Полный нокаут

Его зеленые радужки темнеют, а пальцы так крепко сжимают стойку, что белеют.

— Правильно, придурок. Возможно, ты забыл о своих амбициях, но я нет. Я помню, каким человеком ты был. Тебе тоже нужно начать вспоминать, потому что как только я закончу сражаться с Доном, то хочу покончить и с этой пустой жизнью.

Его брови хмурятся, на лице появляется острый взгляд.

— Если ты хочешь быть на ринге, если хочешь почувствовать проволоку клетки и быть среди кричащей толпы, тогда делай это, потому что я больше не хочу. Я осуществил свою мечту и ненавижу это. — Я поворачиваюсь к Оливии и с облегчением вижу ее в черных спортивных штанах и майке. — Надень свои кроссовки. Мы собираемся на пробежку.

Ее сонные зеленые глаза расширяются.

— Пробежка? Сейчас?

Прежде чем я отвечаю, она уходит из комнаты, и я оглядываюсь на Джексона.

— Тебе нужно проснуться и решить, чего ты хочешь. — На этот раз мой голос звучит тише, когда я говорю, и Джексон отказывается смотреть на меня. — Ты счастлив с Селеной. Таким счастливым я тебя не видел долгое время. Значит это что-нибудь для тебя или нет, я не знаю, но прекрати это, если ты планируешь только тратить ее время. Селена может быть занозой в моей заднице, она может мне не нравиться, но Оливии нравится, и этого достаточно, чтобы я знал, что в глубине души она хорошая девушка и заслуживает лучшего, чем ты.

Я вылетаю из кухни и иду по коридору. Оливия ждет у двери, ее глаза теперь широко раскрыты, в них настороженность, а брови озабоченно изогнуты, но я не собираюсь углубляться в то, что произошло на кухне. В этой истории слишком много всего. Чтобы она могла понять, ей нужно узнать все об Амелии. К сожалению, Джексон — единственный, кто действительно знает эту историю.

— Значит завтрак на одного? — кричит нам вслед Джексон, и я хлопаю дверью.

***

Когда я возвращаюсь с Оливией в наши апартаменты, они пусты. На кухне чисто, а Джексона нигде не видно. В груди я чувствую то, что ощущаю не очень часто. Стыд. Мне стыдно за то, что я наехал на него, а потом ушел, но ему нужно было это услышать. Пока мы с О бегали, мы не разговаривали. Она позволила мне самостоятельно обдумать все, что произошло этим утром. Ровное дыхание, сорвавшееся с ее губ, было той поддержкой, в которой я нуждался.

— Увидимся позже, — кричит Оливия, поднимаясь по лестнице и направляясь в душ. — Повеселись.

Я закрываю дверь и иду по коридору. Засовываю руки в карманы своей черной толстовки и втягиваю плечи, наклоняя голову. Крошечная старушка в двух метрах от меня привлекает мое внимание, и я смотрю на нее из-под капюшона. Ее глаза буравят меня осуждающим взглядом, и когда прохожу мимо по пути к лифту, то улыбаюсь и киваю ей. Она отворачивается гораздо быстрее, чем я ожидал от человека ее возраста, и поспешно убирает свою карточку-ключ. Ее дверь открывается, и она бросается внутрь комнаты. Я выгибаю бровь, глядя на закрытую дверь. Для пожилой леди, которая остановилась в Вегасе, старушка слишком склонна к осуждению. Вряд ли она знала (или хотела знать), что я из тех парней, которые помогли бы ей перейти улицу или донести сумки, если бы те оказались слишком тяжелыми. Я смеюсь себе под нос.

Мелочи очень важны.

***

Я выхожу на освещенную и отполированную от заднего ряда до самой клетки арену. Если есть что-то, чего мне будет не хватать, так это ощущения всего этого. Волнения, которое вызывает во мне моя работа. В глубине живота закручивается водоворот дурных предчувствий, и это заставляет меня вернуться к своему решению бросить… Сногсшибательный секс делает это с мужчиной, ну, знаете, портит его мозг.

Действительно ли я хочу бросить? Могу ли существовать без своей страсти? Могу ли функционировать без этого? Вопросы накапливаются в глубине моего сознания — все те, что вы можете задать мне.

