Полный карман песка

Внутри все сжимается, и, повернувшись к источнику раздражающего звука, я спорю с собой, ответить или притвориться, что я уже в кровати. Наконец, на цыпочках иду к двери; прижимаюсь к ней ухом, чтобы понять, если мой полночный гость уйдет. Я слышу едва различимый царапающий звук, будто грубая ладонь трется о дерево между нами.

– Иден, - произносит хриплый голос.

Не знаю, ждал ли он, что я услышу его. Может, и нет. Может, он знает, что не должен здесь находиться, и сожалеет, что пришел.

Или, может, сегодня он трезв. Может быть, это тот самый Коул, которого, я думала, что знаю.

– Пожалуйста, не спи, - в его просьбе слышится тихое отчаяние. Словно удар кулаком, оно пронзает дверь насквозь и проникает в меня.
– Мне нужно с тобой поговорить.

Мне не стоит даже раздумывать над тем, чтобы открыть дверь. Я должна списать его, как безнадежный случай, и продолжать жить своей жизнью. Снова стать такой, как до встречи с ним. Но часть меня хочет, чтобы он все исправил, все прояснил. Чтобы сказал мне, что я ошибаюсь. Что он ошибается. Пообещал, что никогда больше так не сделает.

Нечто внутри меня сильно этого хочет. Очень, очень сильно.

И это нечто заставляет замолчать все другие голоса, побуждая мою руку потянуться к замку.

Я отпираю дверь, слегка приоткрываю ее, - всего лишь настолько, чтобы увидеть, как Коул отдергивает руку прочь. Вот что за звуки я слышала. Его глаза находят мои, и даже в темноте я могу разглядеть в них бездну эмоций. Сейчас на них нет брони. Они не скрывают от меня его мыслей. Именно сейчас они открыты.

Он открыт.

И потому я позволяю ему войти.

Я отступаю назад, и он проскальзывает мимо меня, но не двигается дальше. Закрываю дверь, скрещиваю руки на груди, и мы стоим, глядя друг на друга.

– Я знаю, уже поздно, но я хотел с тобой поговорить. Наедине.

– Ну, я здесь. Говори.
– Мой голос полон горечи.

Коул проводит руками по волосам, отводя светлые пряди, что спускаются до плеч, прочь от лица. Густая щетина тенью лежит на его щеках. Он выглядит изможденным, взъерошенным. Словно бы не спал с тех пор, как я видела его в последний раз. Может, так оно и есть.

«Это просто честно», - по-детски мстительно думаю я; я-то ведь спала не больше.

Внезапно, будто что-то поняв, он опускает руки. Знакомая складка вновь портит его гладкие брови.

– Здесь холодно.

– Везде холодно.

Повернув голову, он смотрит через плечо в гостиную.

– Нет огня.

– Нет.

Я не добавляю: «Еще бы!», хотя язвительные слова вертятся на языке. Полагаю, причина моего неумеренного раздражения в том, что я слишком рада его присутствию, счастлива, что он трезв, что вернулся тот самый Коул, пробудивший нежные чувства. Мне не стоит этого чувствовать. Должно быть, я сошла с ума. Хотя нет. Определенно, нет. Это не сумасшествие; наверное, я просто успокоилась, потому что он вернулся. Потому что его чувства ко мне достаточно сильны, чтобы сожалеть о произошедшем.

– Можно?
– спрашивает он, указывая на пустой камин.

– У меня нет дерева.

– Я сейчас вернусь.

Он выходит в холодную ночь, и на секунду я жалею, что не сказала ему «нет». Что не удержала его, позволила вновь выйти в эту дверь. Я начинаю ненавидеть, когда он уходит. Все эти вещи… этот дом… сама жизнь становится лучше, когда он рядом.

И это чистое безумие.

Через пять минут Коул возвращается с охапкой дров - пара больших поленьев, несколько маленьких.

– Небольшой запас из дома через улицу, - объясняет он, направляясь в гостиную. Он кладет свою ношу перед камином и ловко разводит огонь. Всего через несколько минут пламя начинает весело потрескивать.

– Должно быть, часто приходилось заниматься подобным, - вскользь замечаю я, уютно устраиваясь на краю дивана ближе к огню. Я чувствую, что напряжение понемногу отпускает меня.

Коул пожимает плечами.

– Раз или два.

Изгиб его губ искушает взгляд, словно шоколад. Одновременно сладкий и очень сексуальный. Как и сам Коул.

Глядя на пламя, он поднимается на ноги, снимает куртку, бросает ее на стул. Однако сам не садится; просто возвращается к огню, так пристально глядя в пламя, словно он может видеть в нем будущее. Или, может, прошлое?

Он не слишком близко. Но и этого достаточно. Все мое существо реагирует на него. Удовольствие, возбуждение, удовлетворение и любопытство в равной мере наполняют

мою кровь.

Мерцание огня лишь подчеркивает черты его лица - квадратный подбородок, прямой нос, высокие скулы, сильный лоб. Он великолепен. И это никогда не изменится.

– Мне было семнадцать, когда я встретил Брук. Ей - пятнадцать. Всего лишь дети. Глупые дети, - начинает он, и голос его мягко заполняет тишину.
– Я получил футбольную стипендию в колледже Техаса. На этом, вероятно, наши отношения должны были закончиться, но она не сдавалась, приезжая навещать меня по выходным. Думаю, она не хотела разрыва, потому что я был ее «легендарным парнем из колледжа». Я же просто был парнем. С возлюбленной в старшей школе и кучей девочек из колледжа одновременно, и чтобы никто ничего не знал. Фактически, так и было. Пока она не забеременела.
– На мгновение он умолкает, и лишь треск горящих поленьев нарушает тишину.
– Я женился на ней. Потому что так поступают хорошие парни из Техаса. Поначалу все шло неплохо. Она поддерживала меня с учебой. Я выпустился через три года. Тренеры помогли мне, когда я сказал, что хочу участвовать в отборе. Я вышел в следующий тур. Для меня это была мечта, ставшая явью.
– Его голос звучит задумчиво.
– Поэтому мы упаковали вещи и переехали сюда, в Новую Англию, чтобы я мог профессионально играть в футбол. Нашли прекрасный домик - идеальное место, чтобы растить нашу маленькую девочку. Ее звали Черити.
– Его голос ломается, когда он произносит это вслух.

Ком эмоций подкатывает у меня к горлу. Я знаю, что за этим последует. Неважно, насколько прекрасна и идеальна была его жизнь. Мечта закончилась трагедией.

– Она была самым прелестным существом на свете. Эмми так на нее похожа, что это ранит. Черные волосы, большие зеленые глаза и прелестный маленький ротик. Как лук Купидона, - при воспоминании об этом губы Коула трогает легкая улыбка. Всего лишь на пару секунд. Вскоре уголки их снова опускаются.
– Пока не начались футбольные тренировки, я проводил с ней каждую свободную минуту, но потом мне пришлось работать. В конечном счете, ведь вся моя жизнь вращалась вокруг игры. Однако никто не предупредил, что стоит быть осторожным; что этот мир может превратиться в западню. Море внимания. Вечеринки и празднества. Фанаты и поклонники. А я был слишком молод, чтобы знать. Да и чтобы просто беречься.

Так тяжело. Воздух так переполнен страхом, что, кажется, его можно резать ножом.

– В течение недели я тренировался, но в выходные этот мир полностью менялся. Выпивка, вечеринки, частные самолеты. Но я же был со своей командой, так что это считалось работой. Сплочением команды. По крайней мере, так я говорил себе. Все это привело к тому, что я редко видел свою семью. Я чувствовал вину. Безмерную вину. Вот почему я начал привозить сюда Брук и Черити. Несколько дней мы играли в семью, строили замки из песка, готовили бургеры. Этого хватало на какое-то время. Пока чувство вины не возвращалось снова.
– Он замолкает, и снова легкая улыбка на краткий миг мелькает на его губах. Как прежде.
– Однако, все это было мило; на самом деле мило. Мы с Брук уживались. А Черити… я никогда не мог даже мечтать о чем-то более чудесном. Часами мы оставались на пляже. Строили замки из песка. Она их любила. И прежде чем мы уходили, она набивала мой карман песком. Каждый раз. Она говорила, что так мы можем захватить с собой кусочек счастья.

Я закрываю глаза. Эмоции переполняют меня. Теперь все обретает смысл. И мое бедное сердце чувствует, что может разорваться.

Когда я вновь открываю глаза, чтобы взглянуть на Коула, то вижу, что его веки опущены. Словно так он ограждает себя от боли, от воспоминаний. Или, может, вновь переживает те счастливые времена. Которые закончились так плохо.

Я встаю, замирая всего лишь на биение сердца, прежде, чем шагнуть к нему, словно притягиваемая непреодолимой силой. Силой по имени Коул. Он же продолжает свой рассказ, будто я и не двигалась вовсе, будто он сам затерялся в прошлом.