыми всякого кумира и всякого подобия. Следовательно, любовь, которую Он обращает к нам, свята и ревнива, как Он Сам. Таким образом и любовь, которую мы должны чувствовать к Нему, должна быть такова же. Она узка в том смысле, что она исключает все, что с нею несовместимо. Она ищет Бога: следовательно, она не может быть равнодушною ко всему, что касается Бога. Все, что оскорбляет Бога, оскорбляет и ее; всякое поношение Бога есть поношение ее самой. Христианская любовь влечет с собою явную ненависть ко всему, что ей противно, по прекрасному изречению псалмопевца: «Все вы, любящие Вечного, ненавидите зло». Далекая от того, чтобы оправдывать равнодушие, любовь питает отвращение к равнодушно, и если пред лицом грешников она является бесконечным милосердием, то пред лицом греха она – непреклонная святость.

Что же? Вы думаете, что всесвятой Бог Евангелия Иисуса Христа требует от нас меньшего, чем то, чего люди требуют друг от друга? И кто, в самом деле, имеет право на наше сердце, если не Тот, Кто его создал? Из этих сокровищ глубокой нежности, из этих непреодолимых порывов, из этой горячей жажды сочувствия, из этой потребности восхищаться кем-то, поклоняться кому-то, из этой энергии человеческого сердца неужели мы ничего не принесем только Богу, вложившему все это в нас? Думаю, что вы и сами перестали бы веровать в такого бога, который у вас потребовал бы менее самоотречения, чем вашей жизни и вашего сердца. Тем именно узок путь Евангелия, что вступивший на него имеет отныне только одну цель: служение Богу в любви. Вот что вас пугает, о братия мои! Эта исключительная любовь вас отталкивает: посвятить свою жизнь Богу, все любить через Него и для Него, терять душу свою для Него, как говорит Евангелие – это слишком узкая дорога для сердца, влюбленного в самого себя. Между тем нужно выбирать: или широкий путь себялюбия, где спасают душу свою, чтобы потерять ее, или же узкий путь любви, на котором теряют душу свою для Бога, чтобы спасти ее.