— Великолепна, не так ли? — спрашивает Дэррил, широко улыбаясь открытому пространству перед нами. Его голос вырывает меня из мыслей, к счастью, отвлекая от вопросов, которые заполняют мой череп и вот-вот вывалятся из моих ушей. Я иду на арену. И что более важно — к клетке. Ее толстая черная проволока посылает тепло по моему телу, и я представляю идеальную фарфоровую кожу Оливии на ее фоне.

Я киваю, кладя руки на бедра.

— Да.

Приятно быть с Дэррилом. Я нечасто его видел. Во всяком случае вне тренировок. Его жена приехала в Вегас погостить на несколько недель, и они отлично проводили время. Либо это, либо он избегает меня, потому что в последнее время мы не очень ладим.

— Я слышал о произошедшем в клубе прошлой ночью. Это по всему интернету. И даже в газетах.

Засунув руки в карманы, я спускаюсь по лестнице, медленно пробираясь к массивной клетке в центре комнаты.

— Да, ну, это было настоящее зрелище. Ему повезло, что я не надрал ему задницу прямо там.

Дэррил фыркает.

— Тебе не нужно было этого делать. Оливия сделала это за тебя.

Я улыбаюсь и даже не пытаюсь это скрыть. Дэррил останавливается и прислоняется к пластиковому стулу, который стоит около лестницы. Я позволяю своим глазам блуждать по арене, прежде чем взглядом вернуться к нему.

— Сделай мне одолжение и избегай газет в течение следующих нескольких дней. Тебе не понравятся их истории.

Конечно, они нашли способ сделать вчерашнюю ночь самой большой проблемой в Вегасе.

— Что там написано?

— По чьим-то словам, Оливия спит и с тобой, и с Доном.

Мои кулаки сжимаются, и я коротко смеюсь.

— Держу пари, Дону это понравилось.

— Уверен, и он собирается использовать это, чтобы глубже проникнуть в твою голову. Тебе нужно быть более осторожным, Сет, — говорит он, складывая руки на груди. — Он может забрать у тебя все.

Я усмехаюсь.

— Он может попытаться.

Дэррил качает головой, проводя рукой по лицу.

— Я не часто читаю тебе лекции, но очень важно, чтобы ты выслушал то, что я собираюсь сказать.

Я делаю шаг назад и прислоняюсь к пластиковому стулу напротив него, давая Дэррилу возможность высказать свое мнение.

— Мэтт Сомерс знает, что делает. Он давно в игре и точно в курсе, что приносит деньги. В этой индустрии есть три вещи, которые помогают продавать билеты: секс, соперничество и поединки врагов. Как думаешь, кто распространяет эти истории? Он знает, что ты терпеть не можешь Дона, знает, что Дон хочет трахнуть твою жену, а еще знает, что Дону достаточно одного взгляда в твою сторону, чтобы тебе захотелось его убить.

— Так что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Мне нужно, чтобы ты научился уходить. Мне нужно, чтобы ты научился терпеть придурков и не давал этой компании информацию, необходимую, чтобы зарабатывать на тебе деньги.

— Как? Как мне помешать Дону и Мэтту залезть мне в голову?

— Во-первых, ты бросишь это дерьмо с повадками альфа-самца. Мозг Дона работает как у ребенка. Если скажешь ему «нет», то он только сильнее этого захочет. Во-вторых, и это самое главное, ты усердно тренируешься, ешь, спишь и хорошо живешь. — Он делает паузу и моргает, глядя на меня, убеждаясь, что я все понимаю. — И ты сидишь дома.

Я в задумчивости провожу зубами по нижней губе. Когда я остаюсь дома, мне снятся сны. Сны о Доне и моем отце. Когда выхожу на улицу, то изматываю себя до тех пор, пока не становлюсь слишком уставшим, чтобы мне снились любые сны. Я предпочитаю это.

— Не могу оставаться дома. Я занят.

На лице Дэррила появляется разочарование.

— Чем? Единственное, что тебе нужно сделать — это подготовиться к своему следующему бою.

Справедливо.

— А Оливия? Ты думаешь, что я заставлю ее остаться дома